Гостомысл — страница 38 из 89

На глазах девушки блеснула жемчужная слеза.

— Прощай.

Девушка шагнула в сторону за березу и исчезла, словно ее никогда и не было.

— Ужасное предсказание, — задумчиво проговорил Гостомысл, провожая ее взглядом.

Глава 38

Когда Гостомысл вернулся, под деревом уже тлел костер. Вкусно пахло жареным мясом. Над костром на вертеле жарился поросенок. Ратиша взял поросенка из дома, чтобы не тратить время на охоту.

Около костра был один Ратиша, он не столько смотрел за поросенком, сколько по сторонам. Из-за этого поросенок пережарился и одним боком стал угольно-коричневым.

Увидев Гостомысла, Ратиша бросился к нему.

— Княжич, ты где пропадал? — спросил он взволнованным голосом.

— Я недалеко на поляне был, — сказал Гостомысл.

— Тебя нет уже второй час. Мы обыскали весь остров, а тебя не нашли. Тогда я вернулся к костру, а остальные снова пошли тебя искать, — сказал Ратиша.

— Я был всего лишь в сотне шагов отсюда. Наверно, я уснул, — сказал Гостомысл.

— Лесные боги что ли побаловали? — возмущенно проговорил Ратиша.

— Не знаю, — сказал Гостомысл.

— Я боялся за тебя, — сказал Ратиша.

Гостомысл сел на лежащее на земле бревно и устало откинулся спиной к стволу дерева.

— Я есть хочу, — сказал он.

— Ты голоден? — спросил Ратиша.

— Голоден, — сказал Гостомысл.

Ратиша вынул нож из-за пояса и примерился им к тушке, выбирая место посочнее.

— Поросенок перезрел, — с сожалением проговорил он, тыча кончиком ножа в карамельную кожицу. Наконец он нашел подходящее место, срезал с тушки кусок сочного мяса и на острие ножа подал его Гостомыслу.

Гостомысл взял нож. Кусок мяса аппетитно сочился жиром, и Гостомысл жадно впился в него зубами.

А Ратиша, вытерев руки о штаны, взял рог и дунул в него, сообщая товарищам, что княжич нашелся.

Потом присел рядом с Гостомыслом.

— Княжич, что же с тобой случилось? — снова спросил он.

— Это остров? — задал вопрос Гостомысл.

— Да, это остров, — подтвердил Ратиша.

— Кто-нибудь тут живет? — спросил Гостомысл.

— Тут никто не живет, — Ратиша насторожился. — А что — ты кого-то видел? Неужели разбойники?

— Нет, не разбойники, — проговорил Гостомысл и протянул освободившийся нож Ратише. — Возьми.

— Да кого же ты видел? — с недоумением спросил Ратиша, взяв нож.

Гостомысл покосился на него и задумался, стоит ли рассказывать Ратише правду. Ему не очень хотелось делиться воспоминаниями о встрече с так полюбившейся ему девушкой Ему показалось, что его рассказ будет похож на хвастовство о победе над девушкой. Но ведь он не победил ее, а покорился. Покорился любви. А похвальба и настоящая любовь не совместимы.

Но все же решился. Для чего же существуют друзья, если не для того, чтобы делиться с ними своими секретами.

— Девушку. Прекрасную девушку, — признался Гостомысл, и Ратиша заметил, как в глазах княжича загорелся странный огонь.

— А кто с ней был? — спросил Ратиша.

— Как — кто? Она была, конечно, одна, — сказал Гостомысл.

— Она была здесь, в лесу, одна?! Такого не может быть! — не поверил Ратиша.

— Почему не может быть? — спросил Гостомысл.

— Да кто же юную девушку отпустит одну в лес? — задал вопрос Ратиша.

— Не знаю, — сказал Гостомысл.

— Она что, дикарка? — воскликнул Ратиша.

— Нет.

— Но на одну девушку в лесу и звери... и люди могут напасть.

— Она умеет постоять за себя, — проговорил Гостомысл, вспоминая, как он пытался поймать девушку, но не мог.

— И оружие у нее есть?

— И оружие. У нее есть лук и стрелы. Она, наверно, охотница. Это необыкновенная девушка, — сказал Гостомысл.

Ратиша что-то заподозрил.

— Постой, княжич, во что она, говоришь, была одета? — спросил Ратиша.

— На ней была странная одежда, вроде она и одета, и одежды нет, но сливается она с лесом и травой, — сказал Гостомысл.

— И ты с ней говорил? — спросил он.

Гостомысл кивнул головой.

— Да, говорил... она подарила мне свою любовь, — краснея, сказал он.

Ратиша понимающе заулыбался, и Гостомысл поспешил объяснить:

— Это не то, что ты думаешь — это настоящая любовь, я влюбился в нее с первого взгляда.

— И как она выглядела на лицо? — спросил Ратиша, и Гостомысл начал описывать лицо девушки.

По мере того как он рассказывал, на лице Ратиши вырисовывалось беспокойство, перемешанное с испугом.

Не дослушав окончания рассказа, он перебил Гостомысла:

— Она сказала свое имя?

— Нет, имя не сказала, хотя я ее спрашивал, — удивляясь испугу Ратиши, ответил Гостомысл.

— И охотница, и одета странно, и зеленые глаза; и сливается с лесом, и пахнет цветами и травой, — задумчиво перечислил Ратиша приметы девушки и сделал неутешительный вывод: — Однако как все плохо!

— Все — плохо? Неужели ты боишься девушек? — пошутил Гостомысл, чувствуя на сердце холодок.

— Я девушек не боюсь, — серьезно сказал Ратиша.

— А в чем же дело, чего ты боишься? — спросил Гостомысл.

— Я боюсь другого, — уклончиво промолвил Ратиша.

— Но чего ты так боишься? — спросил Гостомысл. За смутными словами Ратиши он почувствовал тайную угрозу, и теперь начал волноваться и он.

Ратиша склонился к самому уху Гостомысла.

— Княжич, боюсь, это была не обычная лесная ведунья, — проговорил он.

— Это — ведунья? Я и не предполагал, что она ведунья, — удивленно проговорил Гостомысл.

— Нет, это не ведунья. Это гораздо хуже.

— Что — хуже?

— Мне кажется, это была сама Девана — дочь Перуна и Летницы, богиня лесов и охоты, — шепотом сказал Ратиша и оглянулся.

Гостомысл вспомнил предсказание девушки и похолодел.

— Тогда все понятно. Поэтому она и одета странно... и вела себя странно, — сказал он.

— Встреча с богиней не к добру... — сказал Ратиша.

— Она не сделала мне вреда. Она сказала, что полюбила меня, — проговорил Гостомысл. Его беспокойство усилилось, и он пытался успокоить себя.

Ратиша встревоженно оглянулся на березовую рощу, откуда донесся треск сухого дерева.

— Княжич, никому никогда не говори, что она тебе сказала. И вообще, что ты с ней встречался. Женщины не любят, когда мужчины рассказывают о встрече с ними другим, — предупредил Ратиша.

— Она богиня.

— Тем хуже для тебя.

К костру вышли молодые дружинники. Увидев князя, они обрадовались:

— Слава богам, княжич, что ты нашелся!

Ратиша склонился к уху Гостомысла и тихо проговорил:

— Как утверждает князь Буревой, страшна любовь женщины, но еще страшнее любовь богини.

На секунду он запнулся и добавил:

— Княжич, я думаю, что нам не стоит тут задерживаться. Девана не любит, когда кто-то охотится в ее владениях. Я не хотел бы мести богов.

Глава 39

Утро было ясным. Но вскоре небо начали затягивать темные облака. Тревожно поглядывая на них и чего-то опасаясь, Ратиша истово подгонял гребцов. После рассказа Гостомысл а он был сильно напуган и даже не скрывал этого.

Гостомысл, наоборот, не видел во встрече с Деваной ничего страшного. В конце концов — она подарила ему свою любовь и пообещала ему долгую жизнь.

На это Ратиша угрюмо возражал, что любовь богов дело опасное, потому что боги переменчивы, и благосклонность легко может смениться на ненависть.

Гостомысла его рассуждения не убедили.

Они тихо разговаривали.

— Нет! — сказал Гостомысл. — Если женщина отдает свою любовь мужчине, то это настоящая любовь, а настоящая любовь никогда не проходит.

— Ты ошибаешься, княжич, нет ничего постоянного на этом свете, особенно женщины. От любви до ненависти один шаг, и к тому же очень маленький, — уперся Ратиша.

— Я не давал ей повода для ненависти, я даже предлагал ей выйти за меня замуж, — перебил его Гостомысл.

Ратиша открыл от удивления рот.

— Ты предлагал богине замуж?! — спросил он с испугом.

— А что? — спросил Гостомысл.

— И она? — спросил Ратиша.

— Она отказалась, — сказал Гостомысл.

— Женщины, даже отказываясь выйти замуж, считают мужчин своими, — сказал Ратиша.

— И...? — сказал Гостомысл.

— Поэтому ревнуют к другим женщинам... — сказал Ратиша.

— У меня нет других женщин, — сказал Гостомысл.

Ратиша окинул его взглядом.

— Пока, — улыбнулся он. — Ты будешь князем, и у тебя будет много женщин.

— Но я буду любить только одну, сказал Гостомысл.

— И зря, — сказал Ратиша.

— Почему? — спросил Гостомысл.

— Потому что женщины созданы богом для услужения мужчинам, — сказал Ратиша.

— Глупости! Если для услужения, то зачем же тогда бог наделил людей способностью любить женщин? — спросил, улыбаясь, Гостомысл.

— Как зачем? Чтобы женщины могли рожать мужчин, — сказал Ратиша.

— Так для этого достаточно служанке приказать, — сказал Гостомысл.

Ратиша почесал затылок.

— Ну да.

— Но ведь боги тоже мо~ут любить, — напомнил Гостомысл.

— Ну и что?

— Значит, если любовь —- это чувство богов, то как они позволили людям тоже испытывать это чувство? Разве позволено низшим существам иметь то, что имеют и высшие? — спросил, улыбаясь, Гостомысл.

Ратиша наморщил лоб, но ничего не смог придумать в ответ и сдался:

— Княжич, ты меня совсем запутал.

Гостомысл засмеялся.

— Если боги могут любить друг друга, и люди могут любить друг друга, то почему боги не могут любить людей, а люди богов? — задал он вопрос.

Ратиша задумался на минуту, потом покосился на княжича и проговорил:

— А может быть, все, что произошло с тобой, и к лучшему. Не многим смертным удавалось добиться любви богов. В конце концов жизнь человека лишь небольшая искра в огне вечности. Костер горит, а искры гаснут, гонимые ветром времени. Может, все и к лучшему, если, конечно, все, что ты рассказываешь, не сон.

— Не сон, — сказал Гостомысл и, взглянув на собирающиеся над горизонтом тучи, сказал: — Кажется, дождь собирается.