Перед ним ставилась задача, что называется, «по широкому профилю», т. е. намного шире, чем закладка одного города: «Город ставить вверх Иртыша, на Тару реку, где бы государю было впредь прибыльняе, чтоб пашню завести, и Кучюма царя истеснить, и соль устроить, и тех бы волостей… привести к государю и укрепить. Иитти, чтоб пр<итти> на то место, и судовой и конной р<ати>, чтоб… на Таре реке город зде<лать>, высмотри место, ниже ли того, выше ли того, где пригоже, чтоб город зделать и укрепить. А запасы хлебные, и деньги на запас, и всякой наряд вести в судах. А наперед собя послать из Тобольского детей боярских, и татар, и казаков по воло<стем>, которые по Иртышу, ясашных т<атар> собрать конных по росписи, какова с ни<м> роспись послана, которые ясашные живут по Иртышу вверх, и приказывать к ним государево жалованное слово, что государь их пожалует и в ясакех полегчит. А ныне б они, собрався все, шли конные и пешие с государевыми воеводами на Кучюма царя и на государевых изменников на мурзу и на нагайских людей… А буде<т> ясашные люди и князьки, которые живут по Иртышу, с воеводою со князем [Ондреем] на Кучюма царя и на нагайских людей [и город] ставить не пойдут и не послушают, и во<еводе> князю Ондрею Васильевичю, идучи Иртышем, те волости воевать, и посылки конные на них посылать, и изменников сыскивать, винных казнить, а черных людей к [шерти] приводить, а у иных заклады пои<мать>, и ясак и прошлой и нынешней сполн<а с> волостей збирать, которые не почнут слуша<ться>. А которые волости сберутся вскоре, и будут послушны, и пойдут вскоре, собрався со князем Ондреем, и на тех ныне имать легкой ясак; а с которых будет и не взять, и то, посмотря по тамошнему делу, промышлять, как бы государеву делу было прибыльнее. А тех бы, кто не почнет слуш<ать>, тех и извоевать, и привести во всем в государеву волю, и заклады у них поимати»[118].
Итак, перед князем Елецким ставились задачи не только строительные, но также политические, военные и в какой-то степени дипломатические.
«Город», т. е. крепость, князю Елецкому предписывалось поставить следующих размеров: сажен в 300, а если будет возможность, то 400 или даже 500, обязательно с башнями. «А делать город и лес возить всею ратью, всеми людьми и конными и пешими», — дается инструкция. Андрея Васильевича торопят: от него требуют не столько заботиться о фундаментальном фортификационном строительстве, сколько о скорейшем возведении крепости, быть может, изначально и невеликой (потом, при необходимости, она может быть расширена), но способной сыграть роль опорной базы для русских сил, противодействующих Кучуму. Это понятно: хан действует совсем рядом, угрожает набегами постоянно.
И Андрея Васильевича несколько раз предупреждают о необходимости действовать осторожно, не терять бдительности: «А береженье накрепко от Кучюма царя держати». И в то же время вести активную борьбу с ханом, главным противником русских в Сибири: «Над Кучюмом царем промышлять большими посылками, чтоб над ним поиск учинить, а себя от него уберечь».
Более того, князю Елецкому отдан был приказ, обустроившись, проведя разведку, собрать силу и организовать генеральное наступление против Кучума. В скупых строках документа приказ этот отражен со всей ясностью и прямотой: «Проведав про него [Кучума] подлинно, послать на него посылку большую конных Казанских всех и из Тобол<ьск> а с вогне<нным> боем: Тобольских и Тюменских литв<у>, и атаманов, и казаков, и служивых татар, и башкирцов, и тутошних ясашных татар, перебрав лутчих».
Назван и второй, после Кучума, неприятель России в Западной Сибири: ногайский мурза Алей.
Для выполнения многоразличных задач Елецкий получил солидную воинскую силу. С ним отправился отряд дисциплинированных, хорошо обученных и вооруженных московских стрельцов: «С сотником стрелецким с Самойлом с Лодыженским московских стрельцов 100 человек; с другим сотником с Замятнею Шокуровым 47 человек», а также конных служильцев: 100 татар казанских и свияжских, 300 башкир, 4 русских «сына боярских» — в роли сотников; 50 конных стрельцов из Казани, 50 пищальников из Лаишева (из числа пленников, взятых на западных фронтах), 50 «казаков польских» из Тетюшей; «и всего из понизовых городов велено послать с Мамлеем 554 человека конных». К отряду князя Елецкого тобольский воевода должен бы добавить «литвы, и черкас, и казаков добрых конных с вогненным боем с головою с Своитином с Рупосовым 100 человек, да татар тобольских служивых конных с атаманом с Черкасом с Александровым да с головами с Баисеитом да с Байбахтою 100 человек». Из волостей иртышских предписывалось собрать еще 300 «ясачных татар» конников, плюс еще 150 пеших с пищалями на судах. Из Тюмени князь также получал сводный отряд «литвы, и черкас, и казаков конных 40 человек; да татар тюменских, верхотурских, ондреевских, и беляковцов, и зырянцов, у которых заклады пойманы в Тобольской и в Тюмень и измены от них не почаеть, выбрать велено добрых 50 человек конных». А «из Таборов и с Кошуков» — еще 50 конных татар. К ним добавлялось 80 плотников «пермич». И всего для строительства и защиты нового города — Тары — велено было направить с князем Елецким «конных 1194 человека, а пеших 347 человек; и обоего 1641 человек конных и пеших ратных людей»[119].
Для Сибири — поистине невиданная сила, Ермак имел намного меньше людей. Меньше ратной силы собиралось и под командой В. Б. Сукина, Д. Д. Чулкова, положивших во второй половине 1580-х колоссальную область под ноги царю Федору Ивановичу.
То, что столь значительное полевое соединение собрали под командованием князя Елецкого, показывает, какую ставку делала Москва на новый городок Тарский.
Эта сила приобретала дополнительной мощи благодаря тому, что с нею был отправлен «наряд» — артиллерия, а именно три легких орудия. Одно из них представляло собой пищаль с ядром в «4 гривенки», другое — пищаль с ядром в «2 гривенки», а третье аналогично второму, только везли его не из коренной России, а из Пелыма, и обеспечение третьим орудием возлагалось на тамошнего воеводу князя Петра Горчакова. Будущая крепость получила также 10 «затинных» и 10 «долгих» пищалей — это уже не пушки, а крупнокалиберные дальнобойные ружья. По опыту оборонительных операций русской армии они наносили осаждающему крепость неприятелю тяжелый урон, но были малопригодны для использования в полевых соединениях из-за своей тяжести[120].
По данным Г. Ф. Миллера, базирующимся на документальной основе, место для фортификационных работ было выбрано не сразу. Его изначально наметили при реке Таре, впадающей в Иртыш, но было найдено более удобное место на речке Агарке, впадающей с западной стороны в Иртыш. Там-то и был построен город, впоследствии получивший название Тары[121].
Довершив строительство крепостных сооружений, князь Елецкий несколько раз отправлял свои отряды против Кучума. Его люди отгоняли хана и показывали местному населению, что Тара располагает вооруженной силой, способной вести успешную борьбу даже со столь грозным противником. Но сам хан избегал «прямого дела», как называли в ту пору крупное полевое сражение[122].
Князю Елецкому с войском предписывалось контролировать из нового городка сбор ясака в целом ряде волостей: Курдак, Воргач, Отуз, Таву (или Тав), Урус, Токуз, Супра, Аялы с ясачным населением около 1000 мужчин, а также ногайские волости, до строительства нового городка остававшиеся под контролем мурзы Алея, плюс некая, еще не объясаченная «Пегая орда», плюс новые, пока еще не объясаченные волости, какие отыщутся с течением времени[123]. Коротко говоря, Андрею отдавали под воеводскую власть территорию очень значительную, очень беспокойную и в значительной степени признающую власть русского царя лишь номинально, а то и вовсе пока этой власти не знающую. Предполагалось, что князь Елецкий предпримет активные усилия, чтобы утвердить там власть московского государя в полной мере, что, как уже говорилось выше, и произошло.
Это означает, что в Москве ему доверяли и надеялись на его способности управленца — военачальника, администратора, дипломата в одном лице.
Князь А. В. Елецкий — личность примечательная. Даже при Государевом дворе, среди сотен равных ему по положению знатных служильцев, Андрей Васильевич выделяется. И это вовсе не из-за высокого положения его рода. Напротив, род князей Елецких, пусть и относящихся к числу Рюриковичей, что называется, «захудал». Специалист по истории двора в конце XVI века А. П. Павлов пишет о Елецких: «В начале царствования Федора Ивановича в окольничие был пожалован кн. Д. П. Елецкий. Но представители этой не слишком родословной фамилии (из рода черниговских князей, захудали и служили великим князьям рязанским…)[124] не поднялись высоко в служебной иерархии и в Думу в дальнейшем не попали. В рассматриваемое время они служили преимущественно в рядах выборного городового дворянства, почти не видим их на воеводских („стратилатских“) должностях»[125]. Оценка, по сути, верная. Но это оценка рода в целом. А некоторые его представители поднялись выше: таковы Андрей Васильевич Елецкий и его сын Федор Андреевич.
Елецкие потеряли свой удел в 1395 году, когда Елец пал под ударами явившегося на Русь завоевателя Тамерлана. В дальнейшем их положение зависело от того, сколь высоко ценят их услуги государи, к которым они пошли в подчинение: сначала рязанские великие князья, затем московские. Андрей Васильевич, во-первых, служил как надо и, во-вторых, упрочил свое положение матримониальной комбинацией: его дочь была замужем за Иваном Годуновым. Иначе говоря, Андрей Васильевич оказался под покровительством и, как сегодня выразились бы, «в команде» могущественного придворного клана Годуновых. Вероятно, поэтому он мог позволить себе местнические тяжбы с представителями столь знатных родов, как князья Лобановы-Ростовские (1600) и Пушкины (1601)