[152]
Старея, мы ютимся к морю ближе,
Там небо прикасается к земле.
Болея, я лежал в безлюдной ти́ши,
Следил за ростом листьев на стволе.
А с вами я до Западного пруда
Пройдусь неспешно и расслаблюсь там,
Где у сосны зверьки встречать нас будут,
Лианы мягко виться по камням.
На склоне дамбы у пруда Се-гуна
Уже травинки шелестят в ветрах,
Цветок меня коснётся стеблем юным,
И птицы для меня споют в горах.
А у крестьян в домах стоят кувшины,
Заглянем к ним на чарку в поздний час,
Пойдём, хмельные, под луною дивной,
И поросль юная приветит нас.
览镜书怀
得道无古今，
失道还衰老。
自笑镜中人，
白发如霜草。
扪心空叹息，
问影何枯槁？
桃李竟何言，
终成南山皓。
Глядя в зеркало, пишу о наболевшем
玉阶怨
玉阶生白露，
夜久侵罗袜。
却下水晶帘，
玲珑望秋月。
Печаль на яшмовом крыльце
Заиндевело яшмово крыльцо,
Чулок ночная влажность захватила.
В хрустальных звенях полога лицо
Вновь обращу к осеннему светилу.
古风
庄周梦胡蝶，
胡蝶为庄周。
一体更变易，
万事良悠悠。
乃知蓬莱水，
复作清浅流。
青门种瓜人，
旧日东陵侯。
富贵故如此，
营营何所求。
胡关饶风沙，
萧索竟终古。
木落秋草黄，
登高望戎虏。
荒城空大漠，
边邑无遗堵。
白骨横千霜，
嵯峨蔽榛莽。
借问谁凌虐，
天骄毒威武。
赫怒我圣皇，
劳师事鼙鼓。
阳和变杀气，
发卒骚中土。
三十六万人，
哀哀泪如雨。
且悲就行役，
安得营农圃。
不见征戍儿，
岂知关山苦。
李牧今不在，
边人饲豺虎。
在世复几时，
倏如飘风度。
空闻紫金经，
白首愁相误。
抚己忽自笑，
沉吟为谁故。
名利徒煎熬，
安得闲余步。
终留赤玉舄，
东上蓬莱路。
秦帝如我求，
苍苍但烟雾。
郢客吟白雪，
遗响飞青天。
徒劳歌此曲，
举世谁为传。
试为巴人唱，
和者乃数千。
吞声何足道，
叹息空凄然。
世道日交丧，
浇风散淳源。
不采芳桂枝，
反栖恶木根。
所以桃李树，
吐花竟不言。
大运有兴没，
群动争飞奔。
归来广成子，
去入无穷门。
容颜若飞电，
时景如飘风。
草绿霜已白，
日西月复东。
华发不耐秋，
飒然已衰蓬。
古来圣贤人，
一一谁成功。
君子变猿鹤，
小人为沙虫。
不及广成子，
乘云驾轻鸿。
三季分战国，
七雄成乱麻。
王风何怨怒，
世道终纷拏。
至人洞玄象，
高举凌紫霞。
仲尼欲浮海，
吾祖之流沙。
圣贤共沦没，
临岐胡咄嗟。
登高望四海，
天地何漫漫！
霜被群物秋，
风飘大荒寒。
荣华东流水，
万事皆波澜。
白日掩徂辉，
浮云无定端。
梧桐巢燕雀，
枳棘栖鸳鸾。
且复归去来，
剑歌行路难。
一百四十年，
国容何赫然。
隐隐五凤楼，
峨峨横三川。
王侯象星月，
宾客如云烟。
斗鸡金宫里，
蹴鞠瑶台边。
举动摇白日，
指挥回青天。
当涂何翕忽，
失路长弃捐。
独有扬执戟，
闭关草太玄。
倚剑登高台，
悠悠送春目。
苍榛蔽层丘，
琼草隐深谷。
凤鸟鸣西海，
欲集无珍木。
鸒斯得所居，
蒿下盈万族。
晋风日已颓，
穷途方恸哭。
齐瑟弹东吟，
秦弦弄西音。
慷慨动颜魄，
使人成荒淫。
彼美佞邪子，
婉娈来相寻。
一笑双白璧，
再歌千黄金。
珍色不顾道，
讵惜飞光沉。
安识紫霞客，
瑶台鸣素琴。
大鹏飞兮振八裔，
中天摧兮力不济。
馀风激兮万世，
游扶桑兮挂石袂。
后人得之传此，
仲尼亡兮谁为出涕？
Дух старины № 9, 14, 20, 21, 25, 28, 29, 39, 46, 54, 55
Приснился раз Чжуану мотылёк[156],
Который сам Чжуаном стал при этом.
Коль он один так измениться смог,
Что говорить о тысячах предметов?
Как знать, Пэнлай[157] сейчас над зыбью вод,
Не встанет ли потом на мелководье?
А бывший князь у Зеленных ворот
Выращивает тыквы в огороде[158].
В деньгах, почёте постоянства нет,
К чему тогда вся суета сует?!
Одни пески у северных застав,
Здесь с давних лет пустынны земли наши.
Над грустной желтизной осенних трав
Вздымаются сторожевые башни,
Селений приграничных стерся след —
Безлюден город в пустоте земли.
Костей белёсых грудам столько лет,
Что уж давно бурьяном поросли.
Из-за кого, спрошу, сей край страдал?
Гордец Небесный[159] нас терзал войной.
Разгневавшись, наш мудрый государь
Солдат под барабан отправил в бой.
Свет тишины благой померк во зле:
Из поселений рекруты идут,
И тьмы простых сельчан по всей земле
В сей тяжкий час ручьями слёзы льют.
Да и солдат печаль берёт сильней:
Кто жатвою займётся на полях?
В край варваров отправили парней,
А знаешь ли, сколь нелегко в горах!
Героев, как Ли Му[160], давно уж нет —
Бойцы идут шакалам на обед.
Нас в этот мир заносит лишь на миг
Мгновенное движенье ветерка.
К чему же я «Златой канон»[161] постиг?
Печаль седин покрыла старика.
Се осознав, я только посмеюсь:
Кто вынуждал нас жизнью жить такой?
Нужны кому-то шик да титул – пусть,
Они душе не принесут покой…
С рубинами оставлю сапоги[162],
Уйду в туман Пэнлайский на восток,
Чтоб мановеньем царственной руки
Властитель Цинь[163] призвать меня не смог!
Во граде пел пришлец «Белы снега»[164]
И звуки воспаряли к облакам.
Но всуе все усилья пришлеца:
На песню не откликнулись сердца.
А песенку попроще подтянуть
Готовы много тысяч человек.
Что тут сказать? Осталось лишь вздохнуть:
Холодной пустотой заполнен век.
Мир Путь утратил, Путь покинул мир,
Забвенью предан праведный Исток.
Трухлявый пень сегодня людям мил,
А не коричных рощ живой цветок.
Вот потому-то персики и сливы
Цветут в тиши без всякой суеты.
Даны веленьем Неба взлёты, срывы,
И мельтешения толпы – пусты…
Вослед Гуанчэн-цзы[165] уйду туда,
Где в Вечность отверзаются врата.
Наш лик – лишь миг, лишь молнии посверк,
Как ветер, улетают времена.
Свежа трава, но иней пал поверх,
Вослед за солнцем вновь встаёт луна.
Несносна осень, что виски белит
И приближает увяданья час.
Из тьмы времён к нам праведники шли,
А кто из них сумел дойти до нас?
Муж благородный в небе станет птицей,
Презренный люд преобразится в гнус…
Но сможет кто с Гуанчэн-цзы сравниться?
Ведь тучку с ним влёк легкокрылый Гусь.
Из Трёх Династий вышли семь вояк[166]
И смуту учинили на просторе.
Как гневны «Нравы»[167] и печальны как!
Наш мир сошёл с Пути себе на горе.
Постигший мудрость всё это поймёт,
К Заре Пурпурной воспарит над тучей,
Хотел уплыть Конфуций, сев на плот,
И предок мой исчез в песках зыбучих[168].
Все праведники канули в века…
Конец пути, и на душе тоска.
Взойди на гору, посмотри окрест,
Твой взгляд просторы мира не окинет,
Всё скрыл холодный иней, пав с небес,
Осенний ветер бродит по пустыне.
Все почести исчезнут, как поток,
И вещный мир снесёт волной бегучей.
Ещё сияет солнце, но потом
Угаснет в неостановимой туче.