книги.
Я осушила свой бокал и мягко улыбнулась, сделав вид, будто для меня все это не новость.
– Да, мы обе гордимся им и знаем, что его поклонники не будут разочарованы.
Она сделала глоток вина. Меня так и подмывало ударить по дну ее бокала, чтобы вино выплеснулось на лиф ее розового платья. Но я сдержалась.
– Я никогда не задумывалась о том, насколько наш «дар» может помочь нашим мужьям в их писательской карьере. – Ребекка подняла бокал. – Пусть победит сильнейший.
Я не стала поднимать свой пустой бокал, и меня не волновало, заметила она это или нет.
– Не переживай, – сказала она. – После сегодняшнего объявления книга и фильм Марка привлекут к нам всеобщее внимание.
Я вспомнила наш с Джеком разговор по поводу газетной статьи о сделке с киношниками, которую заключил Марк. Предполагалось, что фильм будет сниматься в Чарльстоне, а наш дом послужит в качестве декорации. Разговор продолжения не получил, к нам официально никто не обратился, и я предположила, что мы с Джеком занимаем одинаковую позицию. Что было очень хорошо, поскольку в аду пойдет розовый снег, если я когда-нибудь дам на это согласие.
Я повернулась к Джеку за подтверждением и обнаружила, что его больше нет рядом. Появилась официантка с его сельтерской водой и лаймом. Я взяла бокал, поставила свой пустой из-под вина на поднос и, глядя через плечо, чтобы узнать, куда ушел Джек, поблагодарила официантку. Я заметила Томаса – он разговаривал с группой людей, но Джейн с ним не было.
Квартет прекратил играть, Марк подошел к микрофону, и я заметила, что все официанты теперь раздают фужеры с шампанским.
– Извините, сейчас важный момент, – сказала Ребекка, проходя мимо меня к тому месту, где стоял Марк. Вокруг них мерцали вспышки фотокамер, и мне оставалось только гадать, были ли это наемные фотографы, оплаченные Марком и Ребеккой. С них станется.
Кто-то коснулся моего локтя. Я обернулась и увидела Сьюзи Дорф, такую же миниатюрную, как и раньше, с бокалом шампанского в руке.
– С вами трудно связаться, – сказала она, делая глоток из своего бокала.
– Я очень занята, – ответила я, вспомнив стопки розовых бланков с сообщениями, которые Джолли Томпсон аккуратно заполняла, зная, что я все равно их выбрасываю.
– Что ж, если бы вы потрудились перезвонить мне, то вы бы уже знали, что это за важное объявление.
– Я уже знаю о фильме, это было в газете. Но его не будут снимать в нашем доме – мы на это не давали согласия и никогда не дадим.
Ее круглые карие глаза, удивительно похожие на пуговицы, полезли на лоб.
– Неужели? Потому что ваш муж согласие дал. Надеюсь, вы в курсе.
Из моего нутра вырвалось нечто, похожее на обжигающее пламя, и пронзило меня до мозга костей. Я была почти уверена: так бывает, когда в вас попадает метеорит.
– Простите?
Марк постучал в микрофон, и Сьюзи указала на него подбородком.
– Не уходите, сейчас вы услышите важное объявление.
Я сунула репортерше бокал с минеральной водой.
– Я должна найти Джека… произошла какая-то ошибка. Простите меня, пожалуйста.
Сьюзи схватила меня за руку.
– Я видела его всего несколько минут назад, когда он направлялся на кухню. – Она умолкла, как будто размышляя, стоит ли сказать больше, но, видимо, решила не продолжать.
Я не стала выпытывать у нее то, что, по ее мнению, я должна была знать, ибо в любом случае это было наименьшей из моих забот. Потому что, если Джек действительно подписал это соглашение, в аду вот-вот начнется розовая метель.
Глава 29
Я читала рассказы про солдат, контуженных после взрыва, внезапно оглохших и ослепших, спотыкающихся, не знающих, как они попали туда, где были, и куда направлялись. То же самое сейчас ощущала и я. Движимая одним лишь инстинктом, я искала дверь, через которую входили и выходили официанты, а найдя, последовала за ними на кухню, как будто мое место было там.
Запах еды был здесь сильнее, шум громче и перемежался выкриками распоряжений, стуком ножей по разделочным доскам, лязгом столового серебра и звяканьем укладываемых стопками фарфоровых тарелок. Но я лишь смутно осознавала все это, звуковую дорожку моего кошмара, пока рыскала в поисках Джека. Официантка – я узнала в ней ту, что приносила мне минералку, – остановилась и удивленно посмотрела на меня. Затем, приподняв брови, она указала подбородком в сторону двери за моей спиной, подождала, пока на пустой поднос поставят бокалы с шампанским, и вышла из кухни.
Моим первым побуждением было пойти за ней, даже если это означало выслушать объявление Марка. Это было бы хорошим предлогом, почему я не последовала за Джеком в большое складское помещение. Где была закрытая дверь. За которой я отчетливо слышала женский голос. Но я помнила, что говорила моя мать о новой, зрелой Мелли. Той, что смотрит правде в глаза, вместо того чтобы прятаться от нее, и задает вопросы, какими бы неприятными ни были ответы. Той, у которой не должно быть поспешных выводов. А еще я помнила, что Джек говорил о доверии и о том, что оно лежит в основе нашего брака. Конечно, они оба были правы. Мне сорок один год, я – замужняя мать троих детей, и мне самое время стать большой девочкой.
Я слышала далекий, усиленный микрофоном голос Марка Лонго.
– Джек Тренхольм, муж моей родственницы, великодушно дал согласие провести большую часть съемок фильма в его доме на Трэдд-стрит, где и происходит эта история.
Я ощущала себя больной и преданной, но продолжала цепляться за малейшую надежду, что я неправильно поняла или что у Джека есть объяснение, которое все исправит. И что слова матери о том, как важно выяснить правду, были правдой.
Расправив плечи, я всего мгновение помедлила перед закрытой дверью, а затем, не постучав, повернула дверную ручку и рывком распахнула ее. Мне тотчас вспомнились мои предыдущие мысли о контуженных солдатах – интересно, а можно ли пережить две контузии подряд? Сначала мне показалось, что внутри очень холодно и что я, возможно, шагнула в холодильное складское помещение. Я дважды моргнула, но не потому, что ничего не увидела. Под потолком горели флуоресцентные лампы, освещая все мертвенным, бело-голубым светом. Я снова моргнула, как будто надеясь, что то, что я увидела перед собой, могло исчезнуть. Но оно не исчезло.
Я была уверена: кладовая должна быть уставлена металлическими полками, а сами полки должны ломиться от контейнеров со свежими продуктами и большими банками для приправ, но я их не увидела. Единственное, что я видела, – это красивый бледно-голубой шифон платья Джейн, наполовину скрывающий от меня Джека в его черном смокинге. Его левая рука – та, на которой было золотое обручальное кольцо, надетое чуть больше года назад, – прижимала голову Джейн к его груди. Он наверняка стоял, склонив голову к ней, пока звук распахиваемой двери не заставил его отскочить. Судя по ним, они явно не отрабатывали приемы гольфа.
Пару мгновений мы смотрели друг на друга, не замечая ни суеты, ни шума на кухне, как будто стоящей между нами девушки в голубом, с ее заплаканным, бледным от шока лицом, даже не существовало. А затем все звуки с оглушительной силой выстрела вернулись. Мое тело пронзил удар, и я почувствовала, как свинцовая пуля медленно проникает прямо в сердце.
– Мелли, – сказал Джек и, когда Джейн отстранилась, шагнул ко мне.
Но я уже пятилась от него. При этом я зацепилась каблуком о платье, на миг ощутила натяжение ткани, затем раздался треск, и я вновь была свободна.
– Мелли, – повторил Джек, побежав за мной. – Пожалуйста, вернись. Это не то, что ты думаешь, поверь мне. Пожалуйста, остановись. Давай я тебе все объясню.
Но отчаяние, гнев и боль несли меня вперед. Так быстро я не бегала ни разу в жизни. Где-то между кухней и входом в ресторан я потеряла туфлю, а вторая осталась лежать посреди Спринг-стрит. Я пробежала один квартал, как вдруг до меня дошло, что Джек не устремился следом за мной. Отсутствие его шагов заставило меня застыть на месте. Я села на тротуар, чтобы отдышаться, не зная, что обиднее – Джейн в его объятиях или то, что он не пытался меня догнать.
Не знаю, сколько времени я просидела там, не замечая ни прохожих, ни погоду, ни ползающих по тротуару насекомых, не говоря уже о времени. Я помнила, что пыталась плакать, но обнаружила, что не могу. Как после всех долгих бессонных ночей с младенцами, когда я пыталась наконец уснуть, но усталость не давала мне сомкнуть глаз. Так и сейчас. Мое горе и печаль были сильнее любых слез.
Каким-то чудом мне удалось удержать вечернюю сумочку. Ее ремешок все еще болтался у меня на руке. Выудив из нее телефон, я увидела, что Джек оставил мне пятнадцать текстовых сообщений и десять раз пытался дозвониться. Я удалила все его текстовые и голосовые сообщения и заблокировала его номер. Голос новой Мелли звучал все слабее и слабее, пока наконец не смолк совсем. Тогда я набрала номер матери. Звук ее голоса почти сломал плотину слез, застрявших у меня в горле.
Не знаю, что я ей наговорила, но она пообещала, что мой отец будет здесь через пятнадцать минут. Я не знаю, с какой скоростью он вел машину и сколько красных светофоров и знаков «Стоп» пролетел без остановки, но он приехал менее чем через десять минут. Лишь раз посмотрев на меня – босую, в разорванном платье, он пулей выскочил из машины и практически отнес меня в нее, словно я была маленьким ребенком.
Я знаю, что он что-то говорил и задавал мне вопросы, но я не могла отвечать. Не могла слушать. Все, что я могла, – это заново переживать те ужасающие моменты на кухне ресторана. Это длилось меньше минуты, но воспоминания растянулись на целую вечность.
Мать ждала у входной двери дома на Легар-стрит. Она обняла меня и повела вверх по лестнице в ванную, где уже наполнила ванну горячей ароматной водой. Она расстегнула молнию на моем платье и отвернулась, давая мне возможность раздеться и лечь в ванну, а затем села на закрытую крышку унитаза. Я лежала в горячей воде, впитывая напряженную тишину, а надо мной клубилось облако пара. Мать молчала, из чего я сделала вывод, что она здесь не за компанию, а, скорее, затем, чтобы я нарочно не скользнула под пузыри пены.