Во-вторых, уже отъезжая в Ла-Рошель, он узнал, что Паскаль Симеони все еще жив, вопреки всем стараниям Фирмена Лапрада и наемных убийц.
И каким бы он ни был храбрым, будучи совершенно уверенным в том, что рано или поздно Паскаль Симеони явится к нему потребовать отчета в некоторых не совсем чистых делах его, сообщник Татьяны Илич ощущал определенное беспокойство.
Поэтому, хотя он и присутствовал на казни, но надеялся остаться незамеченным в толпе и счел за лучшее сразу же вернуться на свою квартиру, не став даже искать в городе русскую… которая, однако, должна была приехать в Нант – могла ли она пропустить агонию своего любовника?
Там, в «Зеленой ветви», в обществе своего неразлучного Мирабеля – Антенор не ошибся, – пребывавший в довольно печальном настроении дух Лафемас сидел за ужином в отдельной комнате, когда вдруг в дверях возникли Паскаль Симеони, Ла Пивардьер и Жан Фише.
Как часом ранее презренный Ларидон испугался при виде Жана Фише, так равно и теперь Лафемас задрожал при виде охотника на негодяев.
Однако, быстро придя в себя, он твердым голосом произнес, приветствовав врагов:
– Чем обязан, дорогой сударь?
– Думаю, вы и сами знаете, – отвечал холодно Паскаль.
Говоря это, он подал знак своим спутникам. Ла Пивардьер взял стоявшую на столе свечу, Жан Фише – другую. Через несколько секунд стол и стулья были сдвинуты в угол, и две трети комнаты оказались свободными.
– Повторение нашей первой встречи, – промолвил Лафемас, постаравшись придать своему голосу беспечное выражение, и вынул шпагу.
– Не повторение… но новая встреча, – отвечал Паскаль. – В первый раз, когда мы встретились, мессир де Лафемас, мне хотелось щадить вас. Сегодня же все иначе… мне хочется вас убить. И я вас убью.
При этом охотник на негодяев также обнажил шпагу.
– Однако же! – вскричал шевалье де Мирабель, которого воспоминание о первой встрече Паскаля Симеони с Лафемасом отнюдь не успокаивало насчет исхода второй. – Так как я присутствую при вашей дуэли, то хотел бы узнать причину, ее вызвавшую. Вы обещаете убить господина де Лафемаса, господин Симеони, но ведь нельзя же убивать просто так… по крайней мере, нельзя же пытаться убить человека, не сказав ему прежде, за что!
– Разделяете ли вы мнение господина де Мирабеля, сударь? – спросил Паскаль, обращаясь к Лафемасу. – Нужно ли вам, как требует того он, чтобы, прежде чем пролить вашу кровь, я объяснил, что за чувство мной движет?
– Нет! – поспешно и не без некоторого достоинства отвечал Лафемас. – Как вы и сказали, сударь, я знаю… должно быть, знаю причину вашего настоящего поведения… Всякое объяснение по этому поводу будет излишне…
– Отлично! – сказал Паскаль. – Итак…
– Я вас жду.
– Я готов.
Шпаги скрестились так, что только искры посыпались О, на этот раз Паскаль действительно дрался! Эта дуэль совсем не похожа была на первую, происходившую в лавке госпожи Латапи. На сей раз охотник на негодяев дрался уже не для того, чтобы преподать урок хвастуну… но чтобы наказать врага… предателя!.. В свою очередь, Лафемас, чувствуя, что теперь на кону его жизнь, а не только репутация бретёра, призвав на помощь все запасы своего таланта, все физические и моральные силы, яростно защищался…
Но эта самая ярость и должна была его погубить. На один рискованный – как ему показалось – удар противника, Лафемас ответил своим… Но шпага охотника на негодяев, остановив его порыв, доказала ему, что сей последний доверился случаю лишь для проформы. С рассеченной грудью Лафемас упал…
– Вот и третий! – промолвил Паскаль Симеони.
Лафемас не умер, однако, от своей раны. Он выздоровел и жил еще долго… служа кардиналу де Ришелье и на радость виселице…
Увы! Как всякая медаль, каждый великий человек имеет свою оборотную сторону. У Ришелье ею была смерть – зачастую бесполезная – тех, кто вставал у него на пути.
Закончим несколькими словами, которые отвлекут нас от мрачных картин, представленных в нашем эпилоге.
После дуэли с Лафемасом Паскаль Симеони, простившись с Жуаном де Сагрера – с графиней де Шале он так и не увиделся… не мог себе этого позволить, – отправился со своим слугой в одну маленькую пикардийскую деревеньку, где рассказ о смерти молодого и несчастного графа вызвал, должно быть, немало слез.
Там – в деревушке Брей-ле-Сек – его вскоре нашло письмо от Анаисы де Ферье, письмо, которое заставило подпрыгнуть его сердце…
Баронесса овдовела. Барон не смог пережить кончины своего преступного племянника.
Вдова! И любит его! И он ее обожает!
К тому же и жизнь искателя приключений утомила охотника на негодяев… жаждавшего покоя.
Он немедленно отправился в Бове и через полгода, вернув себе настоящее свое имя, женился на Анаисе.
Что до других действующих лиц этой истории, то:
Графиня де Шале, удалившись во Флерин, провела в молитве и добрых делах те несколько лет, что отпустил ей Бог после смерти сына.
Герцогиня де Шеврез забыла своего слабого и безрассудного любовника в новой любви…
Жуан де Сагрера, приобретая новых друзей, никогда не забывал, однако, своего любимого кузена.
Господин и госпожа де Ла Пивардьер прожили долгую и счастливую жизнь в Нанте, тем более счастливую, что госпожа де Ла Пивардьер I в 1629 году покинула этот мир, и наш двоеженец, оставшись с одной женой, заполучил состояние почившей супруги.
Жан Фише вернулся в свою деревушку, к жене.
Время от времени, когда накатывала скука, толстяк-нормандец уезжал на пару недель в Бове, к прежнему хозяину.
А Татьяна? Мне неизвестно, что с ней стало. Да и какое нам до нее дело! Если Паскаль был прав, она должна помнить… и страдать…
«Бог прощает злых лишь тогда, когда они прольют столько слез раскаяния, сколько сами заставляли пролить слез горести», – говорит одна арабская пословица…
Стало быть, Татьяне пришлось бы все слезы выплакать, дабы заслужить прощение.