– Мы получили высший балл, если я правильно помню, – сказала я с улыбкой, как будто это могло компенсировать целый семестр отчужденности.
– Верно. И, главное, заслуженно. Вы стремились получать высокие баллы, и ваш пример стал заразительным. Помню, вы были очень организованны, что оказало на меня хорошее влияние. Думаю, в тот семестр у меня был самый высокий средний балл за всю мою учебу в колледже. – Ее улыбка дрогнула. – Моя сестра навещала меня, когда мы работали над проектом. Она жила в моей комнате в общежитии, пытаясь выбрать между Университетом Южной Каролины и Чарльстонским колледжем. Вы встречали ее.
Веронике Фаррелл, похоже, было важно, чтобы я это вспомнила. Я нахмурилась, перебирая свои воспоминания; я как будто просеивала муку, чтобы увидеть, что там застряло. Ничего. Ровным счетом ничего.
– Извините, не помню. Хотя припоминаю, что вы были близки… много разговаривали по телефону. Вы все еще близки?
На ее лицо упала тень, и я услышала, как Вероника сглотнула. А еще я ощутила запах духов, причем до странности знакомый. Единственное, в чем я была уверена, – это в том, что ни мать, ни Вероника не душились ими, иначе я бы заметила его раньше. На моих глазах возник ореол света, окруживший Веронику. Запах странных духов стал еще более явственным, а свет за ее спиной задрожал. Мой взгляд скользнул на позолоченное зеркало над буфетом в другом конце комнаты, и я увидела в нем отражение девушки лет двадцати с небольшим. Ее рука покоилась на плече Вероники, взгляд карих глаз был устремлен прямо на меня. Сначала я испытала облегчение, облегчение оттого, что я по-прежнему вижу духов. Потом удивление, потому что, кто бы это ни был, он явно ждал меня.
– Она умерла, – спокойно произнесла Вероника, как будто, говоря о сестре, привыкла сдерживать эмоции. – Ее убили, когда она училась на первом курсе Чарльстонского колледжа. Полиция так и не узнала, кто это сделал.
Свет позади нее стал ярко-белым, а затем исчез вместе с запахом духов.
– Вот почему Вероника пришла ко мне сегодня утром, – мягко сказала мать. – Детектив Райли дал ей мой номер телефона в надежде на то, что я смогу помочь.
Я встала.
– Поскольку ты явно не закончила, думаю, сегодня утром я пойду на прогулку одна.
Мать положила руку мне на плечо.
– Останься, Мелли. Обычно я не прошу тебя помогать мне с клиентами, но, поскольку ты уже общалась с Вероникой и встречалась с ее сестрой Адриенной, думаю, ты можешь мне помочь.
Я посмотрела на мать, надеясь, что она истолкует этот взгляд как «подожди, пока я уйду», но снова села на место.
– Я не знаю, чем могу помочь…
Я вновь ощутила запах духов, узнав в нем те, которыми я душилась в колледже. «Ванильный мускус» от Коти. Он был очень популярен в конце девяностых, когда Адриенна была на первом курсе.
Моя мать снова повернулась к Веронике:
– Вы сказали, что хотите что-то показать мне, что-то, что принадлежало вашей сестре.
Вероника кивнула и, сунув руку в карман юбки, вытащила длинную золотую цепочку с кулоном. Я наклонилась ближе: кулон был сломан посередине, замок застегнут. И тогда я вспомнила наш разговор с Томасом, он спросил меня, могу ли я помочь ему с одним «висяком». Что-то про сломанную цепочку, найденную в сундуке давно мертвой сестры, сундук обнаружили на чердаке родительского дома и вскрыли впервые с момента убийства.
Я протянула руку, глядя, как золотые звенья, змеясь, опускаются в мою ладонь, а поверх них лег сломанный кулон. На его вершине красовалась греческая буква, а две другие свисали прямо под ней. Искусственно зазубренный край показывал, где мог крепиться второй амулет.
– Я не состояла в женском обществе, поэтому, боюсь, для меня это китайская, вернее, греческая грамота. – Я сказала это вовсе не в шутку, но мать все равно пнула меня под столом.
– Это вензель из букв женского общества Адриенны, «омега хи», и другой организации, с греческой буквой «омега». Это могло быть как женское общество, так и братство… без остальной части кулона твердо сказать нельзя. Понятия не имею, где может быть эта вторая половина.
– В названии братства ее парня была буква «омега»? – спросила я.
– Нет. Она встречалась с парнем из Каппа Сигмы, но у него было железное алиби, и он никогда не считался подозреваемым. – Вероника откашлялась. – Это недавно обнаруженная улика. К сожалению, все это было двадцать лет назад. Люди разъехались кто куда, обзавелись семьями, забыли об Адриенне. Даже имея этот кулон, указывающий на что-то совершенно новое, детектив Райли не питает надежд на раскрытие дела. Он пытался взять показания у членов женских обществ и братств, содержавших в 1996 году в своих названиях букву «омега», но никто из них не помнит Адриенну.
Я повернулась к матери.
– Томас рассказывал мне про этот случай, и я объяснила, что не готова к этому.
Я уронила цепочку. Та с твердым, сердитым стуком упала на стол. Девушка все еще была здесь. Я не видела ее в зеркале, но чувствовала ее присутствие. Ощущала запах ее духов. Я оттолкнула от себя цепочку, не желая, чтобы она последовала за мной домой.
– Простите, Вероника. Честное слово, простите. Я всей душой хотела бы вам помочь. Но у меня дома двое детей, карьера, которую я пытаюсь воскресить, яма на заднем дворе, гниющие окна и множество других проблем, которые я должна решать прямо сейчас. Боюсь, я просто не могу взять на себя…
Моя мать протянула руку и схватила цепочку. Ее тонкие пальцы сомкнулись вокруг кулона, голова дернулась назад, глаза закрылись. Пару секунд мы были в полной неподвижности, а затем ее голова начала раскачиваться взад-вперед, как будто говоря «нет». А потом, словно откуда-то из эфира, из горла моей матери вырвался мужской голос, пришедший из глубин вместе со зловонием плесени.
– Не надо! – закричал голос. – Ты. Не. Хочешь. Знать. Правду.
На губах моей матери вспенилась слюна и потекла по подбородку. Вероника вскочила так резко, что ее стул с грохотом опрокинулся на пол.
Я протянула руку и выхватила у матери цепочку. Их ее легких вырвался шипящий порыв воздуха, ее голова безвольно упала на стол. Я стояла, тяжело дыша, как будто это я только что общалась с кем-то или с чем-то.
– Вам пора идти, – сказал я Веронике. – Мы ничем вам не поможем.
– Извините, – сказала она, поднимая свой стул, и сунула цепочку с кулоном в карман. – Ради бога, извините.
Мне были слышны ее шаги, удаляющиеся в холле. Входная дверь открылась и закрылась. Я наклонилась к матери, чтобы проверить дыхание. Ее пульс был ровным, но на ощупь ее кожа казалась липкой. Я помогла ей встать и подвела к дивану, чтобы она могла прилечь. Ее глаза оставались закрытыми. Я сидела с ней рядом, прислушиваясь к ее дыханию и держа ее руку в моей.
– Мы ей нужны, – наконец сказала мать.
– Ее сестра погибла двадцать лет назад, и нам ее не вернуть. И если ты сделаешь это снова, это может просто убить тебя.
Мы услышали, как вошел отец, и я быстро помогла матери сесть. Он просунул голову в комнату.
– Мне казалось, вы собирались прогуляться.
– Мне кажется, маме слегка нездоровится… – начала я.
– Мы как раз уходим, – сказала с улыбкой мать, поднимаясь с дивана.
– Мама, я думаю, тебе лучше остаться дома, если тебе нехорошо.
– Ни в коем случае. Думаю, прогулка в такую прекрасную погоду – как раз то, что мне сейчас нужно.
Она медленно поцеловала отца в губы – чтобы не видеть этого, я даже заставила себя отвернуться, – и направилась в холл, где остановилась перед штуковиной, которую я заметила ранее.
– Софи сказала, что тебе нужно иметь такую коляску. У нее она тоже есть, и она бегает с ней, и в полном восторге. Так что я купила ее тебе в качестве подарка ко дню рождения.
– Я не бегаю, – сказала я, стремясь вернуться к нашему предыдущему разговору.
– Знаю, но, возможно, тебе понравится заниматься бегом с детьми. Особенно в хорошую весеннюю погоду, пока не стало слишком жарко.
Я с сомнением нахмурилась, глядя на странное приспособление на колесиках.
– Вряд ли мне нужно…
Но мать распахнула входную дверь и вышла на улицу. Я последовала за ней. Она глубоко вдохнула, и я была благодарна за то, что румянец вернулся к ее щекам.
– Ничто так не очищает разум, как глоток свежего воздуха.
– Мама, – начала я, но она уже шагала по Легар-стрит. Она шла медленнее, чем обычно, но быстро восстановила силы и начала работать руками, и я с трудом поспевала за ней. Чтобы не вывихнуть лодыжки на неровных, древних тротуарах, мы шли по середине улицы с односторонним движением, навстречу движению, чтобы знать, когда нужно уйти с проезжей части.
– Ты сказала, что тебе требуется моя помощь, – сказала мать с заметным усилием.
Я пыхтела с ней рядом, мне даже пришлось перейти на бег, чтобы не отставать.
– Это очень, очень странно. В доме Джейн есть чье-то присутствие, возможно, даже двух духов. Ты когда-нибудь что-то чувствовала, навещая Баттон?
Мать покачала головой.
– Нет. Обычное смутное ощущение, что мы не одни, но не больше, чем в любом другом старом доме в Чарльстоне.
Я нахмурилась.
– Дело в том, что я чувствую два сильных присутствия, и оба пытались общаться со мной, но каждый раз, когда я нахожусь там, что-то блокирует мое зрение, мешая что-либо увидеть.
– Блокирует зрение?
Я кивнула, радуясь дополнительному мгновению, чтобы втянуть в легкие воздух.
– Как плотный занавес. Раньше такого со мной не было. Я думала, что это, возможно, из-за беременности и родов, что я потеряла свои способности вместе со всем своим гардеробом и обувью.
Мать искоса взглянула на меня.
– Миссис Хулихан все еще неправильно стирает твою одежду и она садится?
Я обиженно выпятила подбородок.
– Это пока не установлено. В любом случае, несмотря на катастрофу в твоей гостиной, меня почти успокоило то, что я увидела сестру Вероники.
Джинетт остановилась.
– Ты видела Адриенну?
Я кивнула и попыталась перевести дух.