— Таки скажите, что им будет блюдо от Штука! — воскликнул он и, кажется, вообще не понял, о чем я. М-да, вряд ли здесь есть кулинарные шоу и Штук в них участвовал и дипломы с кубками все собрал, чтобы одно его имя вводило людей в экстаз.
Прогрессорство, говорите. В книгах выглядело легко: попал студент по времена Ивана Грозного и давай строить электростанции и истребители. Ага, ага. Только авторы куда-то девали ту часть, где студент вообще объяснял, что такое электричество, людям, которые от молний шарахались. И вообще — стали бы они его слушать? Подвесили за шейку, пущай глупости не рассказывает. Или можно подгадать, в какие там годы что открыли и изобрели… Да и какой ломик и чья-то бабушка помогли бы любому попаданцу собирать истребитель из дендрофекального композита, тоже загадка. Тут элементарных приемов маркетинга нет, а вы — истребители…
С такими мыслями я вошла обратно в гостиницу и замерла. Возле стойки Биби меня ждала очень грустная Ари.
Глава девятнадцатая
— Что-то случилось? — ужаснулась я. Не выглядела гномка таким существом, чтобы по любой мелочи слезы лить. И быстро пришла в себя, убрала лишние эмоции с лица и даже выдавила мягкую улыбку. Вот что значит профессионализм!
— Нет, мадам. — Я аж замлела от ее голоса. — Я хотела у вас отпроситься на пару дней.
Сначала я подумала — вот нашла время, но потом решила — почему нет. Невозможно же без выходных. Она отлично поработала, как и все. Так что, естественно, остальные потом тоже в отпуск запросятся. Но это никак не повлияет, если всех скопом не отпускать. Сделаем график, отпуск — двадцать дней, можно брать не больше десяти дней и не в сезон. Хотя когда у нас здесь сезон, еще предстояло выяснить.
Правда, сейчас не самое лучшее время, пока гостиница не встала на ноги.
— А что за причина? — сдвинула я брови.
Ари замялась. Ясно! Я закатила глаза: дела сердечные. Ну, извини, отвечу я «нет», если только это не свадьба. Свадьба, понятное дело, событие такое, что не перенесешь, еще жених сбежит или гости подарки пропьют. Но вот если у меня весь персонал, кроме Штука, которому теперь ни к чему, начнет на свиданки бегать, то можно сразу отель закрывать, работать будет просто некому.
— Концерт у меня, — призналась Ари. — Я в финал еще месяц назад прошла. В столице все соберутся, даже королевский двор будет! И принцесса наследная, она же главный меценат, а где принцесса, там и все остальные...
То есть она рассчитывала меня продавить важностью мероприятия… Хм-м, ну, с другой стороны, имела право. У нас же здесь не рабство какое, а работа за денежку. Отпуск за свой счет как бы никто не отменял. Я-то, конечно, могу запретить. А она возьмет и уволится… Не дело это будет. Эх, вот отдать бы ей листовки, чтобы нашу рекламу каждый в столице прочитал, помечтала я. Правда, потом представила, как Ари будет перед ее-то высочеством махать бумажками. Ну кто рекламирует покупку личного самолета, кидая листовки в почтовые ящики?
— У меня и песня новая, — Ари сложила на груди ручки, а потом, спохватившись потащила меня через столовую к роялю. Я сопротивлялась слабо, слишком уж устала за день. Но так и хотелось захныкать: милая, вот музыки мне сейчас и недоставало! Вот только я взяла себя в кулак и сделала лицо кирпичом. А Ари все щебетала:
— Я очень рассчитываю выиграть, мадам, я вас прошу!
Честно, мне было просто интересно послушать, как Ари поет. И поэтому я в итоге позволила затащить себя в комнатку, где вечерами Врей развлекал яйца. Ну и, кстати, пора бы и Арно заняться делом, понятно, что он не докучает мне с этим расследованием: либо я снова денег начну просить, либо работать заставлю, а он личность занятая — то в склепе, то на кровати занят, лежит. А чего это рабочая сила пролеживает бока?
Ари тем временем уселась на табуреточку, и несмотря на то, что росту она была не такого и большого, а пальчики все же поменьше, чем у того же Врея, но заиграла она уверенно. Вот так вот: умеют же люди и нелюди, культура прививается в массы, а ведь здесь магическая не то чтобы цивилизация. Но сидит гномочка на банкетке и не особо сложную, но мелодичную музыку играет. А с другой стороны, вокруг такое, что скажите спасибо, что унитазы придумали и канализацию. Правда, я нос не совала еще, что у нас там — выгребная яма или система очистки и спуск в реку. Ой, в реку бы не хотелось. Все же я там зону рекреации сделала, а купаться в воде сомнительной чистоты мало кому охота! Но пока ничем не пахло, может быть, и не будет.
Песня была такая… патриотическая. Про березки местные, про красоты, даже в груди защемило, на родину потянуло. На потерянную для меня уже, по всей видимости, родину. Как же это я не вдохну выхлопных газов, не потолкаюсь в час пик в супермаркете на кассе, и родная квартирка не встретит меня молчанием и лежащими на своих местах вещами. Хорошо хоть никакое животное я не завела, чтобы горевать, как оно там. Ну разве что плесень на забытом в холодильнике супе, но ее не жалко. И цветов не осталось на подоконнике, все в «Джеральдину» перенесла, в кабинет, там свет лучше и уборщица польет. И вроде бы в «Раздорожье» все те же проблемы, только в профиль и с отягощением, но они еще не стали родными. А дома…
Эх, утри, Агата, слезу грусти! Некогда тебе быть в печали, работать надо. Погрустила — и давай, возвращайся к реальной жизни!
А вообще я люблю талантливых людей. И уже когда Ари взяла первые ноты, я поняла, что отпущу ее без вопросов. Пусть даже другие гномки еще лучше поют, но это же восхитительно. Может, самой тоже поехать? Насладиться концертом, гостиницу порекламировать…
Стоп.
Что-то у меня в голове щелкнуло. Увы, слишком быстро, чтобы я успела ухватить эту мысль. Порекламировать. Почему у меня сейчас это возникло? Потому что я уже с утра этим себя мучаю. Но песня и реклама, какая аналогия? Ну только что она про отдых и родные просторы…
Я открыла рот. Закрыла. Открыла снова и боялась вдохнуть. Есть же такое умное слово… запрещено еще у нас после нескольких фильмов… Точно, продакт-плейсмент! Так-то в нем ничего криминального нет, но решили, что почему-то недобросовестная конкуренция или что-то вроде того. Это когда герои в фильме крупным планом едят майонез или пьют пиво определенной марки.
При чем тут это? Ага! Теперь главное — все правильно выразить, чтобы и творца не обидеть, и свою выгоду поиметь.
— Ари, — сказала я, и она тотчас замолкла, оборвала песню. — Нет-нет, мне все нравится. Это восхитительно! Ты большая молодец, мы все тобой очень гордимся! Только смотри, если ты заменишь вот эти слова «отдохнем у гор подножья» на «отдохнем в “Раздорожье”», оно будет не лучше ли звучать?
Песенка-то совсем немудреная, мелодия незамысловатая, но очень качественная… Это и хорошо! Такая точно прицепится! Как-то сидели у нас в фойе два паренька, обсуждали, с чем будут выступать на каком-то конкурсе, которых в последнее время как тараканов развелось. «Тынц-тынц, туба-дуба, мы с тобой сидим, два дуба, нам обоим хорошо, да ты шо, ой, да ты шо», — примерно такое они сочинили и радовались, дурачки. То есть это я — большая ценительница, так сказать — считала, что дурачки, а это «туба-дуба» звучало потом из каждого утюга — и в кино их взяли, и в рекламу, не только на музыкальных каналах. Чем проще, тем оно лучше цепляется. Если каждый будет это напевать, вот тебе, то есть мне, и реклама?..
— Ари, просто сделай, как я прошу, хорошо? Это ведь не настолько сильное изменение?.. — и я посмотрела на нее почти умоляюще. Согласится? Художника обидеть каждый может, вдруг в этих горах заложен сакральный смысл какой…
Но она удивленно пожала плечами, пробормотала пару раз про «Раздорожье» себе под нос, видимо, примеряя к песне, и кивнула:
— Конечно, мадам Агата. Я заменю.
Вот теперь чтобы только оно сработало!
— Ты умница! Зайди к Штуку, пусть тебе с собой в путь красивых вкусняшек даст.
А что, кейтеринг тоже стоит рекламировать. Опять же ланчи, три фиксированных блюда по цене двух. Или чай бесплатно и безлимитно.
Я потирала руки, а поджилки все равно тряслись. И пусть вложений тут моих почти никаких… но полторы тысячи монет я могла потратить и на другое. Как-то уже вяленько я посмотрела, что происходит у меня на втором этаже — что, что, ремонт, благо кроме песца тут никого не осталось, а на песца и его претензии мне было плевать, даже наоборот: может, выскочит голый с жалобами, тут я его и ап — и выкину. Я обещала.
Но обещала я не только ему, но еще и Арно. И начать мне нужно было с того, что же я могу как ведьма. Прошлые мои изыскания меня не особо порадовали, так, какая-то фигня, с этим не наколдуешь.
— Погоди пока, — сказала я метле, которая аж затряслась, когда меня увидела. — Попозже полетаем обязательно, оно и мысли прочищает хорошо.
Я выволокла сундук — был у меня такой, точно еще школьный, с именем даже, вытащила оттуда учебники. Те, которые были арифметика и история, пролистала и положила обратно: хоть бы чем-то оно отличалось от того, что изучала когда-то и я, но нет, только что события, конечно, другие, а арифметика так и вообще один в один, разве что тут не бананы, а метлы складывали и вычитали. И другие учебники оказались сплошное разочарование. Обычное общее образование…
А потом я случайно тряхнула учебник, и из него выпало чье-то письмо. Ура? Или рано радоваться?
Я как была, так и села на пол, развернула письмо, приступила к чтению с замирающим сердцем. Почерк девичий, «Дорогая Агата» — уже хорошо, вряд ли кто-то другого пола ко мне бы так обратился. И — да, письмо оказалось от моей одноклассницы, которая переехала с родителями в другую страну и самый последний год училась в другом интернате, и она писала мне, рассказывая новости. Только вот те новости тоже не обнадеживали, увы.
Этиль, так ее звали, писала, что не прошла квалификацию — что-то вроде тестирования, как я поняла — и в гимназию не попала, отправили ее в такой же обычный интернат, как и прежде. «Все-таки, не обижайся, но у меня и дара было побольше, чем у тебя, ты ведь так метлу призывать и не научилась, но и мне это совершенно не помогло. Для гимназии требуется уже эманация, это как минимум, а моя даже в спектрографе не светилась, так обидно!»