Харальд вернул меч на место.
— Судно и команда готовы к походу, — доложил Томас.
— А почему они не пускают меня к кораблю? — зло спросил Харальд, кивнув головой на застывших мечников.
— Конунг велел все хранить в тайне и никого не пускать, — сказал Томас.
— Даже меня? — спросил Харальд.
— Даже тебя! — сказал Томас.
Харальд усмехнулся.
— Ты слишком смел. А конунг слишком боится, что о нашем посольстве пройдет слух. А тут всего-то — пройти немного по озеру и выйти в море.
— Мои воины даже не знают, куда мы идем. Я им говорю, что мы идем в разведку, — сказал Томас.
— Ладно, конунгу виднее, что делать. Он у нас за всех думает, — сказал Харальд и поинтересовался: — Ты кого из людей взял?
— Воинов немного — всего пять человек. Тех, кого ты назначил. Остальные гребцы и слуги, — сказал Томас.
— Хорошо, — кивнул головой Харальд и, понизив голос до шепота, сказал: — Мы принесли бочонок с золотом. Бери его на судно и без промедления уходи.
— Идемте за мной, — сказал Томас носильщикам.
— Нет, — сказал Харальд. — Раз ты говоришь своему отряду, что идете в разведку, то не будем вызывать сомнения у людей в этом; поэтому пусть твои заберут бочонок.
— По весу бочонка они догадаются, что в нем золото. Лучше если бы они не знали об этом, — сказал Томас.
— Ладно, — сказал Харальд и приказал носильщикам отнести бочонок на корабль.
Вместе с ними ушел и Томас. Бочонок он велел положить около мачты, а наблюдавшей за его действиями команде сказал, что в бочонке вино.
Это объяснение удовлетворило любопытство команды, и Томас вернулся к Харальду, который одиноко стоял на причале.
— Все сделано! — доложил Томас Харальду.
Харальд взглянул на горизонт, где солнце уже показало край.
— Пора идти. Удачи тебе, — сказал Харальд и обнял Томаса.
Томас был удивлен столь необычному обхождению, ведь он всего лишь малоизвестный мечник.
Выпустив Томаса из объятий, Харальд проговорил:
— Томас, тебе улыбнулась удача: конунг поручил тебе важную миссию. Не жалей золота, помни об одном — ты должен привести сюда весной много людей с оружием. От этого зависит наша жизнь. Поэтому нахваливай здешние места, как свою дочь, которая засиделась в девицах. Тащи всех, кто захочет идти с тобой. На месте разберемся. И если ты выполнишь поручение конунга, то получишь большую награду, в сравнении с которой этот бочонок золота всего лишь жалкие гроши. Конунг хочет отдать тебе в управление один из этих краев.
— Мне золото не нужно, — сказал Томас.
Харальд едва заметно улыбнулся, он знал слабое место христианина и проговорил:
— Зато тебе нужно обратить в истинную веру дикарей.
В глазах Томаса блеснула радость и надежда.
— Ты один из нас, ты христианин? — быстро спросил он.
— Не важно, кто я. Я верю в бога. А бог один, — уклончиво сказал Харальд и хлопнул Томаса по плечу. — Все! Тебе пора. И пусть бог шлет тебе удачу.
Томас ушел на корабль. Гребцы оттолкнулись от причала, сразу поставили парус, и корабль стал набирать ход.
Проводив взглядом корабль Томаса, пока он не скрылся за поворотом реки, Харальд удовлетворенно проговорил под нос, — итак, это дело сделано, пора заняться другим, — и направился к оставшимся трем кораблям.
Его ожидал Трюгви.
— Задерживаемся, Харальд, — сказал он, показывая головой на выползающее из-за горизонта свекольно-красное солнце.
— Не беспокойся, Трюгви, так задумано, — сказал Харальд.
— А куда пошел тот корабль? — спросил Трюгви.
— Я его послал в разведку, — сказал Харальд.
— Один корабль в разведку? А если он встретится с противником? — спросил Трюгви
— Тогда развернется и будет удирать, пока не наткнется на твои корабли. А ты разобьешь противника, — сказал Харальд и, нахмурив брови, проговорил: — Ты, Трюгви, не проявляй лишнее любопытство. Куда надо, туда и послали корабль. А ты на своих кораблях иди туда, куда тебе велено.
— Конечно, Харальд! — поспешно сказал Трюгви.
Харальд бросил взгляд на расцветшее солнце и сказал:
— Ну, все, пора и тебе идти. Выясни все, что делают словены. Ну а будет возможность, — возьми их крепость.
Глава 63
На рассвете ветра не было, поэтому шли сначала на веслах. Но, когда солнце приподнялось над горизонтом, небольшие волны начали обгонять струги, Гостомысл отдал сигнал поднять паруса.
Как только парус на струге был поднят, Девятко улегся у мачты и закрыл глаза. Он пытался дремать, но в голову лезли тревожные мысли.
Причиной этих мыслей был разгром данами дружины князя Буревого.
Тогда никто не понял, почему даны так легко разгромили дружину князя, не потерпевшего в своей жизни ни единого поражения.
Только Девятко хорошо знал, и причины поражения, и кто истинный виновник разгрома дружины. Тогда, в разведке, обнаружив лагерь данов, он должен был высадиться на берег и подкрасться к их лагерю, чтобы точно подсчитать силу разбойников.
Но он испугался. Поэтому, быстро подсчитав корабли данов, которые были видны издали, он, опасаясь за свою жизнь, слишком поспешно ушел подальше от лагеря разбойников.
А князь Буревой, не привыкший сомневаться в честности своих дружинников, и не подумал проверить сведения, сообщенные Девятко.
Как оказалось, потом на самом деле даны остановились двумя лагерями, на расстоянии пары сотен шагов друг от друга. При этом в дальнем лагере оказалась основная сила данов. Поэтому когда дружинники князя Буревого напали на первый лагерь, даны из второго лагеря оказались у них за спиной, чем и воспользовались для полного разгрома словенской дружины.
После такого промаха провинившегося дружинника обычно выгоняли из дружины, и редко кто из других князей решался взять в свою дружину такого дружинника.
Но Девятко рассчитывал, что после смерти князя Буревого разбираться в причинах поражения будет некому, и все произошедшее потихоньку забудется.
Так оно вроде и происходило, и Девятко снова получил ответственное поручение провести вылазку.
Все начиналось хорошо, но вдруг это решение Гостомысла самому возглавить отряд. Такая перемена настроения князя настораживала.
Теперь Девятко лежал под мачтой и размышлял, не является ли внезапное решение князя Гостомысла возглавить отряд свидетельством недоверия к нему. И чем больше он размышлял, тем больше убеждался в своих подозрениях.
От неутешительных мыслей его оторвал кормчий, который сообщил, что передний струг сбавляет ход, и сигнальщик подает знак, подойти к князю.
— Ну, подходи, — сказал Девятко и едва слышно выругался. — И чего этому мальчишке не сидится дома? Теперь будет вмешиваться в дела, в которых не понимает.
И сразу же Девятко оглянулся, — не слышал ли кто его слов?
Когда струги приблизились так, что можно было говорить, не повышая голоса, Девятко подошел к борту.
Увидев его, Гостомысл распорядился:
— Девятко, пройди в сторону Невы, у тебя как раз ветер попутный, поищи рыбаков или купцов и узнай, нет ли на реке данов. Посмотри, что на реке, и идите ближе к городу. Ерш говорит, что к этому времени ветер переменится. Мы как раз походим у берега недалеко от города. Там мы и встретимся.
— Будет сделано, князь! — сказал Девятко и кинул кормчему: — Слышал? Ставь паруса и правь.
На мачте струга снова взвился парус и, струг, ускоряя ход, стал уходить в сторону. Девятко видел, как два оставшихся струга также подняли паруса и, кренясь на крутой боковой волне, пошли в сторону солнца.
Глава 64
Ратиша сел рядом с дозорным на носу судна, а Гостомысл устроился рядом с кормчим Ершом.
Так как солнце довольно сильно пригревало, он скинул с себя кольчугу и теплую одежду. Одежда и кольчуга лежали у его ног, а Гостомысл в одной рубахе с вышитым воротом нежился под теплыми лучами солнца.
Юный князь оказался находкой для охотника до рассказов. Когда Гостомысл отправил Девятко к Неве и снова вернулся на место, Ерш, загадочно посматривая на юношу, спросил:
— Князь, а ты видел, когда-либо русалок?
Гостомысл вспомнил о загадочной девушке, что посещает его во сне. Но Девана была не русалка. Русалки — это утонувшие девицы, души которых не попали в рай, они исполняют чужую волю. А Девана охотница, богиня. А это уже совсем другое, — она действует по своей воле.
Гостомысл мотнул головой.
— Нет.
— Правильно, — проговорил Ерш.
Ветер мотнул струг, и он приналег на рулевое весло.
— Правильно! — повторил Ерш, выровняв струг, и продолжил: — Потому что для обычного смертного человека встретиться с русалкой к беде. В сумерках они похожи на прекрасных дев и заманивают песнями мужчин в воду, а в воде губят их. А при дневном свете лицом они похожи на жаб. Поэтому они и боятся дневного света.
— А ты, что ли, видел русалок? — недоверчиво спросил Гостомысл.
— Видел, — сказал Ерш.
— Так говоришь же, что людям нельзя встречаться с ними, потому что после этого они гибнут? — сказал Гостомысл.
— А я знаю заговоренное слово, — сказал Ерш и поинтересовался: — А знаешь, откуда взялись русалки?
— Ну, знаю, — это утонувшие девицы, — сказал Гостомысл.
— А вот и нет! — сказал Ерш.
— И откуда они тогда взялись? — спросил заинтересовавшийся Гостомысл.
— Погоди погоди, — проговорил озабоченно Ерш и вгляделся в горизонт.
Гостомысл приподнялся.
— Кажись, парус? — неуверенно проговорил Ерш.
В подтверждение его слов дозорный с носа крикнул:
— Вижу парус!
— Точно, парус! — сказал Ратиша.
— Купец? — предположил Ерш, обращаясь к Ратише.
Ратиша напряг зрение, через пару секунд возразил:
— Нет, не похоже.
А может, это и рыбаки... — проговорил Ерш.
На корму пришел Ратиша и доложил Гостомыслу:
— Видел парус. Издали, пока не разобрать, чье это судно.
— Это рыбаки, — снова предположил Ерш.
— Не знаю. Но на мачте какое-то знамя. Рыбаки не ходят со знаменами, — сказал Ратиша.