— Как жить собираешься?
— Заниматься любимым делом.
— Ты профессию сама выбирала?
— Сама.
— Единственная дочка, наверное?
Аня прищурилась.
— Откуда узнал?
— Вижу, что баловали.
Она рассмеялась от души.
— Немножко.
С каждым свиданием он чувствовал, как привязывается к ней. Всё происходило очень целомудренно: Алексей не слишком крепко обнимал Аню, когда она выходила из арки, а при расставании целовал в щеку. Во время прогулок они тоже не позволяли себе вольностей. Несмотря на это, у него было постоянное ощущение праздника. Уже с обеда он начинал ждать, когда можно будет удрать из офиса.
В четверг они, с подачи Алексея, отправились на Мосфильмовский пруд. Метро, по словам Ани, изменилось мало, и турникеты нового образца ее не смутили. Она с улыбкой вспоминала понедельничное приключение в супермаркете.
Расположились на траве у бережка. Народа кругом хватало, однако ощущения тесноты не возникло. Социальная дистанция, по выражению Алексея, была нормальной. Кто-то рыбачил, кто-то сидел на скамейках или пледах, кто-то кормил уток.
— Оставайся у нас, — выложил он главный козырь.
— Я не могу, — серьезно ответила она, помолчав с полминуты.
— Почему?
— Ну, откуда я возьмусь в вашем времени? С неба упаду? Документов нет, ничего нет…
— С документами решим, оформим как беженку, — сказал Алексей, памятуя о приятеле-полицейском.
— Деньги? Жилье?
— А я на что? Потом работать начнешь, специалисты по языку сейчас еще нужнее.
Аня вздохнула.
— На кого я маму с папой оставлю?
Вопрос был не из простых. Пришлось тщательно подбирать слова.
— Ты же убедилась, что проход в порядке — можно пользоваться, когда захочешь. Кто запретит навещать их? Сочиним тебе легенду… не знаю, про Дальний Восток или Крайний Север.
— Вдруг связь между временами оборвется?
Об этом Алексей думал тоже, и мысли такого рода не доставили ему радости.
— Знаешь, и в обычной жизни может что угодно произойти.
Аргумент был так себе, слабоватый.
— Хочешь к нам в гости?
— Куда? На Вернадского?
Он не сразу понял суть ее встречного вопроса.
— Нет. В мое время.
— Так можно?
— Можно, я тебя проведу. Хоть завтра.
Соблазн оказаться в Москве 1980 года был велик. Она прочла это по его лицу.
— У нас по-своему красиво. Олимпиада на днях откроется.
— Война не чувствуется?
Аня вскинула свои прелестные ресницы.
— Какая война? С кем?
— В Афганистане.
— Разве там война?
Этой темы они еще не касались. В нескольких фразах Алексей поведал ей о тысячах жертв и последствиях того, что называли выполнением интернационального долга.
— Я понятия не имела, — прошептала Аня. — В газетах другое пишут и по телевизору говорят.
— Друзья не обсуждают?
— Как-то не принято. Они от политики далеки.
— В армии никто не служит?
— Из моих знакомых нет.
Мимо них, никого и ничего не опасаясь, проковыляла упитанная белоголовая утка с шоколадно-коричневым туловищем, черным клювом и черным же оперением на хвосте. Алексей кинул ей кусочек слойки, но птица не отреагировала.
— Знаешь, и у меня была похожая мысль… — начала Аня.
— Какая?
— Может, ты согласишься в мое время уйти.
— Навсегда?
— А что тебя держит? Или кто?
На пруду постановили: завтра в восемнадцать ноль-ноль встретиться у арки и всё-таки совершить экскурсию в прошлое. Дальше будет видно.
Весь день пятницы для Алексея тянулся томительно долго. Он знал, что Аня в любом случае должна сделать выбор: по распределению после вуза ей светили три года отработки в Горьковской области. Идея насовсем переместиться в 1980-й застала его врасплох. Здесь, конечно, держало кое-что. Например, позиция директора по маркетингу, которой Алексей упорно, сцепив зубы, добивался пять лет. Своя, пускай однокомнатная, квартира на Можайском Валу. Устоявшийся круг общения, наконец.
Что касалось личной жизни, препятствий не существовало. Бывшая жена давно вышла замуж, дочь выросла и с другом-программистом улетела в Стамбул. Напрягало другое — перспектива вернуться к тому, с чем лишь по касательной столкнулся в детстве и юности. От невзгод самых трудных лет, когда прежняя жизнь рушилась, а новая только маячила в тумане, его, не доросшего до совершеннолетия, прикрывали родители.
Погоня за дефицитом, потом талоны и очереди, потом скачки по двум или трем работам — из всего этого Алексей, и то отчасти, испытал последнее. Учась в институте, он крутился в фирме более успешного одноклассника, часто недосыпал, иногда за весь день не успевал поесть. Попрошайничать дома было стыдно, погулять же и развлечься хотелось не когда-нибудь, а сейчас. Впрочем, настоящий голод ему ни разу не грозил.
Второй дубль предстояло отыграть самостоятельно, к тому же будучи в ответе за Аню. Или, спустя какое-то время, не за одну Аню. Если вообще удастся осесть в прошлом, не привлекая повышенного внимания.
«Лет через двадцать, когда всё более-менее утрясется, превращусь в старика. Хотя, точно зная будущее, можно по-другому выстроить жизнь. Информация — это сила… Нет, брат, природу не обманешь. Она будет ягодка опять, а ты пень трухлявый», — так и этак анализировал он гипотетический шанс.
А еще, перепрыгнув назад из 2022-го, вряд ли получится хотя бы изредка проведывать своих маму и папу. Они помоложе Аниной тети, но сами уже лишний раз не двинутся в Москву из родного Калининграда. Да и в то, что загадочный проход сохранится надолго, Алексей, положа руку на сердце, не верил…
— Ты сам решай, как считаешь правильным, — по-взрослому сказала ему Аня. — Я тоже подумаю и решу.
— От чего это будет зависеть?
— Мое решение?
— Да.
— Любишь меня?
Вопрос, который обязательно прозвучал бы рано или поздно, стал неожиданным для Алексея. Вернее, неожиданностью стало то, что первой его задала Аня.
— Люблю, — без колебаний ответил он.
— Тогда до завтра.
Отложенное решение позволило ему облегченно выдохнуть. «Дальше и разберемся», — про себя приговаривал Алексей после свидания на пруду…
В начале шестого в офис прибыл шеф. Он был под градусом и без лишних прелюдий поманил за собой Алексея вдвоем с финдиректором. «Если вся фигня минут на тридцать, успею добежать», — прикинул директор по маркетингу, но грубо просчитался. Начальственный монолог под бутыль коньяка продлился около двух часов.
Шеф рычал, бил кулаком по столу и ругался, оценивая текущие события. Клиенты включали режим экономии, поставщики задирали цены, банк тянул с кредитом — и поделиться этими горестями было больше не с кем. Алексей из вежливости по чуть-чуть осилил две рюмки и, когда храпящего шефа увезло такси, бросился на Кутузовский, 24.
Конечно, у подземного перехода и во дворе было пусто.
В выходные и всю следующую неделю он ходил туда. Появляясь на месте в их обычное время, подолгу стоял возле арки, потом в темноватом дворе, глядел на железную дверь подъезда. Шестое чувство подсказывало, что впустую. От волшебной девушки Ани, выпорхнувшей, точно из сказки, и скрывшейся обратно, осталось только черно-белое фото три на четыре сантиметра, подаренное ему. Он хранил его в бумажнике, рядом с банковской картой.
За домом, над башнями «Москва-Сити», громыхнуло. Надвигалась гроза. Алексей достал бумажный квадратик, посмотрел на него и спрятал в другое отделение. Сунул бумажник в задний карман джинсов. Пора было возвращаться, чтобы не попасть под ливень.
— Вы карточку потеряли!
Его будто током ударило.
Ближе к переходу стояла пожилая женщина. Худощавая, с завидной осанкой, в светлом брючном костюме и летних туфлях на каблуке. Волосы у нее были темные с проседью, явно не после дешевой парикмахерской. Неизбежные после шестидесяти лет морщины смягчал умелый макияж. На поводке она держала симпатичную рыжую таксу, норовившую обнюхать Алексея.
— У вас карточка упала, — сказала она тише.
До боли знакомое послышалось в этом голосе. А, увидев ее глаза, он оставил последние сомнения.
Хранитель тайн
Надежность. Именно это качество Володи Мухина значилось основным в служебной характеристике. Оно и решило его судьбу незадолго до выпуска из строительного института, с факультета коммунального хозяйства. Володю вызвали в какой-то отдел, куда он раньше ни разу не заходил. Сказали, мол, надо сверить документы. За дверью без таблички двое мужчин в похожих костюмах и с похожими глазами задавали ему вопросы, из которых Мухин уяснил, что они знают о нем больше, чем он сам. А потом сделали предложение, от которого нельзя было отказаться.
То есть другой человек, без развитого чувства ответственности, думающий только о своих сиюминутных желаниях, может, и отказался бы. Но Володя был воспитан иначе. Он с детства понимал значение слова «надо». Упорно учил уроки, зазубривая орфограммы и теоремы. Когда другие мальчишки гоняли в футбол, помогал родителям на даче. Спорту, кстати, был далеко не чужд — занимался в секции легкой атлетики, стал лучшим в беге на короткие дистанции. Вуз выбрал тоже исходя из практических соображений, так как коммунальное хозяйство — это не филология или, прости Господи, реклама, это навечно. В маленьком городке, где рос Мухин, так рассуждали все.
Среди собратьев-студентов Володя проводил ту же линию. От прохладного образа жизни был далек, кафе с верандами и ночные клубы не посещал. Поселился в общежитии, грыз гранит наук методично, как умел. В круглые отличники не выбился, но репутацию имел серьезную. Когда ни спроси, был готов к практическим занятиям. Аккуратно вел конспекты лекций и охотно давал их скопировать менее усердным товарищам. На экзаменах шпаргалками не пользовался, учил материал наизусть. Если преподаватель просил выступить на научной конференции — шел и писал доклад, поднимая историю вопроса аж с Древнего Рима.
— На Мухина можно положиться, — говорил факультетский декан.