о Ирки, старика, что так жадно и восторженно любовался обычным, грязным и загазованным индустриальным городом, словно ему вообще редко приходилось глядеть на что-то при свете обычного земного солнца. — Когда я говорил о вашей мне помощи, я даже не рассчитывал, что она будет столь существенна. Мы еще предыдущую отправленную вами партию толком разместить не успели! — со смешком добавил он.
Первым пришел в себя болотный.
— Это кто? — злобно выдохнул он, делая к пришельцу короткий, но полный угрозы шаг.
— Weiß der Teufel! — с истерическим смешком откликнулась Ирка. — Черт его знает! Любой черт — и мой отчим, герр Тео Фелл, и ты, болотный…
Болотный все-таки не зря стал главой местных чертей — соображал он быстрее всех. Он просто повернулся и побежал, выставив рога и снося всех оказавшихся на его пути чертей. Его копыта дробно колотили в пересушенную жаром землю, вздымая при каждом прыжке тучу серой пыли…
Пришелец поднял трость с головой козла… Вставленные в глазницы козла тусклые камни на краткий миг ожили, засветились багрово-оранжевым пламенем. Длинный и тонкий, как вязальная спица, луч ударил болотному в спину. Яркая огненная точка вспыхнула у него между лопатками… болотный рассыпался липкими черными лепестками золы. Зола завертелась смерчем и тонкой струйкой втянулась в проем между скал.
— Разбегаться поздно, — опуская трость, равнодушно обронил пришелец, и лапы зашевелившихся чертей точно вмерзли в сухую и горячую землю. Совсем как у Ирки недавно. — Вам разрешается стоять на месте… и хранить молчание, — продолжал он. — Впрочем, можете рыдать, умолять, падать на колени и биться рогами об землю — я этого не люблю, но как-нибудь перетерплю. Все равно, что бы вы ни сказали и ни сделали, это будет использовано против вас. — Он чуть дернул уголком рта, не улыбаясь, а скорее обозначая улыбку. — И прямо сейчас, — добавил он… и протянул руку к своим темным очкам.
— Ребята, закрыли глаза, быстро! — прокричала Ирка. — Мама, закрой глаза! — И сжала веки так плотно, что перед глазами поплыли ярко-алые круги.
Почувствовала рядом с собой движение, точно вихрь колыхнул пересушенный воздух, и голос пришельца совсем рядом с ней негромко и чуть насмешливо сказал:
— Ты-то что жмуришься, маленький германский чертик? Тебе все равно: хоть закрывай глаза, хоть не закрывай — jetzt gehörst du mir, теперь ты мой! И все остальные тоже.
Не выдержав, Ирка метнула быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Физиономию стоящего рядом Тео страшно корежило — пятачок носа сворачивало набок, рот криво пополз вниз, открывая клыки, из угла потянулась ниточка слюны, рога бодали воздух, копыта колотили в землю, точно он порывался бежать и не мог… Только глаза оставались закрыты.
— Тео, что происходит? Кто этот человек, Тео? — закричала мама, хватая мужа за когтистую лапу…
Тео глухо, безнадежно застонал, и глаза его широко распахнулись.
Пришелец упер трость в землю и снял очки. Берега почти напрочь высушенного ручья огласились многоголосым воплем — полным ужаса и… безнадежности.
Глаза пришельца были налиты такой безоглядной чернотой, что тем, кто против воли и желания вынужден был завороженно, не отрываясь, глядеть в них, глазницы казались пустыми, как у черепа — точно два провала в жадную, всепоглощающую бесконечность. А потом в пустых глазницах медленно, словно приближаясь издалека, начал разгораться свет…
Даже сквозь сомкнутые веки Ирка видела, как вспыхнул этот неистовый свет!
Лучи — багрово-оранжевые и мертвенно-белые — хлынули из глаз пришельца, точно те превратились в два прожектора. Ставшая серой, как пергаментной, кожа высохла, туго обтягивая череп. Медленно поворачивая голову, он повел лучами по толпе чертей — и вопль, вырвавшийся из чертячьих глоток, стал оглушительным. Лучи ударили, и собравшихся на невиданное зрелище подчинения хортицкой ведьмы чертей подхватила невидимая сила. Их завертело в воздухе — брыкающиеся лапы, бессмысленно полосующие воздух когти, реющие хвосты — и безжалостно поволокло к пылающим нестерпимым жаром вратам. Летящий впереди черт попытался ухватиться за край… но тот лишь осыпался сухой землей под его лапами, и черт с криком канул в пламени.
Зажмурившаяся Танька почувствовала, как когтистые лапы на ее руке разжались — один из охранников исчез. Зато второй вцепился в Таньку обеими лапами и, кажется, даже ногами обхватил, пытаясь удержаться на месте…
— Не фиг обниматься, твой пятачок не в моем вкусе! — пропыхтела под навалившейся на нее тяжестью Танька и врезала свободной рукой. Судя по тому, как чвякнуло — как раз черту в пятак. Она не видела, но чувствовала — кулак полыхнул зеленым огнем. Навалившаяся на нее тяжесть исчезла. Короткий вопль, свист разрезаемого воздуха… Освободившаяся Танька выпрямилась и, перекрывая нарастающий грозный вой вихря, закричала:
— Богда-а-ан!
Богдан нырнул вперед… один из держащих его чертей перелетел ему через спину… и больше не вернулся. Мальчишка слепо лягнул ногой, перекатился по земле… больше его не держал никто.
— Танька-а-а! — заорал он.
— Богда-а-ан! — ответил Танькин голос.
Не открывая глаз и вытянув руки, он шагнул на голос… еще… еще… бушующий над берегами ручья ветер толкнул его назад, вбок, вцепился в куртку, поволок…
— Танька! — слепо бросаясь невесть куда, закричал мальчишка… и его шарящие пальцы наткнулись на другие, сильные и горячие, хорошо знакомые девчоночьи пальцы…
— Богдан!
— Я здесь! Я с тобой! — Он рванул Таньку к себе, сгреб в охапку и, накрывая ее своим телом, повалился вместе с ней, всем весом прижимая девочку к земле. Бешено расхохотавшийся ветер пронесся над его спиной, растрепал волосы и смерчем закрутился по поляне.
Орущие черти один за другим исчезали в пламени. Опираясь на трость, пришелец стоял недвижимо, и разноцветные лучи разлетались от его темной фигуры, веером расходясь по берегам ручья.
— Тео-о! — завопил у самого Иркиного уха мамин голос. — Нет! Не улетай! Не оставляй меня! Тео! — крик вдруг перешел в отчаянный визг. — Пусти! Пусти! Куда ты меня тащишь! Я не хочу туда! Ирка-а-а! Помоги-и-и!
И этот вопль наконец отлепил Ирку от дерева. Не открывая глаз, на слух, Ирка прыгнула вперед, но ее пальцы лишь схватили пустоту.
— Ирка-а-а! — где-то совсем близко закричала мама.
Ирка прыгнула снова, и снова пальцы сомкнулись на воздухе. Она приоткрыла глаза — чуть-чуть, глядя сквозь ресницы. Безумство мечущихся вокруг лучей ослепило ее, она почувствовала, как мутится в голове и ее начинает волочь куда-то с неодолимой силой…
— Ирка-а-а!
Мама и Тео висели в воздухе. Копыта черта уже скрылись в пламени врат, но его когтистые лапы мертвой хваткой вцепились маме в плечи, пытаясь удержаться. Но волокущая Тео сила сантиметр за сантиметром затаскивала его в ворота — вот погрузились колени, вот голени, вот он исчез по пояс… и все ближе к огню оказывалась мама. Пламя дышало ей в лицо, скручивая в спирали тлеющие волосы.
Ирка крепко зажмурилась — и перекинулась. Громадная черная борзая взмахнула крыльями… и рухнула Тео на голову. Бьющее из ворот неистовое пламя опалило бок, но здоровенные челюсти уже щелкнули, начисто перекусывая вцепившиеся в маму лапы Тео.
Черт заорал, дергая лишившимися кистей лапами и разбрызгивая во все стороны черную кровь, канул в огонь. Словно эхо, мама ответила на его крик — ее завертело в воздухе. Свалившаяся сверху крылатая борзая вцепилась клыками в воротник ее шубки и, яростно работая крыльями, потащила прочь от тянущихся языков пламени. На мгновение они зависли в воздухе, и не ясно было, кто победит — сила Хортицы или притяжение огненных врат. Пламя выплескивалось из проема, дышало убийственным жаром и словно само подбиралось все ближе… ближе… Зарычав, Хортица выгнулась назад, крылья забили еще сильнее, но чувствовалось, что она теряет силы…
Последние визжащие и брыкающиеся черти просвистели мимо них.
Грозно ревущий над ручьем ветер стих. Разбегающиеся веером лучи еще шарили по берегам, словно выискивая что-то, потом затрещали и погасли. Пламя ворот взвилось с грозным гулом, и каменные створки с грохотом сомкнулись, точно захлопнулась пасть нажравшегося динозавра. Вспыхнули письмена на белой и одновременно черной скале, и та канула в землю, как в воду, не оставив и следа.
Выжженное дно ручья несколько мгновений зияло спекшейся галькой, пока хлынувшая по течению вода не покрыла почерневшие от жара камешки. Ручей снова зажурчал.
Гигантская борзая вместе с зажатой в зубах женщиной кубарем покатилась по пересушенной земле.
Мама увидела нависающую над ней обеспокоенную собачью морду с оскаленными клыками и свешенной на сторону алой тряпочкой языка, снова завизжала и потеряла сознание.
— Как думаешь, все? — не открывая глаз, шепотом спросила Танька, вслушиваясь в навалившуюся тишину.
— Не знаю, — также шепотом ответил Богдан. — Сейчас посмотрю.
— Осторожней!
Но Богдан уже поднял голову. Перед самым его носом, высохшая и скукожившаяся, точно у мумии, валялась начисто откушенная лапа черта. Чуть дальше лежала еще одна такая же…
Ирка держала на коленях потерявшую сознание маму. Рядом опустился похожий на Киану Ривза черноволосый незнакомец и щупал пульс у Иркиной мамы. Его трость лежала на земле, а на носу красовались глухие темные очки.
Глава 26Совсем взрослая ведьма
— Пульс есть, дыхание нормальное. Обыкновенный обморок от страха. Скоро очнется, — сказал незнакомец, поднимаясь с колен.
— Она испугалась меня, — глухо сказала Ирка. — Чертей не боялась, а меня…
— Я тебя иногда тоже боюсь, — захрустела под шагами земля, и Танька с Богданом остановились у Ирки за спиной. — Ты как умудрилась это все провернуть, хитрая ведьма? — спросил Богдан, широким жестом обводя опустевший бережок.
— Отправила письмо с пауком, как мне и предлагали, — кивая на незнакомца, пожала плечами Ирка. Подумала и добавила: — Труднее всего было написать на такой маленькой бумажке, чтоб паук мог ее дотащить.