Молодуха со своей Любкой разбудила Толяна с Буханкиным. Толян ночевал на продавленном диване, а Буханкин на матраце, брошенном на пол. Антон, кстати, ночь провел на узкой панцирной кровати. Когда выбиралось место для ночлега, и вопроса не возникало, кто где будет спать. Толяна мог выдержать только диван, Антону годилась и панцирная кровать, ну а валютному фарцовщику самое место было на полу, как собаке какой-нибудь. Буханкин больно-то против и не вякал.
Зевнув, Буханкин мелко перекрестил рот и сказал, обращаясь к Толяну:
— На дело сегодня идем?
— Какое, нафиг, дело? — ответил Толян. — Забыл, о чем просил Игорек?
Буханкин подумал-подумал и сказал:
— Да. Неудобно отсюда ездить на дело. Далеко-с.
— Зато никто не найдет, — откликнулся Толян. — Если вдруг захочет тебе пендалей навешать. Дело-то оно такое — пендалями пахнет.
— Если кто захочет, он и здесь сыщет, — пробормотал Буханкин. — Риск есть в каждом деле. Не рисковать — икры не жрать…
Потом оказалось, что ночью Игорь ушел. Куда — непонятно. Записки не оставил. Света была в шоке, но виду старалась не показывать.
Маша с Антоном сходили в магазин, который работал с 8.00, и принесли диетической колбасы, яиц, банку зеленого горошка, свиную тушенку, две банки фасоли и хлеб.
После завтрака приволокся Кузьмич. Зачем-то ему понадобился Игорь. Толян, сказав, что Игоря нету, сунул ему в карман сотню. Жалко стало старика, у которого аж голова тряслась с похмелья.
Ночные трофеи, добытые Толяном малой кровью, лежали там, куда их ночью же отнес Игорь — в кладовке с садовым инвентарем.
С оружием Толян в своей жизни встречался, но в основном это были кастеты, ножи, пистолеты, максимум пистолеты-пулеметы. А тут в компании со шлангами, опрыскивателями и вилами на полу лежали солидные такие, военные-военные автоматы и гранатометы. В армии Толян не служил из-за плоскостопия, и подобное оружие видел лишь в боевиках, которых в свое время насмотрелся до одури. Это, однако, вовсе не означало, что он бы в решающую минуту спасовал и не взял его в руки. Взял бы, и не просто за ствол, чтобы прикладом отходить противника, а как надо, и всадил бы в брюхо ему тройку горячих пуль, и разнес бы его из гранатомета в пух и прах.
— Ту-ту-ту-ту-ту, — «застрочил» из автомата Толян, взяв его в руки.
Антон хмыкнул — Толян при всех его хоромах и машинах был такой ребенок. Оружие было классное, супероружие. Антон быстро с ним разобрался, одного только не мог понять, как ночные диверсанты собирались его применять? Не война ведь. Стрельба пойдет очередями и не обязательно в цель, от гранат полетят осколки, а вокруг гражданское население. Где у этих диверсантов голова, почему бездействует милиция, куда, в конце концов, смотрят органы безопасности? Ведь это же армейское оружие, как оно вообще попало на гражданку? Глупое время, безответственное.
Антон почувствовал легкую тоску по ушедшему уже так далеко 37-му году, жизнь в котором была строго и определенно очерчена: карьера кадрового офицера, очередные звания, заслуженные награды, но главное, конечно, работа. Человек хоть и не лошадь, однако тоже предназначен для работы.
А тут что? Холуй при обормоте.
Антон посмотрел на Толяна, который, встав на четвереньки, изучал гранатомет, и вздохнул. Обормот и есть.
Буханкин с Ремизовой болтали в тени на лавочке.
Маша ушла куда-то звонить, а Света сидела в комнате и никуда не пускала Кольку. Тот слонялся из угла в угол, не зная, чем бы заняться, пока Света не подсунула ему коробку с китайскими головоломками.
— А ежели они пушку приволокут? — глубокомысленно изрек Толян и повернул к Антону свою большую круглую голову.
Нет, этот парень обормотом не был. Просто время было такое — непосредственное, без экивоков. В этом времени диверсанты вполне могли прилететь на самолете и скинуть на дом Поповых бомбу. А чо? И ничо.
Вскоре пришла Маша. Антон увидел её в окно и вышел в сени встречать. Она улыбнулась ему, совсем как там, во сне, и он понял, что был суров и несправедлив к нынешнему времени.
— Будем, наверное, прощаться, — сказала Маша.
То есть, как прощаться?
— Почему? — сказал Антон, чувствуя, что говорит глупость. Маша ведь не при Толяне.
— Стоп, — заявил Толян, выходя в сени. Он всё слышал, поросенок этакий. — Так не пойдет. А ежели они сейчас нагрянут? У нас всего-то двое стрелков — Антон да ты, Мария.
— Кто нагрянет? — спросила Маша.
— Диверсанты, — ответил Толян.
— Извини, Толик, работа, — сказала Маша. Прозвучало это как: некогда мне тут с вами глупостями заниматься.
— А нам кизяками, значит, отбиваться, — произнес Толян. — Ну, спасибо, Мария.
— Свету и Кольку я забираю с собой, — сказала Маша. — Так что можете кизяками, а можете возвращаться в город.
— Мы бы вернулись, да у меня хата арестована, — помявшись, признался Толян.
Маша посмотрела на Антона. Тот утвердительно кивнул и вздохнул.
— Ну-ка, ну-ка, — сказала Маша, согнав с лица улыбку. — Прошу пройти на кухню, граждане…
Рассказанное Машу не удивило, так как про виртуалов она знала. Вопрос с арестом квартиры был бы легко разрешим, если бы не одно но: применение стрелкового оружия. Вот тут была большая закавыка, ибо ни у Толяна, ни у Антона не было санкции на право применения оружия.
— Позвольте, позвольте, — перебил Машу Антон, не заметив, что перешел на «вы». — У меня есть.
— Тридцать седьмого года, — усмехнулась Маша. — Просрочено, товарищ.
Антон сжал кулаки, но Маша похлопала его по руке — расслабься, мол, и сказала:
— Это я как бы милиционер. Как бы с их позиции рассуждаю. Однако ситуация неординарная, поэтому я думаю, что этот крючок мы разогнем. А тебе, Антон, как чекисту-ветерану выхлопочем официальное разрешение на право ношения и применения оружия.
Теперь уже усмехнулся Антон.
А через пять минут на дом началась атака.
Началась она с того, что какой-то гад из-за придорожных кустов выстрелил в окно из гранатомета. Стрелял этот гад неумело и в окно не попал, но перепугал находящихся в комнате Светлану и Кольку до смерти. Те с визгом выскочили в коридор.
В комнату вломился Антон с маузером. Стекло в наружной раме, разумеется, было вдребезги, внутреннее выдержало. Антон распахнул створки, привычно определил, откуда могли стрелять, и всадил две пули в подрагивающие кусты, что стояли на обочине дороги в тридцати метрах от окна. Шевеление прекратилось, между ветвей появился гранатомет, вновь нацеленный в дом Поповых. Антон выстрелил уже по гранатомету, метя сначала чуть выше ствола, потом чуть ниже. Оружие запрокинулось, уставившись в небо.
— Один готов, — процедил Антон, ощупывая взглядом окрестности и никого больше не замечая.
Не может быть, чтобы гад был один.
Тем временем Толян, схватив автомат, вылетел было из дома наружу, но тут с соседского огорода ударили сразу три автомата. Толян, успев разглядеть трех диверсантов, стреляющих от живота, юркнул обратно. Слава Богу, не задело.
Буханкин, отсиживающийся на кухне, выглянул в окно и тут же отпрянул, поскольку увидел заходящих с тыла пятерых амбалов. Буханкина тоже увидели, тотчас затрещали выстрелы, зазвенели, разлетаясь, стекла.
На кухне появилась Маша с автоматом и сделала знак Буханкину, чтобы выметался. Буханкин послушно ретировался, а Маша дала длинную очередь по перелезающим через забор амбалам. Двое из них повисли на заборе, трое с дырами в груди попятились обратно. Маша отстрелила одному из них голову (она отлетела, как кочан капусты), и он опрокинулся назад, вздев вверх ногу, ибо зацепился штаниной за штакетник. Двое оставшихся дали деру. С такими-то дырами. Висящие на заборе заискрили.
Толян приловчился стрелять из-за толстой входной двери. Приоткроет её, выпустит в белый свет короткую очередь и вновь захлопывает.
Нападавших было много, больше тридцати. Неся потери, они понемногу окружали дом.
Вот диверсанты, убедившись, что гранатометчик больше не контролирует свой сектор, начали появляться и со стороны дороги. Антон теперь стрелял без перерыва, стараясь отстрелить какую-нибудь конечность, ибо быстро понял, что против них воюют виртуалы. Патроны в маузере вскоре кончились, и он перешел на СПП.
К этому пистолету нужно было еще привыкнуть. У маузера тонкий ствол логически заканчивался мушкой, Антон как бы прострачивал этим стволом аккуратные стежки, мысленно соединяя цель и мушку, у СПП же всё было не так. СПП был толст и туп, как утюг, Антон его поначалу не чувствовал и хотя в противника попадал, но с некоторым смещением. Не в сердце, скажем, а рядом. Однако против виртуалов такая точность была не нужна, и СПП, неизменно наносящий увечье, тут был хорош.
Одним словом, меткий Антон наносил нападавшим ощутимый урон. У Маши урожай был поменьше, но и она, передвигаясь от окна к окну, положила с десяток виртуалов. Толян, как ни странно, сдуру уничтожил двоих. И остались у противника командующие из-за прикрытия Люпис с Тяпусом, Марьяж, Шурфейс с Джадфайлом да семеро осторожничающих виртуалов.
Видя такое дело, Люпис пошел на шельмовство. Сложив ладони рупором, он громко возвестил:
— Сдавайтесь, вы окружены. Выходить по одному с поднятыми вверх руками, в противном случае дом будет подожжен.
— Дурак ты, — не менее громко, хотя ладони рупором не складывал, ответил ему Толян. — Сейчас омон приедет, скрутят тебя, балду, в бараний рог, а раскручивать не будут. Сматывался бы ты лучше, дебил несчастный.
— Экие какашки, — сказал Люпис и вновь заорал:
— Нам нужны Попова с маленьким Поповым. Попова, выходи, других не тронем.
В ответ Антон с Машей уложили еще двух виртуалов.
Движения и крики снаружи прекратились, а спустя три минуты где-то неподалеку зарокотали моторы, и несколько машин умчались к трассе.
Толян приоткрыл дверь, убедился, что противник дал тягу, после чего вышел во двор. Из соседнего дома, за которым до этого прятались суперсыщики, на негнущихся ногах выплыл старик-хозяин и побрел к нужнику. Переволновался, бедняга.