– Бахусов, старый козел, вроде догадывается! – лязгая зубами, пробормотал он. Неожиданно стоящая на столе переполненная окурками пепельница плавно поднялась в воздух и принялась выписывать круги под потолком.
– Бздишь, засранец? – услышал Кожинов голос «отца».
– Бздю! – чистосердечно сознался майор. – Аж до потери пульса!
«Отец» скрипуче захихикал. Евгений Дмитриевич непроизвольно съежился. Было в хихиканье духа нечто чрезвычайно жуткое, запредельное, несоизмеримо превосходящее все земные страхи. Температура в кабинете упала на несколько градусов, воздух насытился запахом тления. На стенах закривлялись черные безобразные тени. Так продолжалось не менее пяти минут. Наконец дух успокоился.
– Опасаешься Бахусова? – как ни в чем не бывало осведомился он.
– Д-да! – выдавил деморализованный Кожинов.
– Напрасно! По крайней мере пока. Полковник, конечно, подозревает, что убийство пацана твоих рук дело, однако он не желает выносить сор из избы и будет вполне удовлетворен, ежели ты вышибешь «добровольное» признание из каких-нибудь бомжей. Опасность грозит с другой стороны.
– С какой? – встрепенулся майор.
– Девка! – лаконично ответил дух.
– П-п-поч-чему?!
– Она все знает и собирается заложить тебя в прокуратуру.
– Как же мне быть?! – испуганно пропищал Евгений Дмитриевич.
– Убей ее!.. Убей! Убей! Убей! – Голос духа становился все громче, грубее, повелительнее, больно резал барабанные перепонки. Запах тления сделался совершенно невыносимым. На столе перед майором явственно проступили пятна крови...
Вопреки утверждениям беса, Лена Щукина не знала точно о причинах гибели Олега Косарева, а лишь смутно догадывалась. Как уже упоминалось выше, начальник следственной части препоручил допрос девочки старшему лейтенанту Чумакову. Сергей Чумаков – красноглазый, белобрысый, смахивающий на племенного борова мужик лет тридцати – Лену не бил, но зато орал как резаный, обзывал про...ю и обещал «сгноить». Он так увлекся матерщиной и угрозами, что, кажется, даже забыл о цели допроса. Вопли Чумакова прервало появление Кожинова.
– Иди домой, – блуждая глазами, сказал он Щукиной. – Уголовное дело на сей раз по доброте душевной заводить не станем, но впредь смотри не попадайся.
– А где Олег? – робко спросила девочка.
– В манде! – окрысился майор и, совладав с собой, добавил: – Его мы отпустили полчаса назад, но он не стал тебя дожидаться, умчался как угорелый, перессал, поди...
Лена поверила и, благополучно добравшись до дому, чуть ли не до утра перемывала на пару с матерью кости «никудышных современных мужчин». В школу Щукина, разумеется, проспала, явилась к концу занятий и сразу же, едва зайдя в класс, услышала страшное известие: «Косарев убит».
– Как?! Где?! Когда?! – залепетала потрясенная девочка. На нее градом посыпались ответы подруг: «Сегодня ночью... Тело нашли в сквере, неподалеку от дискотеки... Олега забили насмерть... Какие-то хулиганы, а может, пьяные бомжи... Кошмар! Места живого не осталось!»
– Ты вроде с ним вчера была? – хмуро обратился к Лене приятель Косарева Игорь Маликов, высокий крепкий парень с боксерским носом.
– Да...
– К вам кто-нибудь цеплялся?
– Нет, но нас менты забрали, обвинили Олега в продаже «Экстази».
– Что-о-о?!
– Схватили прямо на дискотеке, притащили в отделение, допросили... Потом отпустили.
– Вместе?
– Нет, порознь. Олега на полчаса раньше. Он не стал меня дожидаться, пошел домой один и, видимо, по дороге...
– Дура! – резко оборвал Щукину Маликов. – «По дороге»! Как пить дать мусора-то его и затоптали, а труп на улицу выбросили. Они часто так делают...
– Не может быть! – опешила Лена. – Милиция не... ведь...
Игорь презрительно сплюнул, недвусмысленно покрутил пальцем возле виска и, очевидно не желая тратить время на разговоры с «дебилкой», отошел в сторону. Щукина сперва обиделась, но потом задумалась и чем больше думала, тем больше склонялась к мысли, что Маликов прав. Ей вспомнился блудливый взгляд начальника следственной части, непонятная вспышка гнева при ее вопросе: «А где Олег?» – и натужное: «Перессал, удрал». А ведь Косарев не был трусом! Да и чего, собственно, бояться, если отпустили? Подождал бы во дворе. Почему же она столь легко поверила этому менту с гнусной рожей?! По бабьей глупости, не иначе! Или Игорь все-таки ошибается? Слишком уж невероятным кажется такой беспредел! Конечно, в газетах иногда пишут о подобных случаях, но... папарацци соврут – недорого возьмут... Щукина так и не пришла к определенному выводу. Пятьдесят процентов за версию Маликова, пятьдесят – против... Школа гудела. Ученики и преподаватели оживленно обсуждали ночное убийство. Одни искренне сочувствовали погибшему, другие – просто чесали языки. Уроки были сорваны, однако одноклассники Олега не расходились долго. Классная руководительница толкнула речь, имеющие карманные деньги скинулись на венок. Договорились всем классом вместе идти на похороны и т. д. и т. п. ... В результате Лена отправилась домой значительно позже обычного и в глубокой печали. Понурив голову, она брела по улице, не утирая струившихся из глаз слез...
– Боже мой! – шептала девочка дрожащими губами. – Бедный Олежек!
Неожиданно сзади послышался рев мотора. Лена обернулась. Развив бешеную скорость, прямо на нее неслась белая «девятка». Щукина попыталась отскочить в сторону, но было поздно. Она лишь успела заметить искаженную гримасой дьявольской злобы усатую морду водителя и мысленно воскликнуть: «Господи, помилуй!» В следующий момент произошло чудо. Машина резко вильнула в сторону и, вместо того чтобы раздавить девочку, только задела ее крылом. Удар тем не менее получился достаточно сильным. Лена отлетела на газон, с размаху ударилась затылком о землю и потеряла сознание...
– Вонючий кретин! Сучье вымя! – в неистовой ярости орал дух. – С таким пустяком справиться не сумел! Куда ты годен, выкидыш свинячий! Девка-то жива! Башку маленько ушибла, а должна была сдохнуть! У-у-у, гондон дырявый!
– Я н-не в-виноват, – заикаясь, оправдывался Кожинов. – М-машина не п-послушалась управления! Сам не пойму отчего! Словно кто-то вывернул руль из рук! Но я обязательно исправлюсь, папа! Хочешь, прямо сейчас вернусь обратно, размажу стерву по асфальту?!. Папа?! Ты где?!
Дух не отвечал. Тщетно майор пытался вступить в контакт. «Отец» будто сквозь землю провалился. В конце концов Кожинов, пожав плечами, поехал домой. Первое, что он увидел, зайдя в квартиру, – пепельно-серое лицо и круглые от ужаса глаза жены...
ГЛАВА 6
Много случаев бывает, когда одержимыми становятся дети, подростки. Они, как правило, страдают за грехи своих родителей...
Все началось в четверг утром. Вскоре после ухода Евгения Дмитриевича на работу. Жена Кожинова Ирина проводила мужа до дверей, покормила шестилетнего сына Роберта, отправила ребенка в его комнату, играть с детским компьютером, а сама уселась перед телевизором, закинула ногу на ногу и погрузилась в созерцание. Ирину с полным правом можно было назвать телевизионной маньячкой. Она смотрела все подряд, даже рекламу, и отрывалась от экрана лишь для самых неотложных дел... Госпожа Кожинова расслабленно полулежала в кресле. Шумели за окном проезжающие машины, бубнил телевизор, незаметно бежало время. Закончился очередной сериал по НТВ, началась передача «Сегодня утром». «Может, подкрепиться? – лениво подумала женщина. – Вроде чего-то хочется, но вот что именно? Крабов? Икры? Фруктов? Нет, надоели! Хорошо бы что-нибудь этакое!» Между нами говоря, Ирина была весьма привередлива по части еды, или, выражаясь проще, зажралась. Средства позволяли. Мадам Кожинова считала это «утонченностью вкуса» и откровенно презирала малоимущих, «лопающих всякую гадость». Сочувствия к ним Ирина не испытывала: «Нету денег? Сами виноваты! Рыночная экономика! Вот! Вертеться нужно, как мой Женя, например!» Взяточничество мужа ее нисколько не смущало: «Каждый зарабатывает как умеет!» Ирина сладко зевнула. Из соседней комнаты донесся какой-то шум, сдавленный писк, хлопанье крыльев. «Наверное, Робка с Кешей играют! – мысленно улыбнулась Кожинова. – Хороший мальчик, любит животных!» Кешей звали их попугая, приобретенного на Птичьем рынке за астрономическую сумму и, по уверениям продавца, говорящего. Попугай жил в семье Кожиновых почти три года и успел стать всеобщим любимцем, а маленький Роберт в нем совершенно души не чаял. Правда, невзирая на ухищрения хозяев, Кеша говорить не торопился и до сих пор упорно отмалчивался... Хлопанье крыльев затихло, сменившись низким хриплым рычанием. Вероятно, померещилось. Внезапно кто-то с силой сдавил руку Ирины чуть выше локтя. Женщина, вздрогнув, обернулась. Рядом стоял Роберт. Лицо ребенка исказилось до неузнаваемости, потемнело, губы ощерились, из перекошенного в мерзкой гримасе рта текли слюни, в глазах пылала лютая злоба.
– Ты желала подкрепиться, – грубым, чужим голосом сказал он, протягивая матери попугая со свернутой шеей. – Жри, скотина!
Ирина от изумления лишилась дара речи. На мгновение ей показалось, будто все это просто страшный сон. Кожинова встряхнула головой, пытаясь пробудиться от кошмара.
– Хавай, свинья! – нетерпеливо повторил изменившийся Роберт. – Тебе же надо что-нибудь эдакое?! Вот и наворачивай!
– Сынок, ты болен?! – опомнилась Ирина, потянулась к ребенку, но тот резко ударил ее по руке.
– Облезлый осел тебе сынок, клизма дырявая! Не лапай, не купила! А не хочешь жрать, так я сам! – Он жадно впился зубами в мертвую птицу, послышался отвратительный хруст, брызнула кровь.
– Скус-но! – с набитым ртом пробормотал Роберт. – Зря отказалась, дура крашеная!
Кожинова согнулась в безудержном приступе рвоты. Мальчик сатанински захохотал.
– Облевалась, сука драная, облевалась! – веселился он, скаля в издевательской гримасе окровавленные, залепленные перьями зубы.