Игорь ушел в дом, а Маша осталась сидеть, наблюдая за Шепталовым, который перестал топать и бормотать, а сделал вид, что наслаждается ароматом ночных фиалок. Действительно, запах от них шел просто опьяняющий. Да тут еще соловьи.
— Ладно вам за грядками прятаться, — сказала Маша. — Все уже знают, кто вы такой, коллега.
— В каком плане коллега? — насторожился Шепталов.
— В том самом, — ответила Маша. — Одному делу служим.
— Как? Вы тоже? — поразился Антон и прямо по грядкам пошлепал к Маше. — В наше время, знаете ли, дамочек в органы не больно-то брали…
Люпис и Тяпус, оба с гранатометами (для поражения) и автоматами (для добивания), вынырнули из сопредельного пространства прямо перед дачей Поповых в тот момент, когда из дверей по малой нужде вышел заспанный Толян.
Увидев перед собой вооруженных диверсантов, он, не раздумывая, произвел два нокаутирующих удара — сначала левой, потом правой рукой. Диверсанты рухнули, вслед за чем к удивлению Толяна исчезли, оставив на дорожке оружие.
Толян, не торопясь, сходил в нужник, после чего затащил «стволы» в дом.
Был первый час ночи. Игорь, который не спал, вышел из комнаты на шум.
— Смотрю — два хмыря с оружием, — объяснил Толян. — Что им тут с оружием делать? Нечего.
— Где они? — спросил Игорь.
— Испарились, — ответил Толян.
— Рожи запомнил?
— Вроде запомнил.
— Это и есть Люпис с Тяпусом, — сказал Игорь. — Суперсыщики. С ними обычно бывает третий — Марьяж. В которого стрелял Антон. Черная палка.
— Гляди ж ты, — пробормотал Толян.
— Это злейшие враги, — сказал Игорь. — Злее нету. Увидите — стреляйте, не раздумывая. Этого они боятся.
— Я помню — ты говорил, — произнес Толян.
— Лишний раз повторить не вредно, — сказал Игорь. — Особенно берегите Свету с Колькой.
— Да помню, помню.
Спрятав оружие в кладовку, Игорь вышел, прошелся по саду. Вокруг было чисто — Люпис с Тяпусом из сопредельного пространства уже убрались в свое логово. Интересно, где у них логово? Поди, как у всякой шпаны, где-нибудь в подвале или на чердаке.
«Где у них логово?» — спросил он у Вектора.
«Храм на Красной площади», — ответил тот.
«Близок локоток, да не укусишь, — заметил Игорь. — Или укусишь?»
«Твоя задача не с Люписом да Тяпусом воевать, — назидательно сказал Восходящий Вектор. — Охолонись. Того и гляди труба позовет».
Игорь вернулся в дом и лег рядом со спящей Светой. И начал думать о Кире. Той самой Кире из лаборатории Корнелия, которая после того, как Игорь побывал в оптимизаторе, поднесла ему стакан эликсира.
В три ночи Игорь Попов ушел. Выглядело это так, будто он плавно растаял в воздухе…
Марьяж, оставшийся в храме, залечивал рану. Он потому и не пошел на дело, что рана, затягиваясь, отвлекала на себя часть внутренней энергии, что мешало работать в полную силу. А если работать в неполную силу, обязательно наколбасишь.
Он по-прежнему стоял в углу — так лучше уравновешивались инь и янь, поврежденным концом вниз — так лучше распределялась энергия, омывая рану.
Время тянулось медленно. Время для Марьяжа было субстанцией осязаемой, он его ощущал, как упругую, легко проницаемую среду без цвета и запаха. Время было носителем информации, но более слабым, чем вакуум с его голографическими атрибутами, и не таким навязчивым. В вакууме Марьяж, сопровождающий порой Фраста в его звездных круизах, чувствовал себя паскудно. У него было ощущение, что кто-то рядом постоянно и назойливо зудит, поучая, наставляя и вразумляя. Не помогали ни защитная оболочка, которую создавал сам Марьяж, ни энергочехол, в который его засовывал Фраст.
Между прочим, когда стрелял этот поганец Шепталов, защитной оболочки на Марьяже не было. Да и кто ее надевает в родной стихии? Это то же самое, что стоять у станка и точить детали в водолазном костюме.
Но меток, поганец, меток, ничего не скажешь. Просто впредь на физическом плане нужно проявляться на короткое время и действовать быстро, чтобы не успевал среагировать со своим маузером. Если, конечно, жив останется. Хорошо бы коллеги и его заодно с Поповым пришлепнули. В качестве, так сказать, вендетты.
Раны у Марьяжа никогда не ныли и не требовали хирургического вмешательства. Они лишь нуждались во временном покое, чтобы наросла, восстановилась кристаллическая решетка. Приходилось ждать, а значит оставаться наедине с собой, а значит думать либо впитывать информацию, носителем которой, как уже говорилось, было время.
В данный момент Марьяж думал. И думал он о Его Высочестве Фрасте.
Марьяж сам был не из последних загадок природы, но Его Высочество был загадочен особенно. В графе «место рождения» он ставил размашистое: Гелиос. И всё. Ни аспектов, ни эфемерид, ни поправки на прецессию, ни тебе банальных координат. Просто: Гелиос. Поговаривали, однако, что Его Высочество Фраст даже не из местных, а родина его — звездное скопление в созвездии Геркулеса. Поэтому и не приемлет порой законов Солнечной Коллегии, считая их старозаветными и суетными. Оно и понятно, Его Высочество пришел из такого Продвинутого Будущего, до которого человечеству развиваться да развиваться. И что он нашел в этом инфантильном захолустье? Но слава Богу, что нашел. Очень хорошо, что он здесь, и что по своей инициативе в пику беззубым бершонцам организовал сыскную фирму, раскрывающую самые заковыристые дела и пользующуюся особым расположением Монаршества.
Во время звездных путешествий, которые Повелитель позволял себе время от времени, особенно чувствовалась его неземная стать. Везде, каким бы разношерстным ни было общество, Его Высочество принимали с распростертыми объятьями. Он общался на короткой ноге и с правителями, и с мошенниками межгалактического ранга. Иной раз он вел беседу с такими уродами, что даже Марьяж при взгляде на них вздрагивал от ужаса.
Марьяж у Его Высочества не был средством обороны. Зачем какое-то приспособление тому, кто может изрыгать огненную струю на добрую сотню метров и быстрее мысли уходить в подпространство? Впрочем, у него был и саморазящий меч, лазерный клинок которого мог удлиняться до пяти тысячи метров, и гравиствол — ручная пушка с дальностью действия до тридцати километров. К этому нужно прибавить, конечно же, стандартный набор просвещенного мага, включающий телепатию, левитацию, астральные приемы нападения и защиты и т. д, и т. п., которым Его Высочество владел безукоризненно.
Марьяж у Повелителя был своего рода ручным гладиатором, бойцовым петухом, который животом своим и умением, сражаясь с такими же, как он, разномастными, разнокалиберными петухами, зарабатывал межгалактическую валюту. Каких только бойцов против него не выставляли: и зубастых, и перевитых мышцами, и вооруженных саблевидными когтями, и вытянутых, как он сам, и сплюснутых в сверхтяжелый кубик, и умеющих парализовать, и палящих одновременно из десяти бластеров, — всех разбивал наголову.
Марьяж чувствовал при этом, что Его Высочество Фраст им доволен, и преисполнялся гордости.
Глава 7. Корнелий всё предусмотрел
По каменному полу затопали башмаки, появились Люпис с Тяпусом. Ну и хари же у них были. Широкая физиономия Люписа стала еще шире, ибо левая его щека налилась, превратившись в сплошной синяк, а у Тяпуса подбородок стал вдвое больше и этак асимметрично перекосился.
Язвить Марьяж не стал, негоже было реализатору изгаляться над сапиенсами.
Честно говоря, давненько у хорошо сработавшейся троицы не было таких проколов. Чтобы по харе получить, часть плоти потерять и при этом в главном не продвинуться вперед ни на йоту, такого еще не бывало. Помощь виртуалам и победы над бершонцами не в счет. Не за этим их посылал сюда Его Высочество Фраст.
— В общем, так, — гнусаво сказал Люпис. — Нечего тут цацкаться. Шарахнем по Попову из космоса. Чтоб брызги полетели.
— Шарахнуть-то шарахнем, дело нехитрое, — гундосо пробубнил Тяпус, — да как бы боком не вышло. Там, в доме-то, еще народ есть. Обоего полу, плюс пацан. Я почуял. А что говорит закон Мулюк-Кефаля? Не наследи. Не разорви цепь.
— Вот это-то и останавливает, — произнес Люпис и со стоном возлег на диван.
Осторожно пощупав вздувшуюся щеку, он засопел и, раздувая ноздри, сказал, как отрезал:
— Шарахнем! Окончательно и бесповоротно.
Тяпус, вздохнув, сел на свой диван и заметил:
— Это в тебе злость говорит. Потому что не привык по харе получать.
— Больно ты привык, — огрызнулся Люпис, глядя в высокий потолок, по которому ходили размытые тени.
Тени, разумеется, отбрасывало освещенное прожектором дерево, но вполне возможно, что это были какие-то древние мыслеформы, подпитываемые энергией ныне живущих людей, которые днем так и шастали по площади, так и шастали. Люпис не помнил — было ли рядом с храмом дерево или не было. А вставать не хотелось. Но тем не менее сомнение в собственной правоте возникло, ибо даже тут, в храме, имела место связь поколений. Не разорви цепь. Мулюк-Кефаль чертов. Или их было двое? Один Мулюк, другой Кефаль?
— Ладно, не будем испытывать судьбу, — сказал Люпис. — Ты как думаешь, Марьяж?
— Я думаю, что влетит нам от Его Высочества, — меланхолично отозвался Марьяж. — Но это лучше, чем вернуться в чужое будущее. Представляете, коллеги? Возвращаешься, а там ни о каком Марьяже знать не знают. И о вас, коллеги, знать не знают. И нету никакого частного сыскного агентства, и самого господина Фрас…
— Цыц, — в один голос рявкнули Люпис с Тяпусом. — Ты ничего не говорил.
— Я ничего не говорил, — немедленно согласился Марьяж, вспомнив, что Его Высочество всё видит, всё слышит…
Транспортировщик ждал в подпространстве. Всё здесь было белесо-серое, расплывчатое, звуки были ни на что не похожи — так, какие-то обрывки, внезапно сказанные буквы, слоги, перемежающиеся с невнятным бульканьем, писком, треском. Сплошной туман — вот на что это было похоже. Сплошной, покрывший всё вокруг туман, приглушивший звуки, остановивший всякое движение, являющийся сам по себе источником белесого света.