– Уж я-то заставлю ее выложить правду, – заявил Пьер.
– Осторожней, – отозвалась Франсуаза. – Каким бы чародеем она тебя ни считала, если ты слишком будешь настаивать, она заподозрит, что ты знаешь.
Лицо Пьера еще больше насупилось.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал он. – При надобности я скажу ей, что подглядел в замочную скважину.
Чтобы сохранить самообладание, Франсуаза закурила сигарету, рука ее дрожала. Она не могла без ужаса представить себе унижение Ксавьер, если та узнает, что Пьер видел ее. Он сумеет найти беспощадные слова.
– Не доводи ее до крайности, – сказала она. – В конце концов она наделает бед.
– Да нет, она слишком труслива, – возразил Пьер.
– Я не говорю, что она убьет себя, но она вернется в Руан и погубит свою жизнь, – сказала Франсуаза.
– Пусть делает, что ей нравится, – сердито сказал Пьер. – Но клянусь тебе, я отплачу ей той же монетой.
Франсуаза опустила голову. Ксавьер была виновата перед Пьером, она ранила его до глубины души. Франсуаза остро ощущала эту рану; если бы она могла сосредоточиться исключительно на этом, все было бы гораздо проще. Но она видела также искаженное лицо Ксавьер.
– Ты не представляешь себе, – более мягко продолжал Пьер, – как она была нежна со мной. Ничто не обязывало ее к этой страстной комедии. – Голос его снова посуровел. – Она сплошное кокетство, каприз и предательство. Она спала с Жербером единственно ради возврата ненависти, чтобы полностью обесценить наше примирение, чтобы обмануть меня, чтобы отомстить. Она не просчиталась, но ей это дорого обойдется!
– Послушай, – сказала Франсуаза, – я не могу помешать тебе поступать по своему усмотрению. Но пообещай мне одну вещь: не говори ей, что я знаю. Иначе она не сможет согласиться жить подле меня.
Пьер взглянул на нее.
– Ладно, – сказал он. – Я стану утверждать, что сохранил секрет.
Франсуаза положила ладонь на его руку, и ее охватила горькая тоска. Она любила его и, чтобы спасти Ксавьер, с которой никакая любовь была невозможна, она вставала перед ним, как чужая, и, возможно, завтра он станет ее врагом. Он будет страдать, мстить, ненавидеть без нее и даже вопреки ей; она отбрасывала его в одиночество, она, которая всегда желала быть только в единении с ним! Франсуаза убрала свою руку; он смотрел куда-то вдаль; она уже его потеряла.
Глава XIV
Франсуаза бросила последний взгляд в сторону Элуа и Тедеско, продолжавших на сцене страстный диалог.
– Я ухожу, – шепнула она.
– Ты поговоришь с Ксавьер? – спросил Пьер.
– Да, я тебе обещала, – ответила Франсуаза.
Она страдальчески взглянула на Пьера. Ксавьер упрямо избегала его, а он упорствовал, желая объясниться с ней; в течение этих трех дней его нервозность все возрастала. Если он не распространялся относительно чувств Ксавьер, то впадал в мрачное молчание; часы, проведенные возле него, были такими тягостными, что Франсуаза с облегчением приняла как своего рода алиби репетицию во второй половине дня.
– Как я узнаю, согласилась она или нет? – спросил Пьер.
– В восемь часов ты сам увидишь, там она или нет.
– Но это будет невыносимо – ждать не зная, – сказал Пьер.
Франсуаза беспомощно пожала плечами: она была почти уверена, что эта попытка будет напрасной, но, если она скажет об этом Пьеру, он усомнится в ее доброй воле.
– Где ты с ней встречаешься? – спросил Пьер.
– В «Дё Маго».
– Хорошо! Я позвоню через час, ты мне скажешь, что она решила.
Франсуаза удержалась от возражений. У нее стало слишком много поводов противоречить Пьеру, и теперь при малейших спорах что-то горькое и недоверчивое выворачивало ей сердце.
– Договорились, – сказала она, встала и пошла по центральному проходу. Послезавтра – генеральная репетиция; об этом она не волновалась, Пьер тоже. Восемь месяцев назад в этом самом зале заканчивали репетировать «Юлия Цезаря»; в полумраке виднелись те же самые головы, белокурые и темноволосые; Пьер сидел в том же самом кресле, устремив глаза на сценическую площадку, которую сегодня, как и тогда, освещали огни прожекторов. Но все стало совсем другим! Тогда улыбка Канзетти, какой-нибудь жест Поль, складка какого-то платья были отражением или началом некой захватывающей истории; интонация, цвет кустарника с лихорадочным блеском вырисовывались на обширном горизонте надежды; тогда в тени красных кресел таилось большое будущее.
Франсуаза вышла из театра. Страсть истощила богатства прошлого, и в этом бесплодном настоящем было нечего больше любить, больше незачем было думать; улицы лишились воспоминаний и обещаний, которые прежде до бесконечности продолжали здесь свое существование; теперь под изменчивым небом, прорезаемым короткими синими просветами, они превратились лишь в расстояния для преодоления.
Франсуаза села на террасе кафе; в воздухе веяло влажным запахом ореховой кожуры; это было время, когда в иные годы начинали думать о знойных дорогах, о тенистых горных вершинах. Франсуазе вспомнилось загорелое лицо Жербера, его спина, согнутая под тяжестью горного рюкзака. Как там у него с Ксавьер? Франсуаза знала, что она встречалась с ним вечером того дня, после трагической ночи, и что они помирились. Изображая по отношению к Жерберу величайшее равнодушие, Ксавьер признавалась, что часто с ним видится. Какие чувства он к ней питал?
– Привет, – весело сказала Ксавьер. Она села и положила перед Франсуазой букетик ландышей. – Это вам.
– Как мило с вашей стороны, – ответила Франсуаза.
– Их надо приколоть к вашему корсажу, – предложила Ксавьер.
Франсуаза с улыбкой повиновалась. Она не могла не знать, что доверчивая привязанность, светившаяся в глазах Ксавьер, была всего лишь миражом; Ксавьер, которая с легкостью соглашалась ей лгать, сама Франсуаза ничуть не интересовала. За ее обольстительными улыбками скрывались, возможно, угрызения и наверняка радостное удовлетворение при мысли, что Франсуаза без сопротивления позволяла обманывать себя; к тому же, безусловно, Ксавьер искала союза против Пьера. Но каким бы нечистым ни было ее сердце, Франсуаза откликалась на соблазны ее предательского лица. В яркой блузке из шотландки Ксавьер выглядела совсем по-весеннему; ясная веселость оживляла ее бесхитростные черты.
– Какая приятная погода, – сказала она. – Я так горжусь собой: два часа прошагала, как мужчина, и совсем не чувствую усталости.
– А я сожалею, – отвечала Франсуаза. – Я совсем не воспользовалась солнцем. Всю вторую половину дня я провела в театре.
Сердце ее сжалось; ей хотелось бы поддаться прелестным иллюзиям, которые Ксавьер с таким очарованием создавала для нее; они могли бы рассказывать друг другу разные истории, не торопясь спустились бы к Сене, обмениваясь ласковыми фразами. Но даже в этой хрупкой сладости ей было отказано – предстояло сразу же завести щекотливый разговор, который тут же сотрет улыбку Ксавьер и заставит вскипеть скрытый яд.
– В театре все хорошо? – с услужливым интересом спросила Ксавьер.
– Неплохо, я думаю, спектакль продержится недели три-четыре, как раз время закончить сезон.
Взяв сигарету, Франсуаза принялась вертеть ее.
– Почему вы не приходите на репетиции? Лабрус опять меня спрашивал, уж не решили ли вы совсем больше с ним не встречаться.
Лицо Ксавьер нахмурилось. Она слегка пожала плечами.
– Почему он так думает? Это глупо.
– Вот уже три дня, как вы его избегаете, – сказала Франсуаза.
– Я его не избегаю, я пропустила одну встречу, потому что ошиблась временем.
– И другую, потому что были усталой, – продолжала Франсуаза. – Он поручил мне спросить у вас, сможете ли вы зайти за ним в восемь часов в театр.
Ксавьер отвернулась.
– В восемь часов? Я не свободна, – отвечала она.
Франсуаза с опаской взглянула на ускользающий, насупившийся профиль, скрывающийся под волной светлых волос.
– Вы уверены? – спросила она.
Жербер в этот вечер с Ксавьер не встречался. Пьер осведомился, прежде чем назначать час.
– Да, я свободна, – сказала Ксавьер. – Но я хочу пораньше лечь.
– Вы можете встретиться с Пьером в восемь часов и лечь рано.
Ксавьер вскинула голову, в ее глазах вспыхнула ярость.
– Вы прекрасно знаете, что нет! Придется объясняться до четырех часов утра!
Франсуаза пожала плечами.
– Признайтесь откровенно, что вы не хотите больше его видеть. Но тогда назовите ему причины.
– Он опять будет упрекать меня, – произнесла Ксавьер тягучим голосом. – Я уверена, что в этот момент он меня ненавидит.
Это было верно, Пьер желал этой встречи лишь для того, чтобы порвать с Ксавьер оглушительным образом; но, возможно, если она согласится встретиться с ним, то сумеет усмирить его гнев; уклонившись еще раз, она окончательно выведет его из себя.
– Я тоже не думаю, что он питает к вам очень добрые чувства, – сказала Франсуаза. – Но в любом случае, прячась, вы ничего не выиграете, он все равно сумеет вас найти. Вам лучше пойти поговорить с ним этим же вечером.
Она в нетерпении взглянула на Ксавьер.
– Сделайте усилие, – добавила она.
Лицо Ксавьер поникло.
– Он меня пугает, – призналась она.
– Послушайте. – Франсуаза накрыла своей рукой руку Ксавьер. – Вы ведь не хотите, чтобы Лабрус окончательно перестал с вами встречаться?
– Он не захочет больше меня видеть? – спросила Ксавьер.
– Наверняка не захочет, если вы по-прежнему будете упрямиться.
Ксавьер удрученно опустила голову. Сколько раз уже Франсуаза, пав духом, смотрела на этот золотистый затылок, в который так трудно было вогнать разумные мысли!
– Он будет сейчас мне звонить, – продолжала она. – Соглашайтесь на эту встречу.
Ксавьер не отвечала.
– Если хотите, я встречусь с ним до вас и попробую с ним объясниться.
– Нет, – резко ответила Ксавьер. – Мне надоели ваши истории. Я не хочу к нему идти.
– Вы предпочитаете разрыв, – сказала Франсуаза. – Подумайте, именно к этому вы придете.