Губа Ксавьер вздернулась, обнажив белые зубы.
– Откуда вы знаете, что он мне написал?
– Он говорил мне об этом в одном из писем, – ответила Франсуаза.
Взгляд Ксавьер упал на сумочку Франсуазы.
– Ах! Он говорит вам обо мне в своих письмах? – молвила она.
– При случае, – ответила Франсуаза. Рука ее сжалась на черной кожаной сумочке.
Бросить письма на колени Ксавьер. С отвращением и яростью Ксавьер сама объявит о своем поражении; победа без ее признания была невозможна. Освободившись навсегда, Франсуаза снова оказалась бы одна, независимая.
Ксавьер поглубже забилась в кресло, ее охватила дрожь.
– Мне отвратительно думать, что обо мне говорят, – сказала она.
Немного растерявшись, она совсем съежилась. Франсуаза почувствовала себя вдруг очень усталой. Надменной героини, которую она столь страстно желала победить, больше не существовало, оставалась несчастная затравленная жертва, никакой мести извлечь из этого было нельзя. Она встала.
– Пойду спать. До завтра. Не забудьте закрыть газовый кран.
– Доброй ночи, – не подняв головы, ответила Ксавьер.
Франсуаза ушла к себе в комнату. Открыв свой секретер, она достала из сумочки письма Пьера и положила их в ящик, рядом с письмами Жербера. Победы не будет. И никогда не будет освобождения. Она заперла секретер и спрятала ключ в сумочку.
– Официант! – позвала Франсуаза.
Стоял прекрасный солнечный день. Завтрак прошел еще напряженнее, чем обычно, и сразу после полудня Франсуаза пошла на террасу «Дома» и уселась с книгой. Похолодало.
– С вас восемь франков, – сказал официант.
Франсуаза открыла свой кошелек и достала деньги. Она с удивлением взглянула на дно сумочки. Именно туда накануне вечером она положила ключ от секретера.
Она нервно вытряхнула содержимое. Пудреница. Губная помада. Расческа. Ключ должен быть где-то здесь. Она ни на минуту не расставалась со своей сумочкой. Она перевернула ее, потрясла. Сердце отчаянно застучало. Всего одна минута. Время отнести из кухни поднос с завтраком в комнату Ксавьер. А Ксавьер оставалась на кухне.
Франсуаза вперемешку сбросила в сумочку лежавшие на столе предметы и бегом поспешила домой. Шесть часов. Если ключ был у Ксавьер, никакой надежды не оставалось.
– Это невозможно!
Она бежала. Все ее тело гудело. Сердце она ощущала между ребер, в голове, на кончиках пальцев. Она поднялась по лестнице. В доме было тихо, и входная дверь выглядела как обычно. В коридоре все еще веяло запахом солнечной амбры. Франсуаза перевела дух. Должно быть, она, не заметив, потеряла ключ. Если бы что-то произошло, ей казалось, в воздухе остались бы какие-то знаки. Она открыла дверь своей комнаты. Секретер был открыт. На ковре валялись письма Пьера и Жербера.
«Ксавьер знает». Стены комнаты закружились. На мир опустилась терпкая, обжигающая ночь. Придавленная смертельным грузом, Франсуаза упала в кресло. Ее любовь к Жерберу была тут, перед ней, черная, как предательство.
«Она знает». Она вошла в комнату, чтобы прочитать письма Пьера. Она рассчитывала снова сунуть ключ в сумочку или спрятать его под кровать. А потом она увидела почерк Жербера: «Милая, милая Франсуаза». Она пробежала глазами до конца последней страницы: «Я люблю вас». Она прочитала все, строчку за строчкой.
Франсуаза встала, прошла вдоль коридора. Она не думала ни о чем. Перед ней и в ней эта непроглядная ночь. Она подошла к двери Ксавьер и постучала. Ответа не последовало. Ключ был внутри, в скважине. Ксавьер не выходила из дома. Франсуаза снова постучала. Все то же мертвое молчание. «Она убила себя», – подумала Франсуаза и прислонилась к стене. Ксавьер могла проглотить снотворное, могла открыть газ. Она прислушалась: по-прежнему ничего не было слышно. Франсуаза приложила ухо к двери. Сквозь ужас просвечивало нечто вроде надежды. Это был выход, единственный, какой можно вообразить. Но нет, Ксавьер употребляла лишь безобидные успокаивающие; запах газа чувствовался бы. В любом случае она пока еще лишь заснула бы. Франсуаза посильнее стукнула в дверь.
– Уходите, – послышался глухой голос.
Франсуаза вытерла вспотевший лоб. Ксавьер была жива. Предательство Франсуазы было живо.
– Откройте, – крикнула Франсуаза.
Она не знала, что скажет. Но ей хотелось немедленно увидеть Ксавьер.
– Откройте, – повторила она, толкнув дверь.
Дверь отворилась. Ксавьер была в своем домашнем платье. Глаза у нее были сухие.
– Чего вы от меня хотите? – спросила она.
Франсуаза прошла мимо нее и села возле стола. После завтрака ничего не изменилось. Однако за каждым из этих привычных предметов притаилось что-то ужасное.
– Я хочу объясниться с вами, – сказала Франсуаза.
– Я вас ни о чем не спрашиваю, – отвечала Ксавьер.
Она не спускала с Франсуазы горящих глаз, щеки ее пылали, она была прекрасна.
– Выслушайте меня, умоляю вас, – сказала Франсуаза.
У Ксавьер задрожали губы.
– Зачем вы опять пришли меня мучить? Вы все еще недовольны? Мало зла вы мне причинили? – Бросившись на кровать, она закрыла лицо руками. – А-а! Как вы меня провели! – вымолвила она.
– Ксавьер, – прошептала Франсуаза.
Она с отчаянием огляделась. Неужели ей неоткуда ждать помощи?
– Ксавьер! – продолжала она умоляющим голосом. – Когда началась эта история, я не знала, что вы любите Жербера, он тоже об этом не догадывался.
Ксавьер отняла от лица руки. Рот ее скривился.
– Это маленький негодяй, – медленно произнесла она. – Он меня нисколько не удивляет, это всего лишь гнусное ничтожество.
Она посмотрела Франсуазе прямо в лицо.
– Но вы! – продолжала она. – Вы! Как вы посмеялись надо мной.
Невыносимая улыбка обнажила ее безупречные зубы.
– Я не смеялась над вами, – возразила Франсуаза. – Я всего лишь больше позаботилась о себе, чем о вас. Но вы ведь не оставили мне поводов любить вас.
– Знаю, – сказала Ксавьер. – Вы ревновали ко мне, потому что Лабрус любил меня. Вы отвратили его от меня, а чтобы сильнее отомстить, отняли у меня Жербера. Берите его, он ваш. Это прекрасное сокровище я не стану у вас оспаривать.
Слова с такой неистовой силой теснились на ее губах, что, казалось, они душат ее. Франсуаза с ужасом взирала на ту женщину, которая смотрела на сверкающие глаза Ксавьер, той женщиной была она сама.
– Это неправда, – сказала она и глубоко вздохнула. Напрасно было пытаться защитить себя. Ее ничто уже не могло спасти. – Жербер любит вас, – более спокойным тоном сказала Франсуаза. – Он провинился перед вами. Но в тот момент у него было столько упреков к вам! Потом вы заговорили, это было трудно, у него еще не было времени построить что-то прочное с вами. – Наклонившись к Ксавьер, она настойчиво продолжала: – Постарайтесь простить его. Никогда больше вы не встретите меня на своем пути.
Она сложила руки; в ней зарождалась безмолвная молитва: «Пусть все будет забыто, и я откажусь от Жербера. Я больше не люблю Жербера и никогда его не любила, не было никакого предательства».
Глаза Ксавьер метали молнии.
– Храните при себе ваши подарки, – гневно сказала она. – И уходите отсюда, немедленно уходите.
Франсуаза заколебалась.
– Ради бога, уходите, – повторила Ксавьер.
– Я ухожу, – ответила Франсуаза.
Спотыкаясь, словно слепая, она пересекла коридор, слезы обжигали ей глаза: «Я ревновала к ней, я отняла у нее Жербера». Слезы обжигали, слова обжигали, как раскаленное железо.
Она села на край дивана, тупо повторяя: «Я сделала это. Это я». В потемках лицо Жербера горело черным огнем, и буквы на ковре были черными, как дьявольский договор. Она поднесла к губам носовой платок. В ее венах текла черная жгучая лава. Ей хотелось умереть.
«Такая я навсегда». Займется заря, наступит завтрашний день. Ксавьер уедет в Руан. Каждое утро в глубине темного провинциального дома она будет просыпаться с отчаянием в душе. И каждое утро будет возрождаться та ненавистная женщина, которой стала теперь Франсуаза. Ей вновь привиделось искаженное страданием лицо Ксавьер. Мое преступление. Оно останется навсегда.
Франсуаза закрыла глаза. Текли слезы, текла и пожирала ее сердце горячая лава. Прошло немало времени. Где-то очень далеко, на другом краю земли, ей вдруг привиделась ясная, нежная улыбка: «Ну так поцелуйте меня, милый, глупый Жербер». Дул ветер, коровы в стойле звенели своими путами, юная доверчивая голова прислонилась к ее плечу, и звучал голос: «Я рад, я так рад». Он подарил ей маленький цветок. Она открыла глаза. Эта история тоже была настоящей. Легкая и ласковая, как утренний ветерок на влажных лугах. Как эта невинная любовь стала таким гнусным предательством?
«Нет, – подумала она, – нет». Она встала и подошла к окну. Стеклянный шар фонаря спрятали под черной железной зубчатой маской вроде венецианского волка. Его желтый свет был похож на чей-то взгляд. Отвернувшись, она включила электричество. В глубине зеркала вдруг возникло ее отражение. Она встала лицом к лицу с ним. «Нет, – повторила она. – Я не такая женщина».
То была длинная история. Она пристально смотрела на свое отражение. Давно уже его пытались у нее похитить. Неизменное, как заданная величина. Строгое и чистое, как лед. Верное, заносчивое, сосредоточенное на пустых моральных устоях. И она сказала: «Нет». Но сказала это тихонько, и Жербера она поцеловала тайком. «Ведь это я?» Нередко она колебалась, завороженная. А теперь угодила в ловушку, оказалась во власти этого ненасытного создания, дожидавшегося в тени мгновения поглотить ее. Ревнивую, предательницу, преступницу. Нельзя было защититься робкими словами и тайными поступками. Ксавьер существовала, предательство существовало. Оно существует во плоти, мое преступное лицо.
Оно перестанет существовать.
Внезапно на Франсуазу снизошло величайшее спокойствие. Время остановилось. В заледеневшем небе Франсуаза оставалась совсем одна. То было столь торжественное и столь окончательное одиночество, что оно походило на смерть.