Лицо Ксавьер перекосилось.
– У меня не было ни малейшего желания, чтобы вы меня целовали, – в ярости сказала она.
– Возможно, – согласился Пьер. Он криво улыбнулся. – Но вам хотелось, чтобы вас целовали, а я был рядом. – Он смерил ее с ног до головы взглядом и продолжал шкодливым тоном: – Заметьте, я не жалуюсь, целовать вас приятно, я остался доволен, вы – тоже.
Ксавьер перевела дух, она смотрела на Пьера с таким неподдельным ужасом, что казалась почти умиротворенной, и лишь безмолвные слезы опровергали истерическое спокойствие ее черт.
– То, что вы говорите, отвратительно, – прошептала она.
– Что может быть отвратительней вашего поведения, – резко ответил Пьер. – Все ваши отношения со мной были лишь ревностью, гордыней, коварством. Вы не успокоились бы, пока не подчинили бы меня себе. Дружеские чувства ко мне вы опять-таки испытывали лишь со свойственной вам инфантильной односторонностью, от досады вы пытались поссорить меня с Жербером; потом вы ревновали к Франсуазе, не боясь навредить вашей дружбе с ней; когда я заклинал вас сделать усилия, чтобы построить с нами человеческие отношения, без эгоизма и капризов, вы не нашли ничего лучше, чем возненавидеть меня. И под конец, с сердцем, полным этой ненависти, вы упали в мои объятия, поскольку нуждались в ласках.
– Вы лжете, – сказала Ксавьер. – Вы все выдумываете.
– Почему вы меня поцеловали? – продолжал Пьер. – Ведь не для того, чтобы доставить мне удовольствие. Это предполагало бы великодушие, ни капли которого никто никогда у вас не замечал. Впрочем, этого я у вас и не просил.
– Ах, как я сожалею об этих поцелуях! – сквозь зубы произнесла Ксавьер.
– Я это допускаю, – с ядовитой улыбкой сказал Пьер. – Вот только вы не сумели от них отказаться, потому что никогда ни в чем не умели себе отказывать. В ту ночь вам хотелось ненавидеть меня, однако моя любовь по-прежнему имела для вас цену. – Он пожал плечами. – Подумать только, такую непоследовательность я мог принять за сложность души!
– Я хотела быть вежливой с вами, – сказала Ксавьер.
Она старалась его задеть, но уже не контролировала свой голос, в котором дрожали рыдания. Франсуазе хотелось прекратить эту расправу: уже было довольно, Ксавьер не сможет противостоять Пьеру. Но тот упорствовал, теперь он пойдет до конца.
– Такая вежливость далеко заводит, – отвечал он. – Правда в том, что вас отличает беззастенчивое кокетство; наши отношения продолжали вам нравиться, поэтому вы хотели сохранить их в неприкосновенности, оставляя за собой возможность ненавидеть меня исподтишка. Я прекрасно вас знаю, вы даже не способны на обдуманные действия, вы сами попадаетесь на собственное плутовство.
Ксавьер усмехнулась.
– Легко возводить впустую такие прекрасные конструкции. В ту ночь я вовсе не была такой пылкой, как вы говорите, а с другой стороны, я не испытывала к вам ненависти. – Она с большей уверенностью взглянула на Пьера, должно быть, ей стало казаться, что его утверждения не имеют под собой никаких фактов. – Это вы придумали, что я вас ненавижу, поскольку вы всегда выбираете самое скверное толкование.
– Я говорю не впустую, – сказал Пьер тоном, в котором сквозила угроза. – Я говорю то, что знаю. Вы меня ненавидели, не имея смелости так думать в моем присутствии; как только вы со мной расстались, от злости на свою слабость вы сразу же стали искать отмщения, но в своей трусости вы опять-таки были способны лишь на тайное отмщение.
– Что вы хотите сказать? – спросила Ксавьер.
– Задумано было неплохо. Я, не сомневаясь, продолжал бы вас обожать, а вы принимали бы знаки моего почитания, вместе с тем осмеивая меня, ведь только такого рода победой вы можете наслаждаться. Беда в том, что вы слишком беспомощны, чтобы преуспеть в прекрасной лжи. Вы считаете себя очень ловкой, однако ваши хитрости шиты белыми нитками, вас видно насквозь, вы даже не умеете предпринять элементарные меры предосторожности, чтобы скрыть свое предательство.
Мерзкий страх отразился на лице Ксавьер.
– Я не понимаю, – проговорила она.
– Вы не понимаете? – сказал Пьер.
Наступило молчание. Франсуаза бросила на него умоляющий взгляд, но в эту минуту он не питал к ней дружеских чувств; если даже он вспомнит о своем обещании, то без колебаний сознательно отречется от него.
– Уж не думаете ли вы заставить меня поверить, что случайно привели Жербера к себе? – сказал Пьер. – Вы нарочно напоили его, потому что хладнокровно решили переспать с ним, чтобы отомстить мне.
– Ах, вот как! – воскликнула Ксавьер. – Вот какие гнусности вы можете вообразить!
– Не берите на себя труд отрицать, – сказал Пьер. – Я ничего не воображаю, я знаю.
Ксавьер смотрела на него с хитрым и торжествующим видом безумной.
– Вы осмелитесь утверждать, что Жербер придумал эту гадость?
И снова Франсуаза молча обратила к Пьеру отчаянный призыв. Не мог он так сурово изобличить Ксавьер, не мог обмануть простодушное доверие Жербера. Пьер заколебался.
– Естественно, Жербер ничего не говорил мне, – сказал он наконец.
– Тогда что же? – продолжала Ксавьер. – Вот видите…
– Но у меня есть глаза и уши, – сказал Пьер. – И при случае я ими пользуюсь. Смотреть в замочную скважину несложно.
– Вы… – Ксавьер схватилась рукой за шею, горло ее раздулось, словно она вот-вот задохнется. – Вы не сделали этого?
– Нет! Я постеснялся бы! – усмехнулся Пьер. – Но с такими, как вы, все средства допустимы.
Ксавьер в растерянности от бессильного гнева взглянула на Пьера, потом на Франсуазу. Она задыхалась. Франсуаза безуспешно подыскивала слово или жест, она боялась, как бы Ксавьер не стала кричать или бить стаканы на глазах у всех окружающих.
– Я вас видел, – сказал Пьер.
– О, довольно! – вмешалась Франсуаза. – Замолчи.
Ксавьер встала. Она поднесла руки к вискам, по ее лицу катились слезы.
Внезапно она бросилась вперед.
– Я провожу ее, – сказала Франсуаза.
– Как хочешь, – отвечал Пьер.
Он демонстративно откинулся назад и достал из кармана свою трубку. Франсуаза бегом пересекла площадь. Напрягшись всем телом, с поднятой к небу головой, Ксавьер шла быстрым шагом. Франсуаза догнала ее, и они молча вместе прошли часть улицы Ренн. Внезапно Ксавьер повернулась к Франсуазе.
– Оставьте меня, – сказала она прерывающимся голосом.
– Нет, я вас не оставлю.
– Я хочу вернуться к себе, – сказала Ксавьер.
– Я пойду с вами, – сказала Франсуаза. Она подала знак такси. – Садитесь, – решительно добавила она.
Ксавьер повиновалась. Прислонясь головой к подушкам, она уставилась в потолок; лицо ее исказила гримаса.
– Этот человек… я сыграю с ним злую шутку, – сказала она.
Франсуаза коснулась ее руки.
– Ксавьер, – прошептала она.
Вздохнув, Ксавьер решительно отстранилась.
– Не трогайте меня, – резко сказала она. Она в растерянности взглянула на Франсуазу, словно в голову ей пришла новая мысль. – Вы это знали. Вы все знали.
Франсуаза ничего не ответила. Такси остановилось, она расплатилась и торопливо поднялась вслед за Ксавьер. Дверь своей комнаты Ксавьер оставила приоткрытой, а сама прислонилась к умывальнику. С опухшими глазами, растрепанная, с розовыми пятнами на щеках, она, казалось, была во власти разъяренного демона, толчки которого ранили ее хрупкое тело.
– Значит, в течение всех этих дней вы давали мне говорить и знали, что я лгу! – сказала она.
– Я не виновата, что Пьер все рассказал мне, а мне не хотелось придавать этому значение, – отвечала Франсуаза.
– Как вы, должно быть, смеялись надо мной! – сказала Ксавьер.
– Ксавьер! Я никогда не думала смеяться. – Франсуаза сделала шаг к ней.
– Не подходите! – воскликнула Ксавьер. – Я не желаю вас больше видеть. Я хочу уехать отсюда навсегда.
– Успокойтесь, – сказала Франсуаза. – Все это глупо. Между нами ничего не произошло. В этой истории с Пьером я совершенно ни при чем.
Схватив полотенце, Ксавьер в ярости дергала его бахрому.
– Я принимаю ваши деньги, – сказала она. – Я позволяю вам содержать себя! Вы отдаете себе в этом отчет.
– Вы бредите, – отвечала Франсуаза. – Я приду к вам, когда к вам вернется спокойствие.
Ксавьер бросила полотенце.
– Да, – сказала она, – уходите. – Она шагнула к дивану и с рыданиями рухнула ничком.
Франсуаза заколебалась, потом тихонько вышла из комнаты, закрыв дверь, и поднялась к себе. Она не слишком беспокоилась; Ксавьер была скорее безвольной, чем гордой, у нее не хватит нелепой смелости разрушить свою жизнь, вернувшись в Руан. Зато она никогда не простит Франсуазе бесспорное превосходство, которое та взяла над ней, это будет еще один упрек среди стольких прочих. Сняв шляпу, Франсуаза посмотрела на себя в зеркало. У нее не было даже сил чувствовать себя подавленной, она больше не сожалела о невозможной дружбе, она не находила в себе никакой обиды на Пьера. Все, что ей оставалось, – это попытаться терпеливо, с печалью спасать жалкие остатки жизни, которой она так гордилась. Она убедит Ксавьер остаться в Париже, она попробует завоевать доверие Пьера. Франсуаза послала своему отражению в зеркале слабую улыбку. После всех этих лет пылких притязаний, торжествующей безмятежности и жажды счастья станет ли она, подобно многим другим, смирившейся женщиной?
Глава XV
Франсуаза потушила в блюдце окурок.
– У тебя хватит отваги работать в такую жару?
– Мне это не мешает, – ответил Пьер. – Что ты делаешь сегодня во второй половине дня?
Они сидели на террасе, примыкавшей к кабинету Пьера, где только что отобедали. Маленькая театральная площадь внизу казалась придавленной тяжестью голубого неба.
– Я иду к «Урсулинкам»[11] вместе с Ксавьер. Там «Фестиваль Чарли Чаплина»[12].
Пьер выпятил губу.
– Ты больше не расстаешься с ней, – заметил он.