Франсуаза заколебалась.
– Вы хотите сказать – иметь со мной отношения, к которым я отнеслась бы с легкостью?
– Да, – согласился Жербер.
– Но я никогда ни к чему не отношусь с легкостью, – возразила Франсуаза.
Жербер с сомнением посмотрел на нее.
– Я думал, что вы это заметили, и это вас забавляло, – сказал он.
– Заметила что?
– Что мне хотелось поцеловать вас – той ночью в сарае и вчера на берегу ручья. – Он собрался с силами и с какой-то злостью добавил: – Я решил, что, вернувшись в Париж, я поцелую вас на перроне. Только я думал, что вы рассмеетесь мне в лицо.
– Я! – воскликнула Франсуаза. Теперь щеки ее пылали от радости.
– И вообще я много раз этого хотел. Мне хотелось бы вас поцеловать.
С затравленным видом он съежился в спальном мешке. Измерив взглядом расстояние, отделявшее их друг от друга, она решилась:
– Ну что ж, сделайте это, глупый, милый Жербер, – сказала она, подставив ему губы.
Через несколько мгновений Франсуаза с изумленной осторожностью коснулась этого молодого, гладкого и крепкого тела, которое долго казалось ей неприкасаемым; на сей раз она не грезила; она действительно ощущала его наяву. Жербер гладил ее спину, затылок, затем его рука замерла на голове.
– Мне так нравится форма вашей головы, – прошептал Жербер и добавил тоном, какого она от него не слышала: – Мне так странно обнимать вас.
Фонарь погас, по-прежнему свирепствовал ветер, и разбитое стекло не препятствовало холодному дуновению. Франсуаза прижалась щекой к плечу Жербера, успокоившись подле него, не чувствуя напряжения. Она не испытывала больше смущения говорить с ним.
– Знаете, – сказала она, – не только из чувственности, но, главное, из нежности мне хотелось быть в ваших объятиях.
– Это правда? – радостно отозвался Жербер.
– Конечно, правда. Вы никогда не ощущали, что я относилась к вам с нежностью?
Пальцы Жербера сжали ее плечо.
– Это… это меня радует, – сказал он. – Это… это действительно радует меня.
– Но разве это не бросалось в глаза? – спросила Франсуаза.
– Вовсе нет, – отвечал Жербер. – Вы казались такой сухой. И мне бывало даже тяжело, когда я видел, с каким видом вы смотрите на Лабруса или на Ксавьер: я говорил себе, что в отношении меня у вас никогда не будет такого выражения.
– Это вы говорили со мной жестко, – сказала Франсуаза.
Жербер прильнул к ней.
– А между тем я всегда очень сильно любил вас, даже очень, очень сильно.
– Вы хорошо это скрывали, – заметила Франсуаза. Она прикоснулась губами к его векам с длинными ресницами. – В первый раз у меня появилось желание вот так взять руками эту голову в моем кабинете, накануне возвращения Пьера. Помните? Вы спали на моем плече, вы даже не думали обо мне, и все-таки я была рада знать, что вы рядом.
– О! Я не совсем спал, – признался Жербер. – Мне тоже нравилось чувствовать вас рядом, только я думал, что вы подставляете мне свое плечо, как предложили бы подушку, – с удивлением добавил он.
– Вы ошибались, – сказала Франсуаза. Она провела рукой по мягким черным волосам. – А знаете, тот сон, о котором я вам рассказывала тогда в сарае, когда вы говорили мне во сне: ну нет, это не сон, это было бы слишком глупо, если бы не было правдой… Я солгала вам, я боялась пробуждения не потому, что мы прогуливались в Нью-Йорке, а потому что я была в ваших объятиях, вот как сейчас.
– Возможно ли это? – проговорил Жербер. Он понизил голос. – Утром я так боялся, что вы заподозрите меня в том, что в действительности я не спал, а лишь притворялся, чтобы иметь возможность прижать вас к себе. Это было нечестно, но мне так этого хотелось!
– Ну что ж! Я даже не подозревала об этом, – сказала Франсуаза. Она рассмеялась. – Мы еще долго могли бы играть в прятки. Я хорошо сделала, грубо обрушившись вам на голову.
– Вы? – удивился Жербер. – Вовсе вы не обрушились, вы ничего не хотели говорить.
– Вы полагаете, что это благодаря вам мы дошли до этого? – спросила Франсуаза.
– Я сделал не меньше вас. Я оставил гореть фонарь и поддерживал разговор, чтобы помешать вам заснуть.
– Какая смелость! – сказала Франсуаза. – Если бы вы знали, с каким видом вы смотрели на меня за ужином, когда я делала жалкие попытки.
– Я думал, что вы пьянеете.
Франсуаза прижалась щекой к его щеке.
– Я рада, что не пала духом, – призналась она.
– Я тоже, – сказал Жербер, – я тоже рад.
Горячими губами он припал к ее губам, и она почувствовала, как он тесно прижимается к ней.
Такси катило между каштанами бульвара Араго. Голубое небо над высокими домами было чистым, как в горах. С робкой улыбкой Жербер обнял Франсуазу за плечи. Она прислонилась к нему.
– Вы по-прежнему довольны? – спросила она.
– Да, я доволен, – ответил Жербер. Он доверчиво смотрел на нее. – Мне кажется, что вы действительно привязаны ко мне, и меня это радует. Поэтому мне почти все равно, что долгое время я вас больше не увижу. То, что я говорю, выглядит не слишком любезно, но на самом деле это очень хорошо.
– Я понимаю, – сказала Франсуаза.
К горлу подступило легкое волнение. Она вспомнила завтрак на постоялом дворе после их первой ночи: улыбаясь, они смотрели друг на друга с радостным удивлением и некоторым смущением, в путь они тронулись, сцепившись пальцами, словно швейцарские новобрачные. В долине у подножия Жербье-де-Жонк Жербер сорвал темно-синий цветочек и подарил Франсуазе.
– Это глупо, – сказала она. – Этого не должно быть, но мне не нравится, что кто-то другой вечером будет спать рядом с вами.
– Мне тоже не нравится, – тихо сказал Жербер. И с каким-то отчаянием добавил: – Мне хотелось бы, чтобы только вы любили меня.
– Я вас очень сильно люблю, – отозвалась Франсуаза.
– Никогда ни одну женщину я не любил так, как вас, – сказал Жербер. – Ничего похожего, совсем ничего.
Слезы навернулись на глаза Франсуазы. Жербер нигде не укоренится и никогда никому не будет принадлежать. Но ей он без утайки отдавал все, что только мог отдать.
– Дорогой, милый мой Жербер, – целуя его, сказала она.
Такси остановилось. С минуту она смотрела на него помутившимся взглядом, не решаясь отпустить его пальцы. Ее охватила физическая тревога, словно она должна была рывком броситься в глубокие воды.
– До свидания, – внезапно сказала она. – До завтра.
Она вошла в маленькую дверь театра.
– Месье Лабрус наверху?
– Наверняка. Он даже еще не звонил, – ответила консьержка.
– Принесите, пожалуйста, два кофе с молоком и тосты.
Она пересекла двор. Сердце ее полнилось недоверчивой надеждой. Письмо было написано три дня назад, Пьер мог передумать. Однако это было в его характере: отказавшись однажды от какой-то вещи, он полностью отрешался от нее. Франсуаза постучала.
– Войдите, – послышался сонный голос.
Она включила свет. Пьер открыл покрасневшие глаза. Он утопал в простынях, и у него был блаженный, ленивый вид огромной личинки.
– Похоже, ты спал, – весело сказала Франсуаза.
Она села на край кровати и поцеловала его.
– Какой ты теплый. У меня возникает желание лечь.
Вытянувшись во весь свой рост на полке вагона, она хорошо выспалась, но эти белые простыни казались такими уютными.
– Как я рад, что ты здесь! – сказал Пьер. Он протер глаза. – Подожди, я сейчас встану.
Она подошла к окну и раздвинула шторы, пока он облачался в великолепный халат красного бархата, скроенный, как театральный костюм.
– Ты хорошо выглядишь, – заметил Пьер.
– Я отдохнула, – сказала Франсуаза. Она улыбнулась. – Ты получил мое письмо?
– Да. – Пьер тоже улыбнулся. – Знаешь, я не так уж удивился.
– Меня поразило не столько то, что я спала с Жербером, – сказала Франсуаза. – Главное то, как он, похоже, привязан ко мне.
– А ты? – с нежностью спросил Пьер.
– Я тоже, – призналась Франсуаза. – Я очень к нему привязана. И к тому же меня радует то, что наши отношения, став такими глубокими, сохранили при этом всю свою легкость.
– Да, это хорошо, – сказал Пьер. – Это удача для него, как и для тебя.
Он улыбался, но в голосе его проскальзывала тень настороженности.
– Ты не видишь в этом ничего предосудительного? – спросила Франсуаза.
– Конечно нет, – отвечал Пьер.
В дверь постучали.
– Ваш завтрак. – Консьержка поставила поднос на стол.
Франсуаза схватила кусок поджаренного хлеба; он был хрустящий сверху и мягкий внутри; она намазала его маслом и наполнила чашки кофе с молоком.
– Настоящий кофе с молоком, – сказала она. – Настоящие тосты. Это очень приятно. Если бы ты видел то черное месиво, которое готовил нам Жербер.
– Упаси меня Бог, – отозвался Пьер. Вид у него был озабоченный.
– О чем ты думаешь? – с некоторым беспокойством спросила Франсуаза.
– О, ни о чем, – ответил Пьер. Он заколебался. – Если я немного озадачен, то это из-за Ксавьер. То, что происходит, скверно для нее.
У Франсуазы кровь застыла в жилах.
– Ксавьер! – произнесла она. – Но я не прощу себе больше, если чем-то пожертвую для нее.
– О! Не подумай, что я позволю себе в чем-то тебя упрекать, – поспешно сказал Пьер. – Но что касается меня, я как раз только что склонил ее построить с Жербером настоящие прочные отношения.
– Разумеется, это некстати, – с усмешкой заметила Франсуаза. Она в упор взглянула на него. – Как у тебя обстоят дела с ней? Как все прошло?
– О! Все очень просто, – ответил Пьер. На мгновение он заколебался. – Когда я расстался с тобой – помнишь, – я хотел заставить ее порвать с Жербером. Но как только мы заговорили о нем, я почувствовал более сильное сопротивление, чем предполагал; что бы она там ни говорила, она очень им дорожит. Это заставило меня усомниться. Если бы я настаивал, то, думаю, убедил бы ее. Но я задался вопросом, действительно ли я этого хочу.
– Да, – вымолвила Франсуаза.
Она пока не осмеливалась верить обещаниям этого разумного голоса, этому внушающему доверие лицу.