Дважды в неделю Паскаль получал письма от своей возлюбленной; дважды в неделю он писал ей в ответ. Эта корреспонденция была единственной отрадой двух любящих сердец, которых, казалось, небо сблизило лишь затем, чтобы они смогли в полной мере ощутить всю горесть разлуки.
Нам осталось сообщить еще некоторые подробности, почерпнутые также из исторических источников, касательно этого несчастного графа, которому герцогиня де Шеврез иногда, в минуты откровенности, говорила: «Увы, мой друг, хоть у вас и хорошего достоинства совесть, но это такой сосуд, который имеет свойство протекать».
Когда графа де Шале арестовали в Нанте, председателем комиссии, которой было поручено судить обвиненного, был назначен Мишель де Марильяк, министр юстиции, магистрат суровый, но честный. Помимо него, в комиссию входили также советники и рекетмейстеры парламента Бретани, с которыми герцогиня де Шеврез, не оставившая своего любовника, уже начинала кокетничать. Все уверяли ее, что жизни графа де Шале ничто не угрожает. Но, опасаясь, как бы граф не совершил какой-нибудь опрометчивый поступок, герцогиня желала во что бы то ни стало послать заключенному письмо, вследствие чего долго изощряла свой изобретательный ум в поисках надежного способа доставки. Наконец, вспомнив, что графу де Шале приказано отпускать роскошный стол, она позвала слугу, доставлявшего графу блюда, и, без особого труда уговорив его исполнить ее просьбу, вложила в крупный плод ананаса, из которого предварительно вынула мякоть, записку следующего содержания: «Остерегайтесь признаваться в чем-либо перед кардиналом. Любое неосторожное слово только ухудшит ваше положение. Надейтесь… у вас есть друзья и верная подруга; они о вас позаботятся».
К несчастью, получив плату с герцогини де Шеврез, слуга пожелал получить несравненно большую с кардинала. Ришелье же, в свою очередь, был столь недоверчив, что сам осматривал все кушанья, подаваемые графу де Шале; но, вероятно, он бы и не заметил этой крошечной бумажки, если бы алчный слуга не поспешил указать ему на ананас. Его преосвященство вынули записку, прочли ее и, возвратив ее в ярко-красный конверт, промолвили с улыбкой: «Передай ему это послание, мой мальчик; оно его обнадежит без какого-либо вреда для меня».
Комиссия высказалась за смертную казнь, за исключением трех членов, которые помнили о данном герцогине де Шеврез обещании. Одним из них был Мишель де Марильяк.
На рассвете приговор был прочтен главному гардеробмейстеру; он выслушал его совершенно спокойно. Казнь назначили на утро следующего дня. Однако уже в тот день, как приговор был оглашен, большая часть придворных окружила короля с возгласами: «Помилуйте его! Помилуйте»! В ту же минуту Марильяк, взволнованный и бледный, с растрепанными волосами и в запыленной симарре, стрелой пролетел сквозь умоляющую толпу, чтобы добраться до короля, который, нахмурив густые брови, из-за которых глаз его почти не было видно, широкими шагами расхаживал из одного конца своей комнаты в другой.
– Что вам угодно от меня, сударь? – вскричал Людовик, грозно подняв на него свои очи.
– Сир, я пришел просить за одного человека… высшего должностного лица королевства.
– Скажите лучше «изменника», который не преминул разбить мне сердце.
– Ваше величество ужаснулись бы, увидев, на сколь шаткой основе зиждется обвинение.
– Не вы ли вынесли приговор? – вопросил Людовик XIII.
– Я, сир! Но, видит Бог, я не готов пойти на столь страшное убийство!.. Будь я согласен с этим несправедливым приговором, я был бы здесь сейчас только за тем, чтобы в присутствии вашего величества заколоть себя кинжалом.
– Господин де Марильяк, изменник Шале должен погибнуть! – вскричал монарх громовым голосом. Затем, схватив хранителя печатей за руку, Людовик уже тише добавил: – Послушайте, я милосерден, очень милосерден! Не будь я таковым, голова моего брата, голова королевы пали бы вместе с головой их сообщником. Но Бог, которого нет более в их вероломных сердцах, живет еще в глубине сердца моего… и повелевает мне пощадить королевскую кровь, которой, однако, жаждет эшафот.
Придворные содрогнулись, Марильяк в отчаянии удалился.
Глава IIО том, как было организовано исчезновение палача
В тот же день как был арестован Анри де Шале, кардинал позволил Жуану де Сагрера оставить свои занятия и отправиться к графине, во Флерин…
И так как Жуан, как и графиня де Шеврез, как и все придворные, полагал, что жизни графа ничто не угрожает, он счел первым своим долгом уговорить госпожу де Шале последовать за ним в Нант, где она могла бы похлопотать за своего сына…
Долго уговаривать графиню не пришлось. Как мы уже говорили в начале книги, это была женщина с сильным характером. Что бы ни предначертано было ее Анри, она желала узнать об этом первой.
Странная смесь относительного снисхождения и строгости! Вскоре Ришелье узнал, что графиня в Нанте; что она там часто видится с мадам де Шеврез; что она уже дважды или трижды встречалась с королевой и что ей обещали даже устроить аудиенцию у короля…
И он закрыл на все это глаза.
Но когда графиня попросила позволения обнять сына в тюрьме, он решительно ей отказал.
– Господин де Шале принадлежит закону, – сказал он. – Природа уже более не имеет на него прав.
Получив такой ответ, госпожа де Шале рассталась с последними иллюзиями. «Анри обречен! – вскричала она. – Его принесут в жертву!»
В жертву! Кому? Чему? Это останется тайной могилы, могилы Ришелье. Даже сейчас, возьмите всех историков – и вы не найдете нигде очевидной, явной причины того, что называют «заговором Шале».
В тот же день, когда графиня прибыла в Нант вместе с Жуаном Сагрера, в городе оказался и Паскаль Симеони.
Уезжая во Флерин, маркиз писал охотнику на негодяев:
«Друг мой!
Мы не смогли уберечь его от первого несчастья, так может, удача улыбнется нам на сей раз? В любом случае поспешите приехать».
Слухи об аресте господина де Шале уже ходили в народе, и искатель приключений намеревался отправиться в Нант еще до получения письма молодого маркиза де Монгла.
Графиня де Шале остановилась в скромной гостинице, располагавшейся близ собора.
– Сударь, – сказала эта благородная дама Паскалю, протягивая ему руку, – несколько месяцев тому назад я доверила вашей храбрости и преданности охранение моего сына, но Богу не было угодно содействовать моим желаниям и вашим добрым намерениям. Увлекаемый злым роком, граф де Шале не послушался ни ваших советов, ни моих и снова угодил в руки врагов. Каким будет результат этого вторичного испытания, я не знаю, но что бы там ни было, я не отчаиваюсь. Виновен мой сын или нет, я настроена сражаться за его жизнь до последней минуты, и вы мне в этом поможете, не правда ли?
– Всеми силами мой души и моего тела, сударыня.
– Хорошо. Посмотрим, как будут развиваться события, и, исходя из них, выстроим наш план.
Как события развивались, нам известно: 17 августа Анри де Шале был приговорен к смертной казни.
Приехав в Нант, Паскаль Симеони, сопровождаемый Жаном Фише, отправился просить приюта к Антенору де Ла Пивардьеру, который проживал со своей женой – своей второй женой – Сильвией в небольшом домике, построенном близ Буффе, одного из древнейших замков Нанта.
Паскаль полагал – и не безосновательно, – что у Ла Пивардьера он обратит на себя меньше внимания любопытных, чем в гостинице.
И надо было видеть, как его встретила эта супружеская пара!
Впрочем, не обязан ли был господин де Ла Пивардьер некоторой признательностью охотнику на негодяев? Что же до госпожи Сильвии, которая, как помнит читатель, получила от Паскаля тысячу ливров наличными – тысячу ливров, упавших на нее с неба! – в то самое время, когда она тщетно просила старого должника ее семьи заплатить ей сотню несчастных пистолей (именно за тем она, шестью месяцами ранее, в отсутствие мужа и в сопровождении кузена Ивона Легалека предприняла путешествие в Париж – чтобы стребовать долг), – так вот, что до любезной бретонки, то она была в неописуемом восторге, когда Паскаль Симеони явился к ним и сказал: «Мне на несколько дней нужно прибежище; не предоставите ли вы мне его?»
В тот же день, часов около шести вечера, сидя на пороге дома Ла Пивардьера, Паскаль рассеянно смотрел на возвышавшийся перед ним, словно черный гигант, замок Буффе, поджидая возвращения Жана Фише, которого он послал в город за новостями, так как приговор Анри де Шале еще не был известен в это время, да никто и не предполагал, что он может быть произнесен так скоро.
Рядом с Паскалем держался Ла Пивардьер.
– Как давно был построен этот замок? – спросил вдруг Паскаль у своего собеседника, желая рассеять чем-нибудь свои тяжелые думы. – Вы-то должны это знать, Антенор?
– Еще бы! – отвечал тот. – Странно было бы мне не знать историю соседа!
И с поспешностью ребенка, который отвечает хорошо заученный урок, двоеженец рассказал следующее:
– «Замок Буффе был построен в 990 году Аленом, по прозвищу Курчавая Борода, и служил дворцом нескольким герцогам Бретани. Возвышаясь между Эрдрой и Луарой под защитой четырех башен, эта крепость не раз противостояла неприятельским армиям. Бюдик, граф Нантский, выдержал двухлетнюю осаду против Жоффруа, герцога Бретани, который, истощив все силы, вынужден был заключить мир. В 1472 году, Журден Фор, аббат де Сен-Жан-д’Анжели, был заключен в Буффе по обвинению в отравлении герцога де Гийана, брата Людовика XI и союзника герцога Бретани. Рассказывают, что во время процесса из этой тюрьмы доносились странные шумы и что однажды, в сильную грозу, молния убила преступника прежде, чем успели узнать его сообщников и настоящую причину его преступления». Вот и все!
Этот образчик эрудиции друга заставил Паскаля помимо его воли улыбнуться.
– А как зовутся эти острова? – спросил он, указывая на два довольно обширных острова, образовавшихся из наносных песков посреди Луары, напротив самого Буффе.