Ловхи погладила оголившееся белоснежное плечо и сказала:
— Подружка, но все женщины мечтают выйти замуж. Женщина должна выходить замуж, рожать детей. Так уж устроено богом.
— Да, но не за прыщавого же сопливого мальчишку? — со слезами в голосе возразила Кюллюкки.
— Конечно, — вмешалась в разговор одна из подружек.
Ловхи окатила ее таким ледяным взглядом, что та мгновенно спряталась за спинами подруг.
Ловхи опять занялась Кюллюкки, и ее взгляд опять смягчился.
— А что? — невинным голосом сказала она. — Гостомысл хороший мальчик. Я слышала, — он очень храбрый, ходил в поход на данов, в сражении бился, как лев. Они тогда чуть не утонули. А еще — он очень добрый.
— Но он не Аполлон! — сказала Кюллюкки.
— Когда вырастет, он будет красив, — сказала Ловхи.
— Ему всего десять лет, — сказала Кюллюкки.
— Двенадцать. Через четыре года ему будет шестнадцать, — сказала Ловхи.
— Это будет не скоро, — сказала Кюллюкки.
— Зато женой князя можно стать сейчас. А это наряды, украшения. Все удовольствия! — сказала Ловхи.
— Украшения и наряды я и сейчас имею, — сказала Кюллюкки.
— Это тебе сейчас дает отец. А если рассердится, то ничего не даст. А если выйдешь замуж за Гостомысла, то тогда все богатства словенских князей станут твоими, и ты сама сможешь всем распоряжаться, — сказала Ловхи.
— Да? — сказала Кюллюкки, взглянув на это дело по-новому. — А он богат? Разве даны не отобрали их сокровища?
— Сокровища у словенских князей отнять невозможно, потому что главное их сокровище не золото и серебро, — сказала Ловхи.
Кюллюкки заинтересовалась:
— Да что может быть дороже золота и серебра?
— У Гостомысла есть дружина, и он храбр. Это дороже всего. Храбрый князь с дружиной все добудет, — сказала Ловхи.
— A-а. Но отец Гостомысла потерпел поражение, — сказала Кюллюкки.
Гостомысл обязательно изгонит врага со своих земель, — убежденно проговорила Ловхи.
— Не знаю, — сказала Кюллюкки.
Ловхи вздохнула.
— Ну, ты как хочешь, Кюллюкки, отец тебя любит и вряд ли будет тебя заставлять выходить замуж за Гостомысла. А я хотела бы стать женой князя Гостомысла, — сказала Ловхи, мечтательно закатывая глаза, и обратилась к подружкам: — Правда, девочки, — Гостомысл — милашка?
Она подмигнула, давая знать девушкам, что хочет их поддержки. Уловив, что от них требуется, девушки завздыхали:
— И, правда, он милый. Всем такого мужа хотелось бы.
Кюллюкки, неожиданно почувствовав ревность, рассердилась:
— Вот еще, будет князь жениться на всякой девчонке?! Он князь, а потому должен жениться на княжне, самой лучшей и самой красивой. Стать женой князя Гостомысла достойна только я и никто больше.
Она на секунду задумалась и сказала:
— И все равно — не хочу я спать с этим сопливым мальчишкой!
— Тебе с ним не спать, — сказала Ловхи.
— Но если же я выйду за него замуж, то обязана буду спать с ним в одной постели, — сказала Кюллюкки.
— Ты сможешь с ним спать, только когда ему исполнится шестнадцать лет, — сказала Ловхи.
— А где же я буду жить все это время? — спросила Кюллюкки.
— Во дворце словенского князя под присмотром мамки. А может, он тебе построит даже целый город, — сказала Ловхи.
— Но это же другое дело — ему нескоро исполнится шестнадцать лет, — повеселев, сказала Кюллюкки и громко объявила: — Я решила — я выйду за князя Гостомысла замуж!
— Тебе надо сшить самое красивое платье для свадьбы, — сказала Ловхи.
— Да, — сказала Кюллюкки загоревшаяся новой идеей. — Зовите сюда портних.
— А отцу что-либо будешь говорить? — спросила Ловхи.
— Конечно. Но сначала — портних! — сказала Кюллюкки.
— Сейчас позову, — сказала Ловхи и вышла из комнаты.
Здесь она столкнулась с князем.
Как оказалось, князь Вяйне не ушел, а стоял за дверью и слушал женский разговор.
— Дело сделано, господин, — Кюллюкки выйдет замуж за Гостомысла, — доложила Ловхи.
Князь торжествующе потер руки, — вот и ладно!
Он уже собрался уходить, но, вспомнив свое обещание, задержался и сказал Ловхи:
— Ловхи, ты тоже готовься к свадьбе. Я свои обещания выполняю.
— А кто жених? — спросила Ловхи.
— Тебе это важно знать? — спросил, улыбаясь, князь.
— Конечно, важно! Ведь хочется...
— Завтра выберешь себе жениха, — перебил ее князь и поинтересовался: — Тебе карела или словенина?
— Мне молодого, красивого и богатого, — сказала Ловхи.
— Завтра узнаешь имя жениха, — сказал князь и отправился в гридницкую.
В гридницкой он застал воеводу и, не скрывая радости, торжественно сообщил ему:
— Иовкахайнен, князь Гостомысл может присылать сватов!
— Она согласилась? — с недоверием спросил воевода Йовка.
— Согласилась. Да еще как!
— Слава богам! — облегченно сказал воевода. — А я уж и не верил, что тебе удастся ее уговорить.
Он налил себе полный стакан вина и залпом выпил его. Вытирая усы, с нескрываемым удивлением поинтересовался:
— И как, князь, тебе это только удалось?
— С женщинами надо быть хитрым. Им надо дать то, чего они хотят, и они будут, как шелковые, — повторил слова Ловхи князь.
— Да. Только как понять, чего они хотят? — крутанул ус воевода.
Глава 84
Гостомысл каждое утро требовал сведений о том, что происходит в городе, а от разведчиков, ранее засланных в город, известий не поступало, поэтому Ратиша надумал послать в город новых лазутчиков.
Однако посылать людей в захваченный врагом город дело серьезное. Если даны схватили ранее посланных разведчиков, то теперь они будут еще бдительнее: любой новый человек будет вызывать у них подозрение.
Впрочем, известия от разведчиков могли не поступать и потому, что связи города с Корелой не было.
Но независимо от причины послать людей в город требовалось.
Для этого Ратиша подобрал из молодой дружины двух молодых парней, которым в городе было устроиться несложно, — у них там имелась родня. И по внешнему виду они казались малы для дружины, так что можно было предполагать, что даны вряд ли обратят на мальчишек внимание.
Но когда все было готово, Ратиша столкнулся с серьезным препятствием: возник вопрос — как отправить разведчиков в город? По суше? По суше можно посылать людей, только когда станут санные пути. А так по болотам не пробраться. И зимой путь нелегкий и опасный.
Самым удобным и скорым представлялась посылка разведчиков водой.
Но Корела стояла в стороне от торговых путей, и купцы сюда давно не заходили. Оставалось самим послать струг, хотя это было и опасным делом, — нево-озеро зверски терзали осенние бури.
Струги были наперечет, тем не менее выполнить поручение князя следовало, хоть вывернись наизнанку.
Изломав над проблемой голову, Ратиша под вечер пошел за советом к Стоуму.
Боярин жил на княжеском дворе в выделенной ему избе. Изба небольшая, три комнаты: в одной жил сам боярин, в другой слуги, а третью обустроили под кухню.
Сам Ратиша также жил на княжеском дворе, в небольшой комнатке.
Идти было недалеко, поэтому Ратиша не стал надевать тулупа, схватил только плащ.
Едва он вышел во двор, сильный ветер ударил в лицо, словно дубиной, и дыхание железным комом встало в горле.
В город вторглись призрачно-белые посланцы зимы. Из темноты с волчьим воем нападали они на все живое, что попадалось по пути: на почерневшую землю; на избы с желтыми глазами; на случайно вышедших на улицу людей. Кололи живую плоть ледяными стрелами, жаждая умертвить ее, покрыть белым саваном.
Но время зимы еще не пришло, и в ярости коварные слуги Морены метали клочья холодного снега.
Завернувшись в плащ, Ратиша перебежал двор. Пока бежал, продрог до полусмерти и, не сбавляя хода, плечом высадил тяжело окаменевшую от мороза дверь и ввалился в сени.
В полном мраке пошарил рукой по тому месту, где должна быть вторая дверь, зацепил шершавую деревянную ручку и потянул ее на себя.
В комнату вошел в облаке тумана.
Холодный воздух, ворвавшийся вместе с гостем, лизнул морозным сквозняком, удобно устроившегося на лавке боярина.
Потерявшись в тумане, Ратиша невольно остановился.
Боярин ужинал. Почувствовав холодный сквозняк, беззлобно рыкнул:
— Ну, кто там? Скорее входи и закрывай дверь.
Ратиша поторопился закрыть за собой дверь, шагнул вперед и поприветствовал с легким поклоном:
— Здрав будь, боярин.
— А, Ратиша! — весело проговорил Стоум, разглядев гостя. — Заходи, молодой друг! Будь гостем. Садись за стол. Вместе поужинаем. А то одному скучно. А на улице как будто Желя по покойнику стонет.
— Холодно! — сказал Ратиша и присел к столу. Взял пирожок и надкусил его. — С зайчатиной... — констатировал, и потянулся к крынке с молоком.
Стоум с непонятным любопытством взглянул на него и проговорил:
— Давеча я к Йовке заходил...
Ратиша кивнул головой.
— Завтра пошлем сватов, — сказал Стоум.
— Да ну! — удивленно воскликнул Ратиша и даже отложил надкушенный пирожок.
— А чему удивляешься, наши племена давно дружат... — сказал Стоум.
Ратиша мотнул головой и проговорил:
— Я удивляюсь, потому что слышал, что княжна Кюллюкки девица высокомерная, кичится своей красотой и обещалась выйти замуж только за греческого бога Аполлона.
Стоум рассмеялся и сказал:
— Я еще не встречал девиц, головы которых не были бы забиты вздорными фантазиями. Все они мечтают об Аполлонах. Но когда подруги им говорят, что они сами мечтают взять то, от чего те отказываются, то тут же соглашаются. Женщину не зря сравнивают с кошкой. Кошка, поймав мышь, все своим видом показывает, что удивлена этим не меньше самой мыши, мол, — зачем ты мне? Шла бы по своим мышиным делам дальше. Если мышь и дальше будет лежать недвижно, то кошка оставит ее в покое. Но стоит только мыши попытаться сбежать, как кошка цепляет ее острым коготком. Ни одна кошка не упустит пытающуюся улизнуть от нее добычу. Это кошачий инстинкт. Так и женщина: то, что не интересует других женщин, и ей не надо, но за то, что привлекает других, она будет драться с тигриной яростью.