– Скажи мне, Илья, хватит ли у тебя сил сразиться с Иваном?
Густые брови гетмана поднялись:
– Ты, король, имеешь в виду Васильевича?
– Да, да!
Было понятно, что Казимир получил какое-то не очень приятное известие.
– Я знаю, мой король, что Иван, – при этом он поднял глаза на Казимира, – сильно занимается своим войском. Он придумал каких-то дворян, вооружает их саблями вместо тяжелых мечей, ручницами, снарядами…
– И что? Это и у нас давно имеется. Считай, с Грюнвальдской битвы, – недовольно проговорил Казимир и добавил: – Подумаешь, его дворяне… Наша шляхта ему еще покажет!
Гетман фыркнул.
– Мой король, – он провел рукой по своим жидким волосам, – я хочу сказать, что Иван догоняет нас. И так просто его не взять.
Король, заложив руки за спину, заходил по кабинету. Потом, остановившись в двух шагах от гетмана, сказал:
– Мне известно, что Иван сейчас собирается с силами, чтобы окончательно покорить Великий Новгород. – Произнося эти слова, Казимир исподлобья смотрел на гетмана. – Что ты, гетман, мне на это скажешь? – и пару раз качнулся на носках.
– Скажу… была бы у нас сила, неплохо было бы Новгород оставить за собой.
– Да, в конце концов, – король повысил голос, – когда у нас появится сила? У Ивана сила имеется. А у нас? Мы сколько уж затратили денег, а они уходят, как в болото!
– У нас, мой король, два болота, осмелюсь сказать. Это наша ненасытная шляхта и беспокойная Литва.
Король поморщился. Он порой готов был разделаться с Литвой под орех – так она досаждала ему своей тягой к самостоятельности.
– Ты забыл еще орден, – сказал король.
– Да, и он тоже, – неохотно согласился гетман.
Воцарилось молчание. Каждый думал о своем. Нарушил его гетман:
– А что, если попробовать объединиться с Ордой, будь она неладна.
Король посмотрел на него.
– Жаль, – вздохнул он, – когда-то эти чертовы казаки помешали нашему великому королю Ягайле соединиться с ханом – кажется, Мамаем. Не было бы у них праздника.
– Никогда не поздно это поправить, – произнес гетман.
– Нет, гетман. – Король уставился на чашу, подаренную когда-то ханом Тохтамышем и стоящую на постаменте у выхода из королевского кабинета, – иногда бывает и поздно. Тогда была Орда. А что она сейчас? И все из-за их собственной резни.
– Я думаю, тут не обошлось без русских: им так хочется освободиться от их ига, – заметил гетман.
Король усмехнулся:
– О тайной войне узнают только наши потомки. Увы, нам это не дозволено. Так что, гетман, посылаем тайного гонца к татарам? – И он пристально посмотрел на гетмана.
Этот взгляд не смутил гетмана, и он твердо произнес:
– Посылаем!
К этому времени власть в Новгороде фактически перешла к Марфе и ее людям. Они схватили московских послов и хотели бросить их в темницу, но этого не дали сделать люди, настроенные на подчинение Москве. Они собрались у дома боярыни и кричали:
– Если так обойдемся с московскими посланцами, Иван придет с войском и уничтожит город.
Крики подействовали. Послов заперли в хоромах бывшего боярина Третьяка, который сбежал в Москву.
Все это стало известно великому князю. Он сразу пошел к Филиппу. Митрополит выслушал его.
– Мой богомолец, – сказал князь, – новгородцы сами попросились быть с нами, а теперь запираются и на нас ложь льют. Я пойду на них.
Митрополит думал недолго и благословил его со словами:
– Иди, великий князь, но помни: невинный не должен попасть под твою кару.
Придя от митрополита к себе, он вызвал Ивана Младого и сказал ему:
– Я отправляюсь в Великий Новгород, на Москве остаешься ты. Следи, чтобы все полки вышли по указанному мной предписанию.
Несмотря на осеннюю непогоду, войска шли точно по заданному времени.
Великий князь старался держать свой поход в тайне, но в Новгороде тоже не дремали. Их воевода Василий Шуйский выслал разведку. Она донесла об огромной силе великого князя, идущей на город. Шуйский задумался. В это время снаружи залаяли собаки. Он выглянул в окно. К нему шла целая толпа новгородцев во главе с Марфой и главным посадником. Ему стало все ясно. В сенцах дожидался верный ему боярин Смолин. Шуйский выскочил к нему:
– Боярин, ступай к войску и передай: пускай немедля готовятся к обороне.
Боярин удивленно взглянул на воеводу.
– Что неясно? – рявкнул тот. – Будем обороняться!
– А! – И воевода опрометью бросился к двери.
– Стой! – остановил его Шуйский. – Ступай задами. – И открыл потайную дверь.
Марфа и ее сообщники застали князя Шуйского за картой Новгорода, где он делал какие-то пометки. Подошедший к столу посадник, заглянув через плечо Шуйского, узнал карту.
– Над чем, князь, воркуешь? – спросил он.
– Да вот хочу расставить войско. Маловато его у нас, – вздохнул князь. – Иван-то, доносят, идет с большой силой.
– Впервой, что ли, нам в осаде сидеть? – в разговор вступила Марфа. Голос ее был требовательным и уверенным. – Думаю, Литва поможет. Люди посланы к Казимиру. Должен он откликнуться. Потеряет нас – потеряет здесь все, – твердо произнесла она.
Усы Шуйского зашевелились. Он усмехнулся:
– Где они, а Иван уже на пути к нам.
– Не сей панику, – крикнула Марфа, – я отомщу ему за смерть моего сына и других погибших от его руки.
– Не посеять нам бы новых смертей. – Шуйский отвернулся от карты и посмотрел на Марфу.
– Там, где борьба, там всегда смерть. Того, кто чего-то для себя добивается, это не останавливает. Такое идет от старины, – сказав, она повернулась и пошла к двери.
На пороге она остановилась и, повернувшись к Шуйскому, сказала:
– Поторопись, князь!
Он только посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Подойдя к Великому Новгороду, Иван Васильевич увидел, что город укреплен хорошо, даже через реку Волхов на судах построили стену. Великий князь повернулся к воеводе Ивану Патрикееву:
– Будем брать или побережем народ? – спросил он.
– Какая воля будет великого князя? – улыбнулся Патрикеев.
– Пускай они сидят в городе, а мы ждать будем здесь. Кто кого переждет. – И сказал Патрикееву: – Пошли-ка гонца в Псков, пускай везут сюда прокорм.
Между тем в Новгороде продукты таяли на глазах. Народ начал бунтовать. Одни кричали за то, чтобы биться с москвитянами, другие – покориться великому князю. Последних оказалось больше. И они потребовали, чтобы владыка ехал к великому князю бить ему челом и сказал, как положит свою отчину жаловать. Прибывшему посланцу было сказано:
– Захочет наша вотчина бить челом, она знает, как это сделать.
Переговоры затягивались. Новгородцам приходилось каждый раз уступать. Великий князь стоял твердо, хотя в некоторых мелочах уступал. Но как новгородцы ни просили, ссылаясь на старину, оставить у них вече и вечевой колокол, великий князь был непреклонен:
– Новгород жаловал мня государем, а в нашем государстве веча не было и не будет. Почему, если вы одно с нами государство, должно быть вече?
Те не знали, что и сказать. Иван Васильевич сделал вид, что хочет прекратить переговоры: мол, сколько можно воду лить? Или… или…
И новгородцы, похоже, сдались. Однако владыка попросил, чтобы к ним приехал посол для окончательного заключения договора.
– Хорошо! – ответил Иван Васильевич. – Завтра он будет.
И действительно, на второй день в город въехал князь Иван Патрикеев с четырьмя боярами. Надо было видеть, как он въезжал. Гордый вид, посадка говорили, что едет хозяин. Лошадь, под стать хозяину, шла медленно, как-то особенно выкидывала ноги. Да и сопровождавшие его бояре мало в чем уступали своему предводителю. Но путь он держал не на вечевую площадь, где его ожидали. Он свернул к палате.
Прибыв на место, он приказал созвать народ в палату, ибо веча больше нет. Владыка было запротестовал. Мол, народ может подняться, не надо так сразу рубить. Князь ответил:
– Пускай твой народ влезет на стены и поглядит в жерла пушиц. Они все объяснят, владыка, – и дружески хлопнул его по плечу.
Лезть на стену не было необходимости. Проезжая мимо, владыка хорошо все видел. Видели и горожане. Новгородцы покорно подчинились.
Когда все собрались, угрюмую тишину нарушил голос князя Патрикеева:
– Новгородцы! Долгие годы великие князья нянчились с вами. Вы прогоняли их по своей воле, по своей воле звали обратно. Но ныне все! Великий князь Иван Васильевич, государь всея Руси, тебе, своему богомольцу, владыке и своей вотчине Великому Новгороду говорит так: «…ты, наш богомолец, и вся наша вотчина Великий Новгород били мне челом, чтобы я пожаловал, смиловался, нелюбье с сердца отложил… а вы били мне челом, грамоту записали и крест целовали».
Князь внезапно остановился и грозно глянул в зал.
– Да, да! – послышались крики, и все поднялись.
Князь поднял руку:
– Садитесь, новгородцы. Я хочу поздравить вас со слиянием воедино. А целое лучше половинок.
– Колокол снимать будешь? – раздался чей-то голос.
– Обязательно. В землях нашего государя великого князя Ивана Васильевича отродясь веча не было. А княжество все богатеет и богатеет, набирает силу, и многие считают за счастье войти в его состав. Он согласился вас взять. Али обратно захотели? – Князь задал этот вопрос таким тоном, что многие, привстав, в голос заявили:
– Нет! Нет!
– То-то! – довольно пробасил он и погладил бороду.
По рядам пробежал какой-то ропот. Но суровый взгляд князя тотчас успокоил публику.
– Когда снимать-то будете? – опять тот же голос с задов.
– Когда государь наш, великий князь Иван Васильевич приказать изволит.
Народ расходился медленно, неохотно, оглядываясь на князя. Но он держался уверенно, и ничто не могло его поколебать.
Великий князь не медлил со снятием колокола. Никто не ожидал, что он прикажет это сделать в предстоящую ночь. Чтобы не вызывать излишней нервозности, он приказал глухой ночью повязать сторожей, обвязать копыта коней, а в город вошел княжеский полк и оцепил площадь. Несколько человек быстро поднялись на колокольню. Мужики были подобраны один здоровее другого. Перекинув через крестовую балку толстую волосяную веревку, они крепко зацепили ее в проушине колокола. Один из них спохватился: «Язык-то не обмотали!» Двое из них подставили плечи. На них взгромоздился третий и обвязал язык тряпьем. Попробовал ударить им о стену. Раздался глухой звук.