ща назначено было аббатство Сен-Виктор, куда всем надлежало прибыть к часу пополудни.
Помимо шпаги каждый обязан был запастись еще и пистолетом, так как речь шла не только о том, чтобы разыскать виновников такого опустошения в рядах ловкачей, но и немедленно с ними поквитаться.
Лафемас, приехавший в аббатство прямо от Татьяны, произвел тщательный осмотр подчиненных: все оказались прилично одеты и хорошо вооружены; даже на господине де Вергриньоне был опрятный камзол.
– Поздравляю, мой дорогой, – сказал ему весело Лафемас. – Не вижу ни дыр, ни пятен! Что за чудо! Уж не наследство ли вы получили?
– Увы, командир, меня одела любовь, а не фортуна, – отвечал нормандский кадет скромно.
– Любовь!.. Должно быть какая-нибудь торговка пленилась вашим дородством?
– Торговка!.. Скажете тоже! Я презираю буржуазию! Это знатная дама…
– Право же! А можно узнать ее имя?
Вергриньон замялся.
– Если он молчит, так я вам скажу: дама его сердца – Манон Гредлю, перекупщица, торгующая с лотка! – вскричал Бертони.
– Вы лжете! – вспылил Вергриньон. – Она настолько же перекупщица, насколько ваша мать была честной женщиной!
– Наглец!
– Негодяй!
– Полноте, господа! Мы здесь не для споров. В дорогу!
Лафемас пришпорил лошадь, и все ловкачи последовали за ним, не без того, однако, чтобы господа де Бертони и де Вергриньон не обменялись еще раз гневными взглядами.
В два часа путешественники прибыли в небольшой лесок, столько раз служивший покойницкой несчастным жертвам Двенадцати Шпаг Дьявола.
Лесок этот лежал по левую сторону от огромной равнины. На расстоянии четверти лье от него виднелась деревенька Ферроль, чуть дальше, выдвинувшись вперед, одна, словно часовой, стояла гостиница «Форсиль».
– Кому принадлежит этот трактир? – спросил Мирабель у Лафемаса.
– Некоему Гонену.
– Бывшему фигляру с Нового моста?
– Да.
– Тому самому, что сидел в тюрьме за оскорбление кардинала?
– Так точно.
– Что ж…
– Что ж, я вас понимаю, Мирабель, вы полагаете, что эти убийства совершил Гонен из мести к его преосвященству? Мне самому приходило это в голову. Но нет, мне кажется, он вполне раскаялся и исправился. Впрочем, одно уже то служит ручательством его новой нравственности, что Жуан де Сагрера, маркиз де Монгла, преданный и любимый паж господина де Ришелье, расположен к нему.
Мирабель покачал головой.
– Но Жуан де Сагрера – кузен господина де Шале, – продолжал он, – и друг Паскаля Симеони!
– Это правда, что он кузен человека, состоящего в заговоре против кардинала; но, к несчастью, я уверен, что молодой маркиз де Монгла, равно как и Паскаль Симеони, скорее стараются разрушить планы графа де Шале, чем помочь ему. Мне кажется, маркиз не пожалел бы даже своей крови, лишь бы не позволить графу себя скомпрометировать… Судя по всему, он обещал это графине де Шале. О! Как видите, Мирабель, везде женщины и женщины! Герцогиня де Шеврез, однако, погубит графа, если мать его не спасет! Ну вот, впрочем, мы уже и совсем рядом с гостиницей Гонена… где, может быть, увидим то, чего не разглядел парижский прево.
Разговаривая таким образом, Лафемас с Мирабелем спешились и в сопровождении Гребильяка, Вергриньона и Бертони углубились в лесок, на опушке которого двое их товарищей остались стеречь лошадей. Но в лесу не обнаружилось ничего особенного, ничего, заслуживающего внимания. В глубине его находилась прогалина, заросшая травой, покрытая фиалками и примулами и окруженная кустарником боярышника в цвету… Везде тишина, только птицы поют… да насекомые жужжат…
Если здесь и совершались убийства, никаких их следов уже не осталось.
– В гостиницу! – скомандовал Лафемас после непродолжительной прогулки по опушке.
Все снова сели на лошадей и через несколько минут были уже у ворот «Форсиля».
Скажем, прежде всего, что с последнего нашего визита в гостинице мэтра Гонена произошли большие перемены.
Понимая, что, обнаружив трупы господ де Бальбедора и д’Агильона, полиция проведет обыск по всей округе, Жан Фарин изменил план своего поведения: таким образом, вдруг из всей многочисленной прислуга мэтра Гонена – его так называемых кузенов – остался один лишь господин Анисет; остальные же исчезли вместе с барышником, его сыновьями и лошадьми.
Однако куда же спрятались эти люди, чтобы иметь возможность явиться по первому сигналу? В подземелье, которое тянулось под всем домом на таком пространстве, где можно было поместить больше сотни всадников, и которое Жан Фарин случайно открыл, бродя однажды утром вокруг дома.
Благодаря этому убежищу заговорщики находились с той поры в безопасности. Обычным посетителям прислуживал сам хозяин с женой, дочерью и в случае необходимости Анисетом, коего играл один из ларошельцев по имени Валетон, довольно грубая наружность которого вполне соответствовала принятой им на себя должности; но лишь только являлись ловкачи… как Двенадцать шпаг дьявола немедленно появлялись со своим командиром, и описанная нами драма возобновлялась с некоторыми вариантами.
Угощать перестали, но продолжали убивать.
Понятно теперь, отчего Филип Гранье, тогдашний парижский прево, не обнаружил в гостинице «Форсиль» ничего подозрительного.
Да и можно ли было подозревать в сговоре с убийцами этого честного малого, которому покровительствовал монсеньор Жуан де Сагрера, маркиз де Монгла, любимый паж его преосвященства?!
Войдем же вместе с Исааком де Лафемасом и его товарищами к этому честному малому.
В то время когда всадники подъехали к воротам, Гонен сидел один в углу большого зала в такой глубокой задумчивости, что не слышал ни конского топота, ни криков шевалье…
По всей видимости, его размышления были очень печального свойства; мы не ошибемся, если скажем, что он даже плакал.
Но резкий голос Анисета, или скорее Валетона, заставил его опомниться.
– Разве вы не слышите, что путники подъехали?
– Путники! – повторил старый фигляр, задрожав.
Поднявшись на ноги, он выглянул в окно.
– Боже! – прошептал он.
– Что такое? – спросил Валетон. – Вы их знаете? Это люди господина де Лафемаса?
Гонен колебался. Но ларошелец схватил его за руку и повторил глухим голосом:
– Ну, говорите же!.. Это друзья господина де Лафемаса?
– Да, – сказал Гонен.
– Хорошо. Пойду извещу командира.
– Подождите! – остановил его трактирщик.
– Чего ждать? Зачем?
На этот двойной вопрос Гонен не успел ответить, потому что в это самое время в зал ворвалась шумная компания ловкачей.
– Эй! – кричал Лафемас. – Что это за мода у вас – не встречать путешественников и не принимать у них лошадей?
Гонен, равно как и Валетон, сняв шляпы, стояли в безмолвии.
– Кто из вас хозяин? – продолжал он, смерив обоих надменным взглядом.
– Я, монсеньор, – отвечал Гонен.
– А! – произнес командир ловкачей… – Точно, теперь я тебя узнал, старый фигляр. Я видел твою лукавую физиономию на Новом мосту. А ты меня разве не узнаешь?
– Прошу извинить меня, монсеньор, но вы, кажется…
– Ну?
– Господин де Лафемас.
– Угадал! Да, я господин де Лафемас, который ничего не боится… и никогда не отказывается исполнять повелений первого министра. Ха-ха! Не оттого ли ты и не спешил меня встретить! Ну, давай же скорей вина! А ты, долговязый, чего уставил на меня свои глупые глаза? Не слышишь, что мы пить хотим? Поторопись же… а не то береги свои уши!
Говоря это, он повернул за плечи Валетона, который стоял, не помня себя от радости, услышав имя Лафемаса.
– Сейчас, мой добрый господин, – сказал ларошелец, улыбнувшись но весь рот. – Сбегаю в погреб и принесу вам оттуда все, что у нас есть самого лучшего!
Гонен хотел было последовать за своим слугой, но Лафемас удержал его.
– Ты останься, – сказал он, – нам надо с тобой потолковать… потолковать и… но всему свое время.
Все ловкачи сели, Лафемас поместился посередине.
Гонен, окруженный этими семью мужчинами, стоял как перед судилищем.
Но с той минуты, как дела приняли такой оборот, что бывший фигляр ничего уже не мог в них изменить, он, отказавшись от первоначально задуманного плана, постарался вернуть себе все хладнокровие, столь необходимое при подобных обстоятельствах.
– Прежде всего, – резко бросил Лафемас, – что тебе известно об убийствах, совершавшихся в этих краях на протяжении последнего месяца?
– О каких убийствах, монсеньор? – воскликнул Гонен.
Лафемас нахмурил брови.
– Как! В нескольких шагах от твоего дома… убили десять человек за четыре недели… а ты притворяешься, что ничего не знаешь!..
– Ах! Извините, господин де Лафемас… Это правда, я слышал, что несколько бедных сеньоров были найдены мертвыми… в четверти мили отсюда… в Оливетском лесу.
– Так это прекрасное местечко, где убивают моих друзей, зовется Оливетским лесом?
– Как! Так это была ваши друзья, господин де Лафемас?
– Ты этого не знал?
– По чести говорю, не знал, равно как и того, что их убили, потому что здесь все думают, что они погибли на дуэли.
– На дуэли! Хороша дуэль, в которой все противники пали!
– Разве такого иногда не случается?
– Да… иногда… но не всегда же!
– Однако же так думает и сам господин парижский прево…
– Парижский прево настолько же глуп… насколько ты, возможно, преступен.
– Преступен! На каком основании вы так меня обвиняете, монсеньор?
– Ладно уж… это мое дело. Так ты их не знал, этих дворян, которых здесь убили? Потому что я все-таки утверждаю, что их убили… Каким образом? Это тайна дьявола, а может быть, отчасти и твоя…
– Я их впервые увидел только тогда, когда в Оливетском лесу нашли их тела.
– Впервые? А разве они не заходили в твою гостиницу… перед дуэлью?
– Нет.
– Ни один из них?
– Ни один.
– Кто еще живет здесь с тобой?