Я испугалась, что мои щеки треснут от застывшей улыбки.
– Ух ты, конечно, нет, забавное предложение! Буду счастлива присмотреть за детьми, чтобы она могла поиграть в гольф с моим мужем.
Джек странно посмотрел на меня.
– Я имела в виду мужа и друзей. Действительно, что в этом плохого? – Чувствуя, что начинаю нести всякую чушь, совсем как Джейн, я сделала глоток из своего бокала, чтобы больше не проронить ни слова.
Купер посмотрел на часы.
– Извините, но, кажется, нам пора.
Девочки побежали наверх, чтобы освежить макияж и похихикать, а затем вернулись, чтобы взять вечерние сумочки и шали. Я тайком проверила сумочку Нолы, чтобы убедиться, что Джек не сунул в нее маленький баллончик «Мейс».
Проводив компанию молодежи на веранду, мы выстроили их там, чтобы сделать хотя бы один снимок. Затем они вышли на улицу, где их ждал лимузин, однако Нола задержалась на минутку.
– Ты сегодня настоящая красавица, – сказала я, обнимая ее. – Желаю тебе от души повеселиться.
– Непременно. Просто скажи папе, чтобы он расслабился. Он весь вечер косо смотрел на Купера. Боюсь, Купер теперь со мной даже танцевать не будет. Папа должен мне доверять. Тем более что я еще ни разу не давала ему повода подозревать что-то плохое.
Я оглянулась на Джека. Тот стоял на веранде у перил с очередным стаканом ледяной кока-колы в руках. Лично на меня он произвел впечатление стервятника, парящего над несчастной жертвой дорожно-транспортного происшествия.
– Я это знаю. Просто пойми: ты его дочь, и он пытается тебя защитить, потому что обожает тебя. И еще я знаю: Сара оценит, что ты облегчаешь ей путь. – Я снова обняла Нолу и легонько поцеловала в щеку.
Она улыбнулась, а затем вновь с тревогой обернулась через плечо.
– Как ты думаешь, он будет ждать на крыльце, когда мы вернемся?
– Разумеется, нет, – сказала я, ломая голову, как мне удержать Джека внутри. Может, подсыпать ему в кока-колу бенадрила, чтобы он вырубился?
Купер протянул Ноле руку. Она взяла ее, и он повел ее вниз по ступеням веранды в сад. Вокруг фонтана, нежно развевая волосы и платье, пронесся прохладный ветерок. Он принес с собой аромат роз, которым до цветения оставался как минимум месяц.
– Почему ты улыбаешься? – сказал Джек, обнимая меня за плечи.
Я посмотрела на него.
– Даже не знаю. Просто у меня такое чувство, что за нами наблюдают.
Нола уже сидела в лимузине с двумя подружками и их кавалерами. Стоявший у задней двери Купер повернулся и помахал на прощание рукой. Я с ужасом увидела, как Джек, двумя пальцами сделав букву V, указал ими на собственные глаза, а затем нацелил их на Купера. Мол, я слежу за тобой. Улыбки Купера как не бывало.
Я хлопнула Джека по руке и помахала Куперу.
– Не обращай на него внимания! – крикнула я. – Желаю вам весело провести время!
Лимузин отъехал. Вскоре после этого уехали и родители ребят, оставив нас с Джеком наедине.
– Нола попросила меня помочь тебе расслабиться. У нас есть четыре ничем не занятых часа, которые нужно заполнить.
Я встала на цыпочки и поцеловала его.
– Повремени с этой мыслью, – сказал он, взяв меня за руку, и повел в свой кабинет. – Мне не терпелось поделиться с тобой этим весь день. После нескольких дней проволочек я наконец зашел сегодня в семейный архив в Чарльстонском музее и, похоже, нарыл кое-что интересное.
Щелкнув выключателем лампы в углу стола, Джек принялся перелистывать листы фотокопий, разбросанных по всей поверхности. Я закрыла глаза. Как жаль, что рядом со мной сейчас нет ни Джей-Джея, ни Сары, чтобы понюхать их и снизить подскочившее давление!
– Судя по всему, Розалинда – мать Баттон – завещала всю свою корреспонденцию музею, включая письма своего сына Самтера. Не знаю, есть ли что-либо значимое в этой коллекции, но я решил на всякий случай просмотреть ее, поэтому сделал копии. Пожертвование было сделано уже после смерти Анны. Вероятно, это посмертная просьба Розалинды, чтобы не оскорблять живых. Пока что я лишь быстро все пролистал, однако нашел вот это. Вероятно, когда Анна умерла, Баттон вырезала это из «Пост энд курьер» и приложила к бумагам брата.
Я прищурилась, пытаясь прочесть мелкий печатный шрифт, и в очередной раз удивилась, как только газеты умудряются сжимать истории гигантских размеров до небольшого квадратика текста. Я прочла его дважды, просто чтобы убедиться, что я все поняла правильно. И подняла глаза на Джека.
– Анна покончила с собой. Какой ужас.
– Она повесилась в спальне дочери на чердаке, – добавил Джек.
Мои глаза полезли на лоб. Я вспомнила ужасное присутствие в доме, столкновение и притяжение двух враждующих сущностей и невольно задалась вопросом: разгадала ли я только что личность одной из них?
– Должно быть, она была вне себя от горя из-за смерти Хейзелл, – сказала я. – Но если она – тот самый несчастный призрак, чье присутствие мы заметили в доме, нам нужно выяснить, почему она все еще здесь. – Я нахмурилась. – К сожалению, когда ответ знает только мертвый, есть только один способ узнать, что это такое.
Глава 19
Я пыхтела, как паровоз, едва поспевая за Софи. Мы с ней шагали по одной из дорожек Кэннон-парка. Вдоль нее тянулась возмутительно красочная клумба с растениями, при виде которых мой отец умер бы от зависти, я же не могла назвать ни одного цветка. Я толкала беговую коляску с близнецами, а Софи несла Блю Скай в «кенгурятнике», мало чем отличном от нагрудной сумки, в которой Ребекка таскала свою собачку Пуччи.
Кэннон-парк расположен недалеко от Эшли Холл на Ратледж-стрит, поэтому я предложила встретиться с Софи после того, как высажу девочек у школы. Я скучала по ней и хотела бы видеть ее чаще – как в те дни, когда мы обе были не замужем, когда дети и мужья еще не начали занимать большую часть нашей жизни. Я не жаждала, чтобы она гадала мне на картах Таро или вновь рассказывала, почему старые окна намного превосходят сегодняшние, но я скучала по ее обществу. Все-таки прекрасно иметь друга, который скажет тебе правду обо всем, даже когда ты не хочешь ее слышать. Даже если этот друг одевается как персонаж «Улицы Сезам» и предлагает роды в воде в качестве альтернативы обычным родам в больнице.
– Почему ты идешь так быстро? – спросила я, шумно дыша и пытаясь не отставать.
– А почему ты идешь так медленно? Я думала, у тебя есть беговая коляска. И потому решила, что ты сможешь не отставать. – Она энергично заработала руками и пошла еще быстрее.
– Так нечестно – у меня их двое, а у тебя – только один. Кроме того, Джейн пользуется беговой коляской почти каждый день, так что сейчас она как бы в ее собственности.
Софи странно посмотрела на меня, но без комментариев продолжила свой изнурительный темп.
Мы дошли до высоких величественных колонн и парадных ступеней бывшего здания музея, сгоревшего в 1981 году. Теперь от него оставались только колонны, стоящие идеальным полукругом, как напоминание о том, что когда-то было на этом месте.
– Чувствуешь? Что-то горит, – спросила я, зажимая нос от удушающего дыма.
– Нет, – сухо ответила Софи. – Ты говоришь это каждый раз, когда мы проходим здесь. Ты просто чувствуешь запах пожара, которому больше тридцати лет.
Я просияла.
– Но я чувствую его запах! Это хорошая новость. В эти дни мои экстрасенсорные способности то усиливаются, то ослабевают без всякой видимой причины. Бывают моменты, как сейчас, когда они так же сильны, как и раньше, а иногда полностью заблокированы.
– Как странно. Я бы сказала, что виноваты гормоны, и, когда ты была беременна, они полностью исчезли и не напоминали о себе.
– Может, это послеродовые гормоны?
Софи наконец замедлила шаг и посмотрела на меня.
– Ты серьезно? Прошел уже почти год. К настоящему времени они должны были успокоиться, а твой разум и тело – вернуться в прежнее состояние.
– Это неправда, – возразила я. – Некоторым женщинам требуется больше времени, чтобы прийти в норму.
Я быстро откусила от своего слегка сплющенного пончика из пекарни Рут, который тайком пронесла в дом. Когда Рут пару дней навещала свою сестру, я воспользовалась ее отсутствием и купила целую дюжину. Я прятала их в глубине морозильной камеры, постоянно проверяя, что миссис Хулихан ничего не переставила и не обнаружила мой тайник, и всякий раз прятала один за поясом своих спортивных штанов, когда выходила из дома, чтобы заняться спортом. Не хотелось бы потерять сознание по причине отсутствия необходимого горючего.
– Да, но, как мне кажется, это больше связано с вредными привычками, чем с гормонами.
Я посмотрела в пространство между колоннами и увидела призрак гигантского скелета кита, что свисал с невидимого потолка.
– Софи, ты видишь?
– Нет, я не вижу скелет кита. Еще до пожара в музее его перенесли на новое место. Его здесь больше нет.
– Но я его вижу, – сказала я с улыбкой. – И это хорошо. По крайней мере, пока я не посмотрю в зеркало и не увижу кого-то позади себя. Тогда, возможно, я вновь передумаю.
Мы проходили мимо детской площадки, когда малышка Блю Скай внезапно принялась дрыгать ножками – они, как обычно, были обуты в крошечные «биркенстоки» – и кряхтеть. Видя, что она подпрыгивает вверх и вниз, Софи остановилась, вынула дочь из «кенгурятника» и, взяв ее на руки, посмотрела ей в лицо.
– У тебя есть ручки, Блю Скай. Ручками скажи маме, чего хочешь.
Малышка перестала подпрыгивать и серьезно посмотрела в лицо матери. А затем, словно она и вправду поняла, что сказала Софи, Блю Скай разжала и сжала кулачки и указала ими в сторону детской площадки.
– Хочешь покататься на качелях?
Блю Скай повторила то же движение руками.
– Не будешь возражать, если мы остановимся? – спросила Софи. – Ей нравится, когда я качаю ее на качелях.
– Гм, конечно, – сказал я. – И что это было?
– Это детский язык жестов. Таким образом дети могут общаться без плача. Очень рекомендую.
Я хотела спросить у нее, не проще ли научить ребенка говорить, но знала, что получу ответ, который еще больше запутает меня. Припарковав коляску, я полезла во внешний карман сумки для подгузников, висевшей на ручке, вытащила пакет с детскими антибактериальными салфетками и направилась к качелям.