В самом деле, о каком туризме могла идти речь при закрытых границах? Конечно, сначала все были уверены, что отмена авиасообщения — мера временная. Но год тянулся за годом, накатывала волна за волной, и власти каждый раз объясняли необходимость потерпеть еще. Вирус будет побежден, уверяли они. Нынешней весной исполнилось восемь лет с того момента, как впервые прозвучало слово «карантин».
— Я наелся, — нарушил тягостное молчание Мирослав.
Он ограничился куском яичницы и булочкой с джемом. В свои пятнадцать лет сын откровенно тяготился коллективными трапезами, предпочитая им уединение в отдельной комнате. Ему, как и Милане, предстоял сеанс видеосвязи — только, в отличие от нее, со школой.
— Какой у вас первый урок? — уже вслед ему поинтересовался Борис.
— Физкультура, — буркнул сын.
Было непонятно, шутит он или нет. Расписанием уроков Мирослав ни с кем не делился, да и вообще, родителей к себе в резиденцию не приглашал. На вопрос, чем намерен заняться после совершеннолетия, отвечал без затей: «Ничем». Из Интернета он вылезал только при крайней нужде, а карманные деньги тратил в основном на фаст-фуд, доставляемый курьерами.
Взгляд жены, который уловил Борис, был весьма красноречивым. Сцена такого рода давно сделалась привычной. Диалог поколений не складывался, и вести речь хотя бы о символическом воспитании не приходилось. «Лишь бы хуже не стало», — как-то раз в отчаянии обронила Влада.
Почему вышло так, а не иначе, оставалось лишь гадать. Восемь лет вместе, круглые сутки в трехкомнатной квартире, казалось, должны были сплотить семью, однако произошло прямо противоположное. Милана еще помнила, как ходила в детский сад и начальные классы, а Мирослав даже к школе готовился дистанционно. Борис и Влада были их помощниками и подсказчиками на первых порах, далее эстафету подхватили другие люди, находившиеся по ту сторону дисплея.
С одноклассниками дочь и сын общались без посредства компьютеров строго два раза в год — в первый и последний день учебы, когда всех собирали на некое подобие краткой встречи. Разумеется, с соблюдением социальной дистанции. Тот же подход по рекомендации федерального министерства применялся в вузе. «Совсем с ума сошли», — сразу вынесла собственное суждение бабушка. Впрочем, ее мнение совсем не интересовало министра с его подчиненными.
— Борьба за жизнь наших соотечественников — приоритетная задача, — говорил с экрана сам господин президент.
Его высокопревосходительство, согласно заявлениям пресс-службы, подавал согражданам пример сознательности. Пребывая в самоизоляции внутри специального бункера, он даже иностранных гостей принимал в режиме онлайн.
Борясь за жизнь, Борис и его домочадцы почти не покидали пределы дома. Собственно, даже при желании поиграть в прятки со смертью возможностей для этого у них было мало. Все восемь лет власти регулярно продлевали комендантский час, запрещая появляться на улице с одиннадцати вечера до шести утра. В остальное время дозволялось только посещать продовольственный магазин или аптеку, выкидывать мусор в ближайший контейнер и выгуливать собак.
— Сегодня в нашем регионе инфицировано… человек, госпитализировано… из них, скончалось…
С таких сводок начинались выпуски новостей телевидения и радио, их распространяли также социальные сети. За критический комментарий полагался штраф, повторное нарушение законодатели приравняли к разжиганию беспорядков. Оно уже тянуло на уголовную статью. После нескольких показательных посадок желающие поспорить с государством прикусили языки.
— Когда наша очередь закупаться? — спросил Борис у жены по окончании завтрака.
— Через две недели, — хмуро ответила она.
— Тебе нужно что-нибудь?
Влада не выдержала.
— Да что мне может быть нужно? Я в прошлый раз блузку купила, а куда ее надевать, для кого? На кухне со сковородками стоять?
— Не заводись, не надо, — он предупреждающе поднял руку.
— Как не заводиться? Сколько можно уже? Мы заключенные, что ли?
— Знаешь, никто не понимает, как этой гадостью заражаются. В пятый подъезд вчера «скорая» приезжала…
— И что? Горы трупов?
— Я только с балкона видел, как она парковалась.
Влада швырнула на стол полотенце для вытирания посуды и отвернулась к стене. Походы за одеждой, обувью и разной бытовой мелочью оставались единственным легальным шансом выбраться дальше, чем за сто метров от дома. Эту активность регламентировала мэрия, составлявшая график для населения. Каждая семья была приписана к определенному торговому центру, который посещала раз в месяц в отведенное ей время.
Борис вздохнул. В сущности, жена была права. Самоизоляция радикально упростила их потребности. Театры, кафе, стадионы и другие места массового скопления были закрыты до особого распоряжения. Необходимость в обновках практически отпала. По квартире бродили в футболках и тренировочных штанах, в пределах стометровой зоны ограничивались нарядами попроще. Влада красилась и одевалась, по ее выражению, «как следует» лишь для ежемесячных походов.
Их тележка подкатывала к платежному терминалу почти пустой. Несколько пар носков, какой-нибудь шарфик, батарейки для пульта, одна-две лампочки взамен перегоревших… Иных приобретений за текущий год Борис не мог припомнить, как ни старался. Лично он ездил в ТЦ в одной и той же водолазке и джинсах. Но для Влады это было нечто вроде торжественного выхода в свет. Поэтому слух о том, что пускать за покупками будут раз в два месяца, сильно отразился на ее моральном состоянии.
— Не верь ты всякой ерунде, — убеждал он свою вторую половину.
Действительно, что могла знать встреченная у лифта соседка — в отличие от них, узница однокомнатной квартиры? Какая разница, что она бормотала сквозь маску? Может, у нее совсем крыша поехала?.. Увы, эти аргументы слабо влияли на жену.
Кроме того, времени на душеспасительные беседы уже не оставалось. В девять ноль-ноль обоим надлежало сидеть перед мониторами, ожидая планерок с раздачей заданий. Офисная жизнь для них тоже закончилась с введением карантина, и вся работа перетекла на дом. За опоздания на интернет-перекличку начальство наказывало, урезая премиальные.
Супруга, вытерев слезы, отбыла в спальню, а Борис расположился со своим ноутбуком прямо за кухонным столом. Кабинета он не имел.
Идею вылазки Борису подал прежний одноклассник Альфред по прозвищу Крокодил. Пропавший из поля зрения еще до пандемии, он внезапно обнаружился во время прошлой поездки «в люди». Друг детства, с которым сидели за одной партой, крутил теперь баранку такси. Прибыв на вызов и мигом узнав своего пассажира, он разболтался не на шутку. Сначала, пока ехали до торгового центра, бегло перебрали общих знакомых.
— Ежа помнишь? Свалил перед чумой как раз. К морю подался. Там, говорит, теплее хотя бы. Пипетка развелась и опять замуж выскочила. Вроде удачно. С бывшим-то дрались до крови. А Банка повесился. В натуре, петлю из провода смастерил и того… в гараже у себя. Когда нашли, холодный был. И трезвый ведь…
За увлекательным рассказом (солировал, как обычно, Альфред) не заметили, как добрались. Влада вылезла из машины первой, покурить на близлежащем пятачке для злоупотребляющих никотином. Борис, прощаясь, чуть задержался, и дружок прихватил его руку своей.
— Я вижу, тебе развеяться пора, — сказал он, подмигнув.
— Развеяться? — не понял Борис.
— Не тупи. Вот визитка, пиши мне через мессенджер. Объясню, — Альфред подмигнул снова и хлопнул его по плечу.
На маленьком прямоугольнике из картона значился, рядом с именем друга, телефонный номер без каких-либо дополнительных сведений. Борис связался с Альфредом вечером того же дня. Оказалось, что тот добывает хлеб насущный не только извозом. Намеки на существование теневой, неподотчетной властям жизни проскальзывали в сетях и раньше, но подробностями никто из пользователей не делился. И вот, наконец, объявился живой представитель параллельного мира.
— Будешь сидеть взаперти, свихнешься запросто, — предупредил друг. — Везли как-то одного родные и близкие… до больнички, на казенное содержание. Не советую повторять.
Беседовали они через зашифрованный канал, который, не в пример соцсетям, пользовался репутацией надежного. По словам Альфреда, в городе имелась целая индустрия развлечений — разумеется, подпольных.
— Выбирай время, ближе к ночи. Доставлю тебя в лучшем виде, — пообещал он. — Имей в виду: расчет налом. Сам понимаешь, налогов там никто не платит.
Борис уточнил примерную сумму и приятно удивился. У него водилась заначка, которую можно было использовать для подобных целей. Государство усиленно агитировало переходить на безналичный расчет, но не везде созрели технические условия для него. Так, в сельской местности отсталые фермерские слои продолжали обмениваться монетами и купюрами. Были и те, кто принципиально держался за ветхозаветную старину, отвергая тотальную цифровизацию как предтечу антихриста. С фанатиками-сектантами дело не стали доводить до конфликта, ограничившись требованием носить маски.
Единственной подлинной проблемой для Бориса являлся уход из дома в неурочный час.
— Мотивируй как-нибудь. Кто из нас с высшим образованием, я или ты? — резонно заметил Альфред.
Сразу после утренней сцены Борис окончательно решил: «Сегодня». Нервная система и у него была на пределе. Плакать, конечно, он не собирался, но уже не единожды испытывал громадное желание закатить скандал невиданного доселе масштаба. При всём этом бесконечном режиме возникло и окрепло ощущение какого-то ареста, плавно переходящего в пожизненное заключение. Хотя с тещей у него были прохладные отношения, он охотно подписался бы под ее фразой: «Как овец держат в стаде».
Борис, как и дети, привык называть ее бабушкой. В семьдесят пять лет она сохраняла ясный рассудок и твердо стояла на почве здравого смысла. Их ближайшая родственница переселилась к дочери и зятю незадолго до полного локдауна, поняв, что в одиночку не может содержать частный дом за городом. Без нее в квартире было бы просторнее и, вероятно, спокойнее. Имея дополнительное пространство, члены семьи чуть легче сносили бы тяготы вынужденного сидения в четырех стенах. Хотя разве только чуть. Новая вирусная реальность истерзала-измучила каждого независимо от возраста.