— Ах-ха-ха-ха! — вместо ответа расхохотался тот… и ошметки облика «джентльмена» осыпались с него, как сухая шелуха. Тварь рывками вздымалась вверх, точно раскладывающаяся антенна. Разошлись в стороны широченные плечи, перевитые вздувшимися узлами выпуклых и каких-то совершенно нечеловеческих, неестественных мускулов. Вместо крохотных рожек надо лбом отблескивали сталью длинные рога. За сгорбленной, как у орангутанга, спиной колыхнулись кожистые крылья, и ядовитая слизь с них разлетелась во все стороны, прожигая насквозь асфальт. Черная шкура твари поросла мелкой курчавой шерстью. Существо медленно обернулось… Ирка увидела вытянутую морду, одновременно похожую на лисью и обезьянью, только из пасти торчали клыки, больше смахивающие на клыки кабана.
— А-и-и-и! — пронзительно завизжали сзади. Не рискуя повернуться к твари спиной, Ирка бросила быстрый взгляд через плечо… Высаженная ею на шоссе тетка стояла совсем рядом и, судорожно прижав руки к груди, самозабвенно орала:
— Черт! Черт! И вправду — черт!
— Заткнис-сь! — шикнула на нее Ирка. — Не говори этого слова! Никогда! Как угодно его называй, только не так!
— А-хах-ха! — снова торжествующе расхохотался черт. — Не говори этого слова! — глумливо повторил он — и голос его сейчас в точности походил на Иркин. — Почему ты с ней, ведьма? Зачем защищаешь глупых людей? Иди к нам, ведьма! Получишь все, что захочешь!
— Иди к нам, ведьма! Иди к нам! — из пустоты зашелестели бесчисленные голоса. — Получишь, что захочешь, ведьма! Что захочешь, то и получишь!
— Может, мне еще на шабаше тебе копыто поцеловать? Кое-что не треснет, а, беспятый? — угрожающе процедила Ирка.
— А и поцелуй, ведьма! Поцелуй-поцелуй! — издевательски прогундосил черт, и его длинный и тонкий, как у жабы, язык кокетливо облизнул растянутые по-собачьи черные губы.
— Поцелуй! — сладострастно выдохнул кто-то в ухо Ирке. — Нежный-нежный поцелуй! Поцелуй ведьмы! Цём-цём-цёмушка!
— Бе! — Ирка изобразила, как ее тошнит.
— А ты не брезгуй-не брезгуй! Поцелуй, может, и отпущу мальца! Ты ж за ним сюда пришла! — И черт сдвинул в сторону крыло. В его свисающих чуть не до земли мускулистых лапах бился мальчик — светловолосый, бедно одетый мальчик лет четырех.
— Мама! Мамочка! — крохотными ручонками дергая отгораживающие его, словно прутья тюремной решетки, пальцы твари, мальчишка рвался на волю.
— Сыночек! Василек! — выскочив из-за Иркиной спины, женщина кинулась прямо к рогатой твари…
— Стой, дура! — завопила Ирка, но та не слушала. Очертя голову женщина подскочила к жуткому существу и схватила сына за протянутую к ней руку. Дернула к себе…
Мальчик закричал. В его крике была дикая, нечеловеческая боль…
— А-ха-ха! А давай, я ее для тебя сам оторву? Будет у тебя от сына ручка? — любезно предложил черт.
Ирка прыгнула вперед, дернула женщину за плечо и отшвырнула себе за спину прежде, чем тварь успела ее схватить. Острие посеребренного ножа полоснуло чудовище по пальцам.
— Ау-у-у! — Над лапой черта взвился клубок дыма, точно над костром; подвывающая тварь отпрянула назад, волоча мальчика за собой. — Уходи, ведьма! — утробно прогудел черт. — Ты не сможешь забрать его! Он — наш! — И длинные пальцы черта сомкнулись вокруг мальчика, оставляя на виду лишь бледное, заплаканное личико.
— Наш-наш-наш! — заорали бесчисленные голоса, воздух задрожал и собрался в складки, как смятая портьера, и корчащиеся, завывающие, орущие и плюющиеся хари вдруг начали высовываться из темноты, и ночь застонала под хлещущими ее нетопыриными крыльями. — Наш мальчишка! Его отец нам отдал! На бутылку сменял! Сперва курточку, потом мальчишку! Наш! Наш!
— Закон, ведьма! — проревел черт. — Древний закон! Родители владычествуют над детьми! Дети покорствуют родителям! Его отец сам отдал мальчишку нам! Напрасно ты гналась за нами, хортицкая ведьма! Он — отданный! Ты не сможешь к нему даже прикоснуться!
— Он что, правду говорит? — дергая Ирку за рукав, простонала женщина. — Правду?
— Отстань! — не глядя, отмахнулась Ирка. Весь недавний порыв и ярость словно вытекли из нее, как воздух из проколотого воздушного шарика. Сейчас она выглядела растерянной, отчаявшейся, смущенной… Неистовое зеленое пламя погасло в глазах; она больше не осмеливалась глядеть в перекошенную злобным торжеством морду твари, ее взгляд шарил по темному горизонту, метался, скользил над прочерченной по ночному небу линией электропередачи…
— При чем тут древний закон? — неуверенно пробормотала ведьмочка. — Сейчас… сейчас не древние времена! Сейчас на всяких родителей государство есть! — выпалила она.
Жуткие хари вспыхнули алым пламенем, и пылающий круговорот неистово завертелся вокруг Ирки, хохоча, хохоча, хохоча…
— Ну, насмешила, ведьма! — содрогаясь всем телом и разбрызгивая вокруг капли ядовитой слизи с крыльев, взвыл черт. — Госуда-арство… Ну, давай, погляжу, кого ты сюда притащишь — тетку какую-нибудь из этого… опекунского совета? — И черт снова захохотал, громыхая крыльями. — Посмотрю я, как она станет мальчишку у чертей отнимать! — И снова хохот, хохот, хохот, вой, визг, пылающие хари сквозь темноту, опаляющее дыхание, оскаленные клыки, выпученные зенки и тонкий, захлебывающийся детский крик: — Мама! Мамочка-а-а!
— А-а-а! — женщина тянулась к сыну сквозь гримасничающие перед ней морды, сквозь огонь и… не доставала, не доставала, словно крохотное, залитое слезами детское личико все время уплывало дальше, дальше…
— Закон, ведьма! Нет у тебя ни силы, ни права помочь мальчишке! — злорадно выкрикнул черт. — Меня убьешь — а мальчишка все равно наш! Ничего ты не можешь сделать!
— Я могу его сменять, — вдруг очень хладнокровно и деловито объявила Ирка — и глаза у нее вновь полыхнули зеленью.
Над опорой электропередачи, над проводами стремительно неслось что-то легкое, сверкающее, серебристое… Вот оно подлетело поближе… и стало видно, что это — мальчишка! Светящийся, словно сотканный из лунного серебра, мальчишка лет двенадцати-тринадцати, одетый, несмотря на зимний холод, в джинсы и старую футболку. За плечами его бился на ветру роскошный алый плащ, да коротко остриженные волосы схватывал сияющий обруч. А еще — мальчишка спал! Лицо его было безмятежно, веки опущены… но каким-то образом эти закрытые глаза глядели — пристально и недобро, прямо на вцепившегося в плачущего малыша черта! Заложив крутой вираж, спящий пацан стремительно понесся на чертей… и в руке его вдруг возник полыхающий белым пламенем клинок!
— Здухач! Здухач! Воин сновидений! — взвыли лающие и ухающие голоса. Хоровод нечисти вокруг Ирки распался и, неистово завывая, полетел мальчишке навстречу.
— Раз! — сонным голосом выдохнул здухач, и его рассыпающий серебряные искры меч рубанул по мчащейся на него жуткой помеси летучей мыши и свиньи. Истошно завизжав, существо завертелось в воздухе, вспыхнуло дымным алым пламенем и исчезло. — Раз! — повторил здухач, острием клинка доставая крылатую макаку с копытами и мордой овцы. Тварь заблеяла так страшно, что закачались натянутые над шоссе провода — из разреза поперек живота на асфальт сыпались черные, лоснящиеся тараканы. Взвыла еще раз — и выщерив острые, как шилья, совсем не овечьи клыки, попыталась впиться пролетающему здухачу в ногу. — Два! — бросил здухач, рубя по овечьей морде промеж рогов… Воздух заскрипел, как несмазанная дверь…
— Ах-ха-ха! — распахивая клыкастую пасть, захохотало существо — и из пасти у него вырвался длинный язык пламени. Вильнув в воздухе, здухач уклонился. Порез на животе твари стремительно затягивался. В один миг она стала больше, выше, шире, заслонила собой полгоризонта. Клыки в овечьей пасти вымахали в руку длиной и загнулись жуткими крючьями.
— Вот черт! — сонно ругнулся воин сновидений.
— Он самый! — захохотала тварь и, распахнув огненную пасть, ринулась на мальчишку.
— Один раз, Богдан! — завопила с земли Ирка. — Их надо сбивать с одного удара, от второго они только сильнее становятся!
Но было уже поздно. Завывающие, улюлюкающие, лающие твари сомкнулись вокруг здухача — лишь отчаянно и бессильно полыхнул изнутри сполох его меча… Ирка внизу завизжала…
Словно вспоротый ножом, ахнул воздух, и из темноты на бешеной скорости вылетела деревянная швабра. Обхватив ее руками и ногами, к ручке припала девчонка — и неистово бились на встречном ветру ее светлые волосы, а под летающей шваброй, крутясь и подпрыгивая, болтался здоровенный тюк.
— Сюда, Танька, скорее! — завопила Ирка, подпрыгивая на месте.
— Бросай здухача! Держи-и ее! — взвыл главный черт, но…
Лишь хлопнул воздух, когда Танька пронеслась мимо вертящейся вокруг здухача драки. Метла просвистела над головой главного черта, и увесистый сверток ощутимо шмякнул его по рогам.
Танька пошла на снижение. Казалось, сейчас кончик швабры заедет Ирке в лоб… но в последнюю секунду Танька рванула швабру вверх… лишь привязанный к ручке сверток бухнулся у Иркиных ног.
— Богдан, вали оттуда! — закладывая вираж, провизжала Танька.
— Ба-бах! — Полыхнул неистовый всплеск серебра… и лезущих в драку чертей разметало по всему небу. Стремительным лунным бликом воин сновидений прочертил небо… и завис под электропроводами, прямо у Ирки над головой. Рядом, укрощая разогнавшуюся швабру, кружила Танька.
Ирка наклонилась, рванула плотно увязанную горловину мешка…
— Распрягайте, хлопцы, коней, та лягайте пош… пош… пошвать… По-ши-вать… — Разудалая песенка, даже не спетая — выоранная! — совершенно пьяным голосом, разнеслась над черным ночным шоссе.
Ирка запустила руку внутрь и за шкирку выволокла абсолютно пьяную… рожу. Прилагавшееся к роже тело прикрывал мешок, но впрочем, и рожи окружающим хватило — слетающиеся к своему главному черти вдруг начали замирать в воздухе, словно на лету прошитые убийственными для них молниями пророка Ильи.
Рожа повела бессмысленными, налитыми кровью глазами… и вдруг выщерилась в улыбке более страшной, чем оскал черта.
— Же-ена! — заплетающимся языком выдала рожа, упирая безумный взгляд в прячущуюся у Ирки за спиной женщину. — Ты чего тут… Ты почему… — Глаза беспорядочно завертелись, как у поломанной куклы, и уставились прямо на главного черта. Пойманный малыш враз перестал биться в лапах чудовища и вдруг попытался спрятаться между многосуставчатыми пальцами от устремленного на него взгляда. — А ты хто такой? — пробормотала рожа. — И чего пащенок твой при нем делает, а, жена? — Рожа вдруг стала наливаться дурной кровью, точно стремительно зреющий помидор. — Хахаль твой, да? — заорал мужик, дергаясь в Иркиной хватке, и даже попытался самостоятельно выбраться из мешка. — Налево от меня ходишь? Убью! — взревел он. — И тебя, и ублюдка твоего! — тыча пальцем в малыша, орал он. — Так и знал, что не мой он! Небось козла этого! — И мужик обвиняюще ткнул пальцем в рога черта.