– Да? Она ему портьеры дарит? Думаю, он их даже не заметит, – зная Алининого мужа, усмехнулась Степа. – Ну да ладно, портьеры так портьеры. Идем на кухню, разговор есть. – Она интригующе перешла на шепот.
– А разве Олег уже дома? – так же шепотом спросила я.
– Только Аня, она в комнате уроки учит. Думаю, девочке ни к чему знать, где я сегодня провела ночь.
Как два заговорщика, мы прошмыгнули на кухню. Я села за стол. Степа подсунула мне миску с гречкой, чтобы я, соблюдая конспирацию, перебирала крупу.
– Устала, – выдохнула Степа. – Сутки в отделении безвылазно. Но недаром, недаром. Теперь я знаю практически всех сотрудников отделения.
– А Громова, Громова видела? – затеребила я Степу.
– Видела. Я вчера в его палату заходила, чтобы полы помыть. Плохой он, ох, плохой. – Она сделала обреченное лицо, давая мне понять, что дни Павла сочтены. – Такой бледный, худой. Знаешь, как говорят, не жилец. Это о Громове. Рядом с кроватью капельница. Что-то там капает.
– Павел в сознании был?
– Нет, в забытьи, – покачала головой Степа. – Я с ним заговорила, но он даже не проснулся. Я не рискнула его будить. Вдруг бы ему плохо стало? Ночью, когда дежурный врач пошел спать в свободную палату, я прокралась в ординаторскую. Медицинская карта Громова лежала в шкафу, но отдельно от других карт. Историю болезни на него заводил некий профессор Красногоров.
Я кивнула. О профессоре Красногорове нам рассказывала Анастасия Курочкина, вдова брата Лики Громовой.
– Кажется, об этом Красногорове Лика отзывалась как о друге Павла Андреевича. Если честно, я мало поняла из того, что прочитала в медицинской карте. Какие-то сплошные термины, в списке назначений неизвестные мне лекарства. Да еще почерк у этого Красногорова не приведи господи, как курица лапой писано. Утром я имела возможность увидеть Красногорова воочию. Он каждое утро заезжает в клинику, делает обход, потом едет читать студентам лекции. Как сказала старшая медсестра, иногда он приезжает после обеда, но это случается редко, от силы раза два в неделю. В целом профессор Красногоров производит хорошее впечатление. Такой заботливый, внимательный: пациентов по имени и отчеству называет, голос не повышает, каждому по нескольку раз объясняет назначения.
– Короче, сахарный этот Красногоров. И с Громовым он так?
– Да как тебе сказать? Он к Громову зашел, поохал, повздыхал и вышел.
– Что, даже ни слова не сказал?
– Почему? Заговорил, если это можно назвать разговором. Спросил: «Как себя чувствуешь, Паша?» Громов застонал, ему при Красногорове вкололи обезболивающее, и он тут же опять заснул. Красногоров постоял немного, посмотрел на спящего Громова и вышел. Мне показалось, что он был расстроен. Пожалуй, и все. Красногоров уехал, а Громов до конца моего дежурства не приходил в себя. Вернее, может, и приходил, но не при мне.
– Значит, ты так и не смогла с ним пообщаться?
– Я же не могу в его палате постоянно драить полы? За мной закреплены еще пять палат и общий коридор, – обиделась на меня Степа. – И это помимо того, что я должна бегать по первому зову медсестер и больных: тому это принеси, тому то. Вчера со мной медбрат дежурил. Мало того что я свою работу выполняла, так еще и за него пахала. Лодырь! Как сел на медицинском посту, так и не вставал. Впрочем, один раз поднялся, когда я зашла в палату Громова полы помыть. Дал несколько ценных указаний.
– Извини. Что поделаешь, ты должна маскироваться. Ну а та женщина, похожая на Лику Громову, не приходила?
– Я спрашивала у медсестер, как часто приходит «жена» Громова. Мне сказали, она появляется приблизительно раз в три-четыре дня.
– Если она была в пятницу, то ждать ее надо послезавтра, – подсчитала я.
– Да, это как раз будет день моего дежурства.
– Однако странно. Если профессор Красногоров – друг Громова, неужели он не знает в лицо его жену, то есть Лику?
– Кстати, я подумала об этом же. Но дело в том, что женщина приходит проведывать Павла уже после обхода, тогда, когда Красногорова в отделении нет.
– И почему он советовал Лике не приходить в отделение, а эту даму пускают? Не знаешь?
– Не знаю. Сама не догадалась, а в лоб спросить у Красногорова пока рано. Не так поведу себя, выгонят из отделения.
– Пожалуй, ты права, надо тебе еще помучиться.
– Ну а вы тут как без меня? – спросила Степа.
– Да как? Бегаем по городу как соленые зайцы. Были у вдовы Ликиного брата, к соседке Курочкиных заезжали, – пункт за пунктом я рассказала Степе о наших с Алиной передвижениях. – А завтра мы собираемся съездить в Михайловское. Ты как? Поедешь с нами?
– Я хотела бы сходить к Лике, – призналась Степа.
– Все равно тебя к ней не пустят. В палату пропускают только родственников, и то только по предъявлению паспорта. Поехали лучше с нами. В восемь утра Алина обещала за нами заехать.
Степу не надо было долго упрашивать, подумав полминуты, она тут же согласилась:
– А поехали. Чем черт не шутит!
Наш разговор прервал Олег, вернувшийся с работы. Сразу все закрутилось, завертелось вокруг единственного в доме мужчины (Хрюн и Бобби, естественно, не в счет). Степа бросилась к холодильнику, который, как на грех, оказался пуст. То, что вчера она приготовила перед уходом на дежурство, было вчера же и съедено. Сегодня ей было не до ужина.
– Ничего, сейчас быстро макароны сварим, а к ним сосиски подадим. А где же сосиски? – Степа смотрела на пустые полки и недоумевала, куда в такой короткий срок подевались все продукты, которые она вчера загрузила в холодильник перед уходом на дежурство. – Хрюня, неужели ты за старое взялся? – Она с укоризной посмотрела на кабанчика, лежащего как ни в чем не бывало под обеденным столом. – Аня, ты животных кормила? – крикнула она.
– У них сегодня разгрузочный день, – откликнулась из комнаты Анюта. – «Чаппи» закончился. А Хрюн вчера со стола булку стянул. Мне сегодня не с чем было бутерброд сделать.
– Все ясно! Это он! – Степа гневно посмотрела на свинью. – Еще когда он был маленький и надо было строго выдерживать рацион, он научился поддевать пятачком дверцу холодильника. Что ж ты, свинья этакая, семью без ужина оставил?
– Степа, макароны без сосисок – как-то не очень. Может, картошки пожарим?
– Ха-ха! – подняла меня на смех Аня, материализовавшаяся на пороге кухни. – Забыла, что сырой картофель любимое лакомство Хрюна? Картошку он сгрыз еще позавчера. Кстати, макаронами он хрустит не хуже, чем сладкой соломкой. Слопал ваш Хрюн все макароны!
Степа пригорюнилась. Любимый ее племянник оказался на грани вымирания.
Ни о чем не подозревающий Олег вошел в кухню. Потирая ладонями и принюхиваясь к запахам, которых в принципе не могло быть, он спросил:
– Чем вы сегодня порадуете вашего папу?
– Мы? – Я и Степа, сделали отмороженные лица.
Из-под стола донеслось кряхтение Хрюна. Олег, в хорошем расположении духа (он ведь еще не знал, что ужина нет), наклонился и, глядя под стол, сказал:
– Неужели у нас сегодня будет шашлык?
– Нет! – нервно завизжала Степа и, оттолкнув Олега, загородила собой Хрюна.
– Степа, что с тобой? – удивился поведению тетки Олег.
«Нервы, – отметила я. – Бедняга заработалась, устала до такой степени, что у нее напрочь отшибло чувство юмора».
Положение спасла Алина. Телефонный звонок раздался в гробовой тишине.
– Алло? – Я первой отреагировала на звонок.
– Марина, мне прислали дисконтную карту из ресторана. Сегодня последний день акции, скидка – двадцать пять процентов. Грешно не воспользоваться. Не желаете составить мне и Вадиму компанию?
– Желаем! – тут же согласилась я.
– Тогда встречаемся у ресторана «Маракеш» ровно в семь. – Она положила трубку, а я с облегчением вздохнула.
– Олег, неужели ты не помнишь, что мы сегодня с Блиновыми идем в ресторан? – спросила я, для порядка сделав удивленные глаза.
– Да? Ах, ну да, конечно, ты же говорила, что у Вадима день рождения, – Олег хлопнул себя по лбу. – А у меня и подарок для него есть. Французский коньяк двадцатилетней выдержки.
Весь вечер Олег поднимал тосты за Вадима, за его здоровье, научные успехи, родителей, произведших на свет такого талантливого сына, за Саньку, который должен оправдать надежды отца, и за верную спутницу жизни, то есть Алину. Вадим смущался от избытка внимания к своей скромной персоне и не понимал, почему его поздравляют с днем рождения сегодня, тогда как он родился не в декабре, а в апреле. Но, будучи человеком воспитанным, он не перебивал Олега, тем более что все слова, сказанные Олегом, брали за душу, а доброе слово, как известно, и кошке приятно. Под конец вечера Вадим так расчувствовался, что даже не дал Олегу заглянуть в счет, принесенный официантом. Впрочем, мой муж и не стремился поучаствовать в оплате банкета – его-то пригласили на день рождения.
Разошлись мы после одиннадцати – довольные, сытые и веселые.
– Степа, ты книгу Громовой дочитала? – спросила я перед сном.
– Какой там! У меня и времени не было. Могу дать тебе.
– Сегодня не надо. Спать хочу.
– А уж как я спать хочу… – Степа, уставшая после суточного дежурства и хмельная от выпитого вина, последние слова произнесла уже во сне.
Глава 19
Разумеется, Алина не приехала в восемь, как обещала. Она появилась значительно позже – не выспавшаяся после вчерашнего торжества и потому раздраженная и всем недовольная.
– Раз обещала – приехала, – с порога бросила она. – Едем к черту на кулички! К кому? Зачем? Я уже сейчас знаю, мы напрасно потратим время. Нет никакой третьей сестры! Вообще неизвестно, жива ли Зинаида! – брюзжала она.
Я не выдержала и довольно резко ее осадила:
– Ты можешь не ехать! Мы со Степой прекрасно на маршрутке доберемся. А ты иди в больничный коридор. Не забудь только с собой раскладушку захватить.
– Ах, так?! Тогда я назло тебе поеду. Хочу посмотреть на твое лицо, когда окажется, что права я!