Глава 71
Нево-озеро осенью опаснее поднятого из берлоги медведя. В любой момент может налететь буря и разбить в щепки любое крепкое судно, не то что покалеченный струг, на котором Гостомысл пытался вернуться в Корелу.
Остаток дня и всю ночь никто на судне не сомкнул глаз.
Ратиша сидел у рулевого весла. Гостомысл стоял на носу в дозоре.
Остальные без отдыха гребли веслами.
Когда не гребли, вычерпывали воду из корабля, — вода просачивалась сквозь ткань, и таким образом вода в ладье постоянно держалась на уровне колена. От усталости к утру на судне никто не стоял на ногах.
Но, видно, боги благоволили к Гостомыслу и его дружине: сильной бури ночью не случилось и корабль не утонул.
А как только в небе загорелась заря, Ратиша увидел на западе скользящее по воде что-то розовое, напоминающее плавник большой рыбы.
— Князь, парус на западе! — подал он сигнал.
Все обратили свой взор на запад.
Гостомысл подошел на корму.
— Вижу корабль, — сказал Ратиша.
Гостомысл вгляделся в горизонт, затем пробормотал:
— Там действительно судно, и их два. Кто бы это мог быть?
Ратиша предположил.
— Может, из Корелы выслали помощь?
Гостомысл покачал головой и сказал:
— Стоуму не было приказано высылать нам навстречу корабли, и даже, если бы он выслал, то был бы один корабль.
— Но ведь до Корелы недалеко. Хотя... Хотя мы находимся где-то посредине Нево-озера. Тут кто угодно может быть, — проговорил Ратиша.
— Нет. Тут могут быть только даны! — сказал Гостомысл.
— Думаешь, они послали за нами погоню? — спросил Ратиша и почувствовал на сердце холодок.
— Если они узнали, что мы разбили их отряд, то должны были послать, — сказал Гостомысл.
Ратиша бросил обеспокоенный взгляд на приближающиеся корабли.
На корму пришел Девятко с вопросом:
— Князь, что будем делать?
Гостомысл окинул его удивленным взглядом: Девятко всегда отличался нарядным видом, а сейчас он был испачкан и измят. Лицо — словно у испуганного суслика.
— Как что делать? Будем драться! — твердо проговорил Гостомысл.
В глазах Девятко метнулась паника.
— Но нас мало! Нас перебьют. Лучше будет сдаться, — сказал он.
— Нет! — сказал Гостомысл.
— Но нас перебьют в одно мгновение, — сказал Дсвятко.
— Зато погибнем с честью, — сказал Гостомысл и с подозрением уставился на Девятко. — Боярин, а ты почему здесь? Почему оставил свое место за веслом?
— Я боярин... — гордо сказал Девятко.
Гостомысл перебил Девятко:
— Мы все воины. Поэтому иди к своему веслу и греби. А случится сеча, бейся изо всех сил.
Девятко, что-то бормоча себе под нос, ушел, и Гостомысл и Ратиша проводили его долгим взглядом.
— Им надо и в самом деле перед боем дать отдохнуть. Иначе будут, как вареные куры — меч не осилят поднять, — заметил Ратиша.
— Да, — согласился Гостомысл и громко отдал приказ: — Прекратить грести! Весла из воды! Всем готовиться к бою!
Послышался деревянный стук, — гребцы втянули весла в струг.
Гостомысл обратился к ним с короткой речью:
— Друзья, слушайте меня!
Все подобрались ближе к князю.
— Мы находимся в открытом море; наше судно разбито; мы починили его, хотя и не имели надежды доплыть до Корелы, ставшей нам родным домом; но теперь нам грозит новая опасность — нас догоняют даны. Нас мало, но мужайтесь, потому что лучше умереть с честью, чем отдаться в руки врагу, — сказал Гостомысл.
— Умрем с честью! Веди нас, князь, на битву! — послышались нестройные голоса.
Неизвестные ладьи уже были довольно близко, но пока разобрать знамена на мачтах было невозможно.
— Приготовить луки и стрелы! — отдал приказ Гостомысл.
Воины взяли луки и направили их в сторону приближающихся ладей.
Разумеется, два боевых судна, когда намереваются напасть, заходят с бортов, чтобы распылить силы обороняющихся.
Эти суда также еще издали наметились зайти с бортов корабля Гостомысла, что свидетельствовало об их враждебных намерениях.
Взгляд Гостомысла случайно упал на мачту своего корабля и он возмущенно воскликнул:
А где наше знамя?
Ратиша схватил знамя, лежавшее рядом с ним в сухом месте, сунул сверток за пазуху и, подбежав к мачте, полез к ее верхушке.
Добравшись до верхушки мачты, он привязал концы знамени к мачете, расправил его, и над полуразрушенным судном распростерся стяг цвета утреннего солнца.
С верхушки мачты он первым разглядел на мачтах атакующих ладей знакомые знамена.
— Эге-гей! Это варяги-солевары! — радостно закричал Ратиша и, держась ногами за мачту, замахал руками.
У варягов основные торговые пути были проложены на юг, к грекам. Но иногда их суда появлялись в Нево-озере: в Кореле они обменивали соль на меха. Ходили купцы солеваров и в северные моря. Хотя нужных товаров у викингов почти не было. Кроме, пожалуй, главной ценности — золота, которое викинги добывали во время своих походов. Им и расплачивались викинги за меха и продовольствие.
Хотя варяги и были словенами, и признавали верховенство словенского князя, и платили ему дань, однако народ в их торговых дружинах собирался лихой, запросто могли и своего ограбить, поэтому Гостомысл не стал расслабляться.
Вскоре варяги подошли ближе, и с их ладей приветственно замахали руками.
Гостомысл приказал опустить луки. Еще через некоторое время ладьи остановились на расстоянии полусотни шагов от струга.
На ближней ладье у борта появились люди в богатой одежде.
— Чьи вы? — приложив руки ко рту, крикнул один из них.
— Я словенский князь Гостомысл! — гордо ответил Гостомысл.
На варяжском судне несколько замешкались, затем оттуда послышалось:
— У словен князь — Буревой.
— Я сын князя Буревого. Мой отец умер, и теперь я князь, — сказал Гостомысл.
На варяжском судне зашептались.
Но через непродолжительное время с ладьи спустили лодку. В нее сели несколько человек с оружием и в доспехах, и лодка направилась к стругу.
Подойдя на десяток шагов к стругу, лодка остановилась.
Один из людей встал и спросил:
— Кто князь Гостомысл?
Гостомысл подошел к борту и сказал.
— Я князь Гостомысл.
Человек поклонился и сказал:
— Здрав будь, князь, а я купец из солеваров — Доброуст. Мы возвращаемся с туманных островов в Западном океане. Два года не были в родных местах. Не можем понять, что тут творится? Почему не видно наших кораблей. Море словно вымерло. Уж не война ли?
— И вы будьте здравы, почтенные гости! — ответил Гостомысл, — прошу зайти на мое судно. Тут я все объясню.
— Благодарствуем, князь, — проговорил купец, и после его распоряжения лодка причалила к судну.
Зайдя на судно, Доброуст обвел вокруг изумленным взглядом и задал вопрос:
— Да что же случилось с вами? Корабль вот-вот утонет.
— С данами воюем, — ответил Гостомысл.
— Откуда в этих местах даны? Это же наше море! Им сюда нельзя ходить, — недоумевая, проговорил Доброуст.
— Было нашим, да пришел конунг Готлиб на многих ладьях. Он захватил наш корабль с товаром, и тогда мой отец отправился его наказать с малой дружиной и попал в засаду. Даны разбили нашу дружину, и пришлось нам уходить в Корелу. Даны пытались взять и Корелу, мы их отбили, но отец был ранен отравленной стрелой и недавно умер. Меня провозгласили князем. Пока мы сидели в Кореле, даны захватили город, вот возвращаемся с разведки, — рассказал Гостомысл.
— Так вот какое дело! — вздохнув, покачал головой Доброуст. — А мы гадаем — судно вроде бы викингов и знамя нам незнакомое.
— Это судно мы захватили в бою — свои корабли в битве были разбиты и утонули. Как видите, и это судно едва держится на воде: плывем и не знаем, дойдем ли до Корелы. А знамя — мое. Боги мне дали знак иметь такое знамя, — пояснил Гостомысл.
— Понятно. На этом судне до Корелы вы не дойдете, — сказал Доброуст и поклонился. — Князь, мои корабли в твоем распоряжении.
Глава 72
Домой Медвежья лапа вернулся вместе со старшинами, когда поникшее солнце пряталось за черными тучами.
Высокие дубовые ворота, — хоть отбивайся от козар, —- были закрыты.
Боярина ждали, и сторож издали разглядел подъезжающих всадников, но, не рассмотрев их лица за вечерними сумерками, решил поостеречься.
Подъехав к воротам, Медвежья лапа приподнялся в стременах и стукнул кнутом по дереву.
— И кто там? — визгливым голосом, точно железом по стеклу, царапнул сторож и приподнял остроконечную шапку над тыном.
— Открывай ворота! — грозно потребовал Медвежья лапа.
Сторож хозяйского голоса не узнал и, серчая, пригрозил:
— Это усадьба славного боярина Медвежья лапа. Вот скажу боярину, что рветесь во двор без его разрешения, так он выйдет и одним махом душу из вас вытрусит. Он таких вот шустрых по семеро складывает на одну ладонь и другой прихлопывает.
Медвежья лапа затрясся от хохота:
— Сторож, а где же твое гостеприимство?
— А я что? — словоохотливо заговорил сторож. — Я рад путнику. Но без разрешения боярина — ни-ни. Не велел он кого-либо пускать в дом.
Лисий хвост хотел сказать, что боярин Медвежья лапа — вот он, стоит под воротами и его холоп не пускает в его дом, но боярина заинтересовала эта забава, и он положил руку на плечо Лисьему хвосту, давая ему знать, чтобы он не вмешивался в спор.
— Так спроси его, — сказал боярин.
— Так как же я его спрошу, если его нет! — сказал Заяц, и, поняв, что проболтался, спрятался за тын.
Боярин смилостивился:
— Ладно, сторож, ты что — не узнал меня? Это же я — твой хозяин по прозвищу Медвежья лапа.
— А откуда я знаю, что ты не врешь, — проговорил сторож из-за тына.
— Ну, так выглянь и посмотри на меня, — сказал Медвежья лапа.
— Да! — опасливо проговорил сторож, — я выгляну, а ты меня цап-царап, и поминай, как звали. Не выгляну я!
Медвежья лапа и старшины переглянулись.