Гости из преисподней — страница 10 из 12

– Бездарь! Ничтожество! Даже башку нормально раскроить не способен. Дегенерат!

Проштрафившийся оперативник сконфуженно помалкивал. В конце концов Евгений Дмитриевич выдохся.

– Ладно. Черт с тобой, – утомленно сказал он. – Нужно избавиться от трупа. Хватай его за ноги да тащи во двор. Бросим в канализационный люк. Там Кольку вовек не сыщут! Шевелись, мать-перемать! – Тут майор незаметно подобрал оружие убитого.

Чувакин принялся добросовестно исполнять приказ. Голова мертвеца гулко стукалась о неровный, изборожденный глубокими трещинами бетонный пол. Облюбованный Кожиновым люк находился неподалеку от входа. Евгений Дмитриевич, поднатужившись, снял тяжелую крышку.

– Бросай! – скомандовал он. Тело удавленного опера рухнуло в зловонные недра канализации. Послышался отдаленный всплеск.

– Готово! – самодовольно доложил шефу бравый лейтенант. – Похоронили Иуду, хе-хе... – И внезапно осекся. Прямо в грудь ему уставилось дуло табельного ершовского «макарова».

– Да вы-ы ч-что?! – забормотал пораженный Чувакин. – З-за-за-ч-чем?! Ведь я...

– Ты тоже свидетель! – кровожадно осклабился Кожинов. – Я играю наверняка! Прощай, недоумок!

Грохнул выстрел. Тупорылая девятимиллиметровая пуля «макарова» отшвырнула оперативника на метр назад.

– Мертвые не стучат! – сострил начальник следственной части, отправляя последнего свидетеля вслед за его предшественником. Затем он забросал грязью следы крови, накрыл люк чугунной крышкой, облегченно вздохнул, хотел улыбнуться, но вместо этого содрогнулся всем телом. Непонятно откуда донеслись раскаты злорадного, дьявольского хохота. «Галлюцинация! Последствия нервного перенапряжения», – успокоил себя майор, усаживаясь в машину... До дому он добрался без приключений. Мечтая об отдыхе, горячем душе и бутылке водки, отпер ключом дверь. В прихожей стояла Ирина. Глаза женщины горели адским огнем.

– Как прошел день? – безучастно осведомился Евгений Дмитриевич.

В ответ жена выплеснула ему в лицо стакан кипятка...

ГЛАВА 9

Грешит человек, пока не переполнится чаша долготерпения Господня. Тогда отступает Господь, охранявший его, и набрасывается на него нечистая сила и приносит ему всякое зло... Как страшно зло, так и страшен бес – этот носитель и средоточие зла...

...Невероятный ужас, когда человек уже полностью не владеет телом и разделяет его с кем-то гнусным...

Священник Владимир Емеличев. Одержимые. Изгнание злых духов

После поспешного ухода мужа на службу мадам Кожинова начала рьяно претворять в жизнь указания Эльвиры: иголки воткнула по углам комнаты, булавки в кровать сына, рассыпала по квартире заговоренную соль.

«Кажется, все! – закончив работу, подумала Ирина. – Теперь Роберт поправится!» Внезапно она потеряла равновесие, пошатнулась и свалилась на пол. Тело перестало повиноваться, а внутрь его грубо вломился кто-то грязный, злой, отвратительный и, легко преодолев жалкие попытки сопротивления, полностью овладел речевыми и двигательными функциями организма. Загнанная куда-то в дальний угол подсознания душа Ирины в бессильном отчаянии наблюдала за действиями нового хозяина ее земной оболочки[17].

– Я здесь, Бегемот, – поднявшись с пола, почтительно обратился он к «Роберту», неторопливо выходящему из детской и стряхивающему с рук обрывки ремней, которыми привязывали к кровати одержимого.

– Явился-таки, – брюзгливо проворчал тот. – Нерадив ты, Изакарон, ох нерадив! Заслуживаешь сурового наказания[18].

– Извини, раньше никак не получалось, – поспешил оправдаться заметно напуганный Изакарон. – Ангел-хранитель препятствовал, но когда глупая баба досконально выполнила указания ведьмы – Он от нее отошел, и вот я здесь.

Несколько мгновений Бегемот колебался – то ли немедленно устроить нахлобучку нерасторопному демону, то ли отложить это приятное занятие напоследок. В конечном счете он остановился на втором варианте. В первую очередь нужно выполнить задание сатаны. Как говорится, делу – время, потехе – час!

– Экзекуция пока отменяется, – с явной неохотой сказал Бегемот. – Приступим к нашим прямым обязанностям. Кстати, как там баба?!

– Мучается. Скулит, как побитая собачонка, – злорадно сообщил Изакарон. – Все понимает, однако сделать ничего не может. Тело целиком в моей власти. Порезвимся пару лет!

– Нет, – отрезал Бегемот. – Мы тут задержимся ненадолго. У нас есть другие, более важные дела. А со шлюхой, ее муженьком и пиз...шем разберемся по-быстрому. Действовать будем так...

* * *

Кипяток опалил лицо. По счастливой случайности Евгений Дмитриевич успел зажмуриться, иначе бы непременно ослеп.

– И-и-и-и! – по-свинячьи заверещал обезумевший от боли майор. – Сдурела, стерва?! Щас я тебя!

Он размахнулся, намереваясь засветить «благоверной» кулаком в челюсть, однако «Ирина» ловко увернулась и мощным ударом в грудь сшибла майора с ног[19].

– Не рыпайся, ублюдок! – сказала она грубым мужским голосом. – В узел завяжу! – Одержимая басовито расхохоталась, схватила Евгения Дмитриевича за шиворот и легко, словно месячного щенка, поволокла в комнату. Там их поджидал Роберт, вооруженный кухонным ножом и раскаленным добела паяльником.

– Груз доставлен, Бегемот, – доложила «Ирина». Кожинов медленно поднял затуманенные глаза и обомлел. Лица «жены» и «сына» жутким образом изменились, почернели. В них не осталось ничего человеческого. Натуральные рожи бесов[20].

– Действуй, Изакарон, время поджимает, – не терпящим возражений тоном распорядился «Роберт».

«Ирина» одним махом сорвала с мужа штаны, перевернула его на живот и надавила острым коленом на позвоночник у основания шеи.

– Процедура первая! Глубокое внутрижопное прогревание, – провозгласил «Роберт» и, плотоядно урча, вонзил паяльник в зад «отца». Евгений Дмитриевич дико закричал, собрал остатки сил, чудом вырвался и вскочил на ноги. Опаленная прямая кишка горела огнем. Мучительные спазмы скручивали внутренности. В голове гудели колокола. Одержимые, ничуть не смутившись, неторопливо окружали майора. В стеклянных глазах их мелькали отблески адского пламени. «Роберт» по-прежнему держал в руках нож с паяльником, а «Ирина», садистски ухмыляясь, пощелкивала огромными портняжными ножницами.

– Сейчас мы тебя кастрируем, – приговаривала она. – Отрежем яйца. Без наркоза! Не запаслись, понимаешь ли! Так что не обессудь!

– Зря, пидорас, вырываешься! – ржал «Роберт». – Все равно я тебя паяльником в жопу оттрахаю. Повторно, гы-гы!

– Не подходите! – взвизгнул Кожинов, трясущейся рукой вытаскивая из-за пазухи пистолет. – Убью!

– Не убьешь! – подначивали одержимые. – Слабо!

Евгений Дмитриевич окончательно утратил контроль над собой. Грянули подряд два выстрела. Ирине пуля вдребезги разнесла голову. Роберту попала в живот.

– Папа! Мне больно! – еле слышно шепнул умирающий ребенок. – Зачем... – Голос мальчика прервался, изо рта хлынула кровь, худенькое тело с вывернутыми наружу кишками задергалось в агонии. В следующий момент Кожинова оглушили громовые раскаты торжествующего нечеловеческого хохота. Перед ним стояли два черных как сажа мерзких чудовища.

– Мое имя Бегемот. Прошу любить и жаловать, – представился один из уродов: со слоновьей головой, хоботом, клыками, громадным животом, человеческими руками и толстыми задними лапами[21]. – Лихо ты замочил своих домочадцев, я восхищен! Ты что, надеялся убить нас? Дурак! Ведь мы же бессмертны! А вот твоя женушка с сыночком взаправду подохли, причем, заметь, от твоей руки! Именно этого мы, кстати, и добивались! Ну все, говнюк. Нам больше некогда с тобой валандаться! До скорой встречи! Да, чуть не забыл. Проконсультируйся с «отцом».

Издевательски загоготав, демоны растаяли в воздухе. Кожинов, всхлипывая от нестерпимого жжения в заднепроходном отверстии, натянул брюки. Взгляд его случайно упал на мертвых жену и сына. Сердце кольнула острая жалость, быстро, впрочем, заглушенная инстинктом самосохранения, развитым у начальника следственной части до чрезвычайности.

«Нужно срочно сматываться, – подумал он. – Залечь на дно! Но где?! Кто выручит?! Кто не продаст?!» И тут в мозгу вспыхнуло: «Сухотин! Ромка не покинет друга в беде, а экстрасенс Эльвира, вполне возможно, сумеет призвать на подмогу «высшие» силы. Авось выпутаюсь? А заодно выясню – кто наслал порчу, разберу гада на запчасти!» Майор приободрился, выгреб из загашника всю наличность и, даже не посмотрев на трупы, покинул квартиру...

* * *

Сухотин с Эльвирой пили красное полусладкое вино (художник решил выползать из запоя «на тормозах»[22]) и глубокомысленно рассуждали о теософском учении Блаватской.

– Европейцы склонны переоценивать свою культуру и забывать, что до них в течение многих тысячелетий существовали высокие цивилизации древнего Востока, оставившие миру огромное духовное наследие, – в экстазе витийствовала Эльвира. – У них были превосходно разработанные религиозно-философские системы[23]. Великая заслуга теософии в том, что она поставила себе целью изучить древние учения Востока. Сделать эту драгоценность доступной для всех!.. – Заметно окосевший «на старые дрожжи» Сухотин, периодически рыгая и икая, мудро кивал в такт словам подруги.

– То, что в религии называется бессмертным духом, а в философии человеческой Монадой, теософия признает частицей жизни Логоса, достигшей индивидуальности и ставшей центром самопознания! – брызгая слюной, вещала поэтесса-экстрасенс. – В ней кроются...