Креслав подобрал шапку, поднялся и пригрозил вслед Ратише:
— Погоди, вот я тебе, сопляк... — Затем обернулся к отроку. — Ты видал? Я потребую суда у князя.
— Видал, — нахмурившись, проговорил отрок и посоветовал: — Ты бы, Креслав, помалкивал и скорее делал, что тебе приказал князь. Ему не понравится, что ты отказываешься выполнить его приказ, да еще облыжными словами обкладываешь его любимого боярина.
Креслав испугался, за обиду дружинника полагается немалый штраф.
Отряхнув снег с шапки, он смущенно проговорил, — да я что? я ничего, — и побежал собирать плотников.
Кузнецы сработали полосы для полозьев ловко и быстро. Через два часа, погрузив полосы на сани, повезли их к причалу.
Ратиша шел во главе небольшой колонны и хмурился, — он жалел, что ушел к кузнецам, оставив задиристых плотников без личного присмотра. Одна была надежда, отрок, которого Ратиша оставил присматривать за плотниками, был крепок и скор на расправу.
Когда Ратиша подошел к причалу, то увидел, что струги облепила куча народа, сыпались звонкие звуки топоров.
На сердце Ратиши отлегло, — зловредный Креслав все же вывел на причал всех имевшихся в городе плотников.
Сани остановились у первого струга, и погонщик на головных санях, приподнявшись, весело крикнул:
— А ну, плотники, принимай груз.
Из-за струга вышел Креслав, его тулуп и шапка были украшены кружевной стружкой.
— Как идет дело? — озабоченно спросил Ратиша.
Креслав хлопнул варежками по плечу, сбивая кружевную стружку, и сказал:
— Ну, молодой воевода, почти все готово, — осталось только железо набить на полозья.
— Крепко ли сделано, не развалится ли по пути? — спросил Ратиша.
— Шутишь, боярин, когда Креслав что-либо делал плохо? — с шутливой обидой проговорил Креслав.
Ратиша подошел к ближайшему стругу и с силой качнул пахнувшие свежим деревом полозья, — полозья даже не пошевелились.
— Вроде крепко, — сказал Ратиша и увидел, как от ворот к причалу идет длинная процессия.
Впереди шел сам князь, рядом с ним оба воеводы, за ними воины и слуги с грузом на плечах.
Креслав обмер.
— Да никак, сам князь идет проверять работу? — спросил он.
Ратиша исподтишка погрозил ему кулаком и сказал:
— Смотри, Креслав, не дай бог, подведешь!
Ратиша направился встречать князя, а Креслав засуетился, — сам ухватился и начал стаскивать полосу железа с саней.
Полоса оказалась тяжелой, и Креслав визгливо принялся ругать плотников, что те отлынивают от дела и не помогают ему.
В ответ плотники бросили топоры, навалились на сани и стали растаскивать полосы к стругам, словно муравьи.
Когда князь подошел ближе, Креслав подбежал к нему и стал кланяться.
Медвежья лапа обратился к Ратише:
— Скоро будут готовы струги?
Креслав встрял в разговор:
— К вечеру все струги будут готовы.
— Хорошо, — сказал Медвежья лапа и, повернувшись к сопровождавшим его воинами, распорядился: — Начинайте грузить вещи в готовые струги.
Тем временем Гостомысл подошел к ближайшему стругу и с интересом осмотрел устроенную на днище струга конструкцию. Затем ударил по полозьям рукой, проверяя прочность.
— Крепко, крепко сделано! — заверил Крее лав, также с силой поворочал полозья, и все увидели, что все сделано и на самом деле очень прочно.
Когда он закончил показ, Гостомысл обратился к наблюдавшим за действиями Креслава боярам:
— Греки и римляне славятся своими выдумками в мореходном искусстве, но, пожалуй, и у них подобного не было.
Креслав засиял гордой улыбкой.
— Так нам только волю дай, мы город на воде сделаем, — хвастливо сказал он.
— Ну да, — сказал Гостомысл. — Ведь кто как не наши предки делали ковчег Ною?
Шутливое замечание князя вызвало дружный смех.
Гостомысл похлопал по плечу Креслава:
— Креслав, хвалю за усердность в выполнении моего поручения. Ведь эти струги нужны не только мне, но и всему нашему племени. Я твоих плотников щедро вознагражу за работу.
Медвежья лапа шатнул рукой струг и сердито заметил:
— Как бы не развалился этот труд по пути.
— А куда вы собрались? — спросил Креслав, который давно уже был заинтригован происходящим.
— Не твое дело! — грубо отрезал Медвежья лапа.
Стоум как всегда рассудительно заметил:
— А чтобы было надежнее, пусть плотники идут с нами.
— Правильно, — согласился Гостомысл, — сломается что, так ответ на месте держать будут, искать не придется.
Креслав удивленно спросил:
— Да куда же нам идти?
— То тебе знать незачем, — сказал Медвежья лапа.
— Ну, хотя бы, что нам брать с собой?
Медвежья лапа угрюмо ощерился:
— Кроме инструмента берите харчи на две недели, да теплую одежду.
Ратиша подсказал:
— Да на случай ремонта сложите на корабли добрый запас досок.
Глава 95
Медвежья лапа был прав — все должно было решиться в течение одного дня. И Гостомысл, и Медвежья лапа, и бояре, посвященные в план, понимали, что имеется только одна попытка — расчет на растерянность врага, не готового к внезапному налету.
Даны взяли город точно таким же образом, без сражения, не потеряв ни одного человека.
Но, если немногочисленному войску Гостомысл а не удастся взять город налетом, то придется вернуться назад.
Поэтому брали немного. Запас пищи на несколько дней: хлеб, вареное мясо, вино. Все готовое — все равно некогда будет возиться с варевом.
Брали много оружия. Особенно стрел, чтобы в сражении не считать их.
Дружинники недоумевали странной подготовке. Но узнать о том, что происходит и куда князь собрался вести войско, было не у кого.
Стоум только хитро улыбался. А Медвежья лапа выглядел таким неприступным, что к нему боялись и подходить.
Пока укладывали припасы на корабли, солнце, опустившись к горизонту, покрылось багровой мутью, а затем и вовсе утонуло в серо-стальной мгле.
Тут же налетел буран. Он был жестким и твердым, словно из преисподней: острыми иглами колол лица до бесчувствия, а, лизнув кожу ледяным языком, оставлял мертвенно-бледный след.
Гостомысл, завернувшись в шерстяной плащ, наблюдал за погрузкой с причала, где он был беззащитен ветрам: вокруг него в дикой пляске кружились призрачные вихри. В надорванных ветром огнях факелов они сверкали драгоценными рубиновыми искрами.
Заметив на щеке Гостомысла белое пятно, Ратиша забеспокоился:
— Князь, ты совсем замерз, шел бы ты погреться.
— Нет! — сказал Гостомысл.
— Но тут и без тебя справятся, — сказал Ратиша.
— Я должен быть со своей дружиной, — сказал, едва шевеля замерзшими губами, Гостомысл.
— У тебя щека побелела. Обморозишься — болеть будет, --сказал Ратиша.
— Буду дожидаться конца погрузки. Погрузка скоро закончится, — разлепил губы Гостомысл.
«Упрямый!» — с восхищенным осуждением подумал Ратиша и, снимая с руки пуховую рукавицу, предложил:
— Давай, тогда, я тебе щеку потру.
— Я сам, — сказал Гостомысл и потер шелковистой рукавицей щеку.
— Надо сильнее тереть, — сказал Ратиша.
— Сам знаю, — сказал Гостомысл.
Пока растирал щеку, подошел Медвежья лапа и доложил, что погрузка завершена. Его лицо рдело перезрелым яблоком.
— А где дружинники? — спросил Гостомысл.
— Они спрятались от ветра в затишке за кораблями, — сказал Медвежья лапа.
— Хорошо, — сказал Гостомысл.
— Надо идти в тепло. Выспимся, а перед рассветом отправимся, — сказал Медвежья лапа.
— Только охрану тут оставь, — сказал Гостомысл.
Сильный порыв ветра рванул из его рук полы плаща. Гостомысл поежился.
— Оставлю, — сказал Медвежья лапа и окинул скептическим взглядом Гостомысла, — плащик-то не греет. Надел бы ты, князь, тулуп. А то так недолго и окочуриться.
— Надену, — проговорил Гостомысл, кутаясь в плащ. — Но не это меня беспокоит. Не слишком ли сильный ветер? Не помещает ли он нам?
Медвежья лапа покосился на снежные струи.
— Нам такой ветер только в радость. Он поможет нам незаметно подобраться к стенам города. Главное, чтобы только он оставался попутным.
— Да, — сказал Гостомысл.
— Пошли-ка, князь, домой, — предложил Медвежья лапа. — А то ты и так весь синий. Да и другие замерзли.
— Пошли, — сказал Гостомысл.
Медвежья лапа крикнул дружинникам, и они пошли в город.
Ратиша, видя, что Гостомысл продрог до костей, первым делом потянул его в горячую баню.
Гостомысл воспротивился.
— Не хочу я в баню. Я спать хочу.
— Нет, князь, ты на улице замерз, теперь тебе надо хорошо прогреться, — твердо настаивал на своем Ратиша. — А иначе ты к утру свалишься в горячке. Кто тогда поведет войско в поход?
Довод попал в цель. Гостомыслу показалось ужасным в самый ответственный момент оказаться не у дел, поэтому моментально согласился.
Ратиша пропарил в бане Гостомысла так, что тот светился внутренним янтарным светом, словно новая восковая свеча. После чего накормил ужином и отвел в спальню.
Уложив князя в постель, накрыл его одеялом и объявил:
— Позволь, князь, спать с тобой?
— Устраивайся, — сказал Гостомысл.
Глаза у него слипались, словно были намазаны медом.
— Сейчас, — сказал Ратиша и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с огромным овчинным тулупом на плече и подушкой в руке.
Застелив тулупом лавку около двери, он сел на лавку и проговорил:
— Знаешь, князь, что-то на сердце тревожно. Вся эта затея со стругами на полозьях никем еще не пробовалась, и выдержат ли струги, предназначенные для плавания в воде, поездку по твердому льду? Не развалятся ли? Неизвестно!
Гостомысл ничего не ответил, и Ратиша, думая, что он уснул, лег.
Однако через минуту Гостомысл заговорил:
— Знаешь, Ратиша, многие князья терпят поражение, но собирают снова дружины и заново начинают борьбу. Дружинники к ним идут, потому что князья им известны. А в моей дружине слишком мало старых воинов, — ушли они, не поверив молодому князю. Обидно это.