пила, я имею в виду Ирку… — сказал Богдан.
— Справится, — уверенно ответила Танька. — После того, что она выкинула с чертями, она справится с кем угодно.
О да, она справилась! Подбросила навкин пропуск в банк и убедила местных чертей, что никто Тео не поддерживает. Тео вынудила устроить в банке засаду, чтобы черти перебили друг друга. А когда Тео все же выжил, отправила с пауком сообщение Касьяну и избавила город от уцелевших чертей, сама став для них приманкой. А могла ведь искренне и честно верить, что мама ее не предаст за машину, дом и сытое благополучие! Но не поверила. Хитрая ведьма. Отныне и навсегда — хортицкая ведьма.
Ирка ощутила, как рушатся и без того убогие остатки ее «счастливого детства». Словно высохший песочный замок рассыпается и развеивается по ветру. Она села на пол у кровати, где спала мама, и уткнулась лицом в колени.
Глава 27Черти не сдаются?.
— Ни, ну от скажи мени, и хто мог так пошуткуваты, га? Хто знав про того Костянтын Костянтыныча и що мы з ним разом у санатории булы? — бабка подозрительно покосилась на Ирку.
— Я, между прочим, тебя просила не ходить! Я предупреждала… — немедленно открестилась от всяких подозрений Ирка.
Бабка недовольно поджала губы:
— Ну от скажите мени, яким чертом злобным треба буты…
Ирка вздрогнула.
— …щоб старои жинке, можно сказаты, одною ногою в могиле… — Бабка внимательно поглядела на свои ноги, видно, решая, какой именно ногой она в могиле. — Таку каку зробыты? — Бабка в сердцах сдернула с плеча полотенце и швырнула его на мойку. — Не, ну вы чулы? Приезжаю я до того отелю, заходжу, все чин по чину, проводять мэнэ до номеру — номер, ничого не скажу, гарный… Кажуть, заказуйте чого хочете — омаров, шампанского, креветок, икры, все наперед уплочено! Ну а мени чого заказывать, я ж все з собою прихопыла — и огирочков солоненьких з свого огороду, и сальца домашнего, и самогончику ядреного… Все, щоб Костянтын Костянтыныча порадовать… Стол накрыла, сижу — жду! И до самого утра — никого! Вот как есть никого! Я до девки за стойкой, а вона мэни каже: не знаю я ниякого Костянтын Костянтыныча! Ну вы чулы таке?
— Чулы, — пискнул Богдан. — Вы нам уже в третий раз рассказываете.
— Ты бутерброд з бужениной хочешь? — задушевно спросила его бабка.
— Хочу, — согласился Богдан.
— А салат з креветок?
— Тоже хочу…
— Тоди и четвертый раз послухаешь, — сурово постановила бабка. — Ничего… Хто б то не пошуткувал, ему та шуточка дорого обошлася. Раз за все уплочено, я уж нагребла — и салатов, и утку по-пекински, и икры черной… Ты бери утку, Танька, бери! Треба мстить! Треба дуже, дуже страшно мстить, хто б то не був! — бабка ложкой накидала черной икры себе на тарелку и налила шампанского в граненый стакан. — Яринка, ты б мамке в спальню бутербродиков отнесла? — выкладывая разнообразную снедь на тарелку, жалостливо предложила бабка. — Ох, бидолашна моя дивчинка! Надо же, поки я в том готеле вид злости лопалась, тут з Тео таке несчастье приключилось! От не везет им, немцам, у нас в стране! Отнеси мамке, Яринка, может, полегчает? — Бабка сунула тарелку Ирке в руки.
— Думаешь, бутербродом с черной икрой можно заменить мужа? — разглядывая тарелку, вздохнула Ирка.
Бабка всерьез задумалась.
— Знаешь що я тоби скажу, Яринка… — наконец сообщила результат своих размышлений она. — Це смотря який муж. По мне, так того немца и на банку кильки сменять — все одно не прогадаешь. Бидна Лариска, и чого ж ей так не везет? Мабудь, тому, що дура! — заключила она.
— Прекрати! — Ирка поморщилась, подхватила тарелку и вышла из кухни. В комнате царил полумрак. Весна уже пришла, но стоял еще совершенно зимний холод — разве что солнышко рассиялось по-особому, танцуя лучами на снегу и отражаясь яркими искрами от толстых сосулек — дескать, скоро-скоро, совсем скоро, и вы потечете, зазвените каплями по жестяному козырьку крыши. Но сюда этот праздничный свет пробивался лишь белым пятном сквозь плотную ткань задернутых штор. Худенькое тело заворочалось под одеялом, над подушкой поднялась всклокоченная голова…
— Кто здесь? — испуганно прозвучал в полумраке мамин голос.
— Я, мам… — отозвалась Ирка. Хотя правильнее сказать — мы. В щелке двери снова торчали встревоженные физиономии Таньки и Богдана.
— Ах, Ирочка… — вздохнула мама, и голос ее прозвучал чуть разочарованно. Потом в нем задрожали слезы. — Что случилось? Тео пришел домой, сказал, что его банк то ли разорился… то ли разрушен… то ли… не помню… Почему я дальше ничего не помню? — вдруг пронзительно закричала она. — Ирка, я знаю, случилось что-то ужасное… что-то кошмарное… Где Тео, Ирка?
— Он вышел вчера ночью… Хотел… Помочь своему бизнесу… — запинаясь, начала Ирка — ну, по крайней мере, пока она говорила чистую правду. — И… произошел несчастный случай.
Ну да, с ним случился Касьян. Для Тео это, безусловно, было несчастьем.
— Машина сбила? — точно как бабка сегодня утром, спросила мама.
Как и раньше с бабкой, Ирка отмолчалась, но мама приняла ее молчание за подтверждение и тихо заплакала.
— Ваши водители… они так безумно ездят… Для них не существует правил. А Тео привык, как в Германии… Бедный Тео! — всхлипывала она. — Поэтому я ничего не помню? — мама по-детски вытерла кулаком слезы.
— У тебя шок, — тихо подтвердила Ирка.
— Наверное, Тео надо похоронить? — жалобно спросила мама. — Только я не знаю… Говорят, у вас тут организовать похороны — что-то абсолютно ужасное.
— Не беспокойся, мы уже все сделали, — глядя исключительно в пол, пробормотала Ирка.
— Ага… Убили, закопали и надпись написали… — буркнул у дверей Богдан.
Сзади послышалась возня — кажется, Танька влепила ему подзатыльник. Богдан только крякнул и потер затылок.
— Но что я буду делать? Что мне делать? — простонала мама, и вот теперь слезы хлынули настоящим потоком.
— Не волнуйся, мама! Ты останешься с нами… Со мной! Я обо всем позабочусь! Мы будем жить вместе… — начала Ирка и осеклась. Как? Как они будут жить вместе? Ведь можно притворяться перед Танькой и Богданом, но сама-то Ирка все помнит!
— О да! — захлебываясь слезами, взвыла мама. — Жить вместе, какое счастье! В развалюхе моей матери! Работать в занюханном бутике, улыбаться толстым женам ваших бизнесменов, а по вечерам возвращаться домой мимо неприбранных мусорных куч! Одеваться из секонд-хенд… А подружки? — еще громче застонала она. — Мои бывшие подружки отсюда, из балки? Которых я в горничные хотела… Вот они теперь счастливы будут! Вот будут хохотать! — Мама рухнула лицом в подушку и зашлась то ли стоном, то ли изматывающим плачем.
В дверях снова началась возня — Танька ухватила Богдана и поволокла прочь.
— Куда? — цепляясь за косяк, пропыхтел тот. — Я хочу знать, до чего они договорятся!
— А они хотят, чтоб ты знал? — резонно поинтересовалась Танька, и физиономия Богдана пропала из виду. Дверь неслышно, но плотно закрылась.
— Чего ты на самом деле хочешь, мама? — присаживаясь на край кровати, спросила Ирка. Тихо-тихо, почти неслышно, но сотрясающие маму рыдания стихли.
— У Тео в Германии квартира осталась, — глухо ответила она. — Я ведь его наследница, наверное, я смогу ее продать. Еще были магазин и ферма, но я не знаю, может, он уже сам их продал, чтобы вложить деньги в здешний бизнес… А ведь я его предупреждала! — снова зарыдала мама. — Я просила его, я умоляла — не ездить сюда, не заставлять меня возвращаться…
Ирке даже не стало больно — внутри словно все заморозили. Мертво. Холодно.
— Я хочу в Германию! — тычась мокрым лицом в подушку, плакала мама. — Я хочу… домой.
— Хочешь, значит, поедешь, — равнодушно сказала хортицкая ведьма.
— Но Тео не брал обратный билет!
— Я куплю тебе билет, — еще равнодушнее ответила ведьма.
Мама села так резко, что пружины старого дивана протестующе заскрипели.
— Правда? — глядя на дочь с отчаянной надеждой, выдохнула она. — Только, пожалуйста, бизнес-класс, там гораздо, гораздо комфортнее, и еда лучше. О, а где же ты возьмешь деньги? А, наверное, одолжишь у своей состоятельной подружки! Какая милая девочка, она мне сразу понравилась! Ты не волнуйся, я все тебе верну. Только сначала мне нужно будет разобраться с наследством Тео, а это, сама понимаешь, не быстрое дело…
— Я все понимаю, — кивнула Ирка и устало побрела к дверям. — Собирайся, мама.
— Разве ты не видишь? Я собираюсь, собираюсь! — веселым, как у птички по весне, голосом откликнулась мама, и за спиной у Ирки захлопали дверцы шкафов.
В гуле аэропорта было что-то возбуждающее. Почти как когда несешься на метле и ветер хлещет в лицо, перепуганные вороны шарахаются, а россыпь городских огней и темная лента Днепра разворачиваются под тобой. И мама как будто уже летела — вся подавшись вперед, словно навстречу ветру, она звонко цокала каблучками в плиточный пол, и летели полы шубки, и локоны светлых волос, и сверкали глаза, и румянец на щеках, и в руках ее, как флаги свободы, трепетали паспорт и билет. Мама была счастлива, точно вырвалась из тюрьмы.
— Ну, давай мой чемодан, Богданчик, спасибо, что помог, — останавливаясь невдалеке от турникета, выдохнула мама и протянула руку за чемоданом, который катил следом за ней Богдан. — И тебе спасибо, Танечка. — Она забрала у Таньки объемную сумку и повесила ее себе на плечо. — Теперь я знаю, какие у моей дочери замечательные друзья!
— Как мы при отъезде-то вдруг захорошели! — не слишком заботясь, услышит его мама или нет, буркнул Богдан.
Мама предпочла сделать вид, что не слышит.
— Сумочку тоже давай сюда, Ирочка! — забирая последнюю сумку у Ирки из рук, заключила она.
— Тебе до регистрации еще пятнадцать минут, — тихо сказала Ирка.
— Ну и что — будем топтаться здесь, молчать, не зная, что сказать, и поглядывать на часы, мечтая, чтоб эти пятнадцать минут, наконец, прошли? — приподняла брови мама, совсем как делала иногда сама Ирка. — Ненавижу такие прощания!