Государь Иван Третий — страница 18 из 52

– Великий князь, татары… у Алексины.

Князь был потрясен. Его лицо, только что светившееся радостью, вдруг побледнело и выражало объявший его испуг. Чего-чего, а войны с татарами он не хотел и боялся. Скорее всего, эта боязнь досталась ему от прошлого. Но он быстро овладел собой.

Кто-то крикнул:

– Смотрите, не княжич ли едет?

Князь поглядел наверх и увидел невысокого всадника – мальчика, окруженного конной охраной и свитой. Среди конников находились бояре Ощера и Мамон, которых князь привечал особо и всегда был рад видеть подле себя. Даже если позабыл их на рыбалку пригласить.

Никто из прибывших в князе ничего не заметил. Только вызвало удивление, отчего Иван Васильевич отвел в сторону сокольничего и что-то долго ему говорил. До того долго, что княжич, Иван Молодой, не выдержал и крикнул:

– Отец, уха стынет!

– Иду! Иду! – ответил тот.

Потом все увидели, что сокольничий кивнул головой и торопливо полез наверх, где его ждала лошадь. Ивану Молодому и другим вновь прибывшим это показалось подозрительным.

– Отец, ты что его отправил? – спросил сын.

Князь промолчал и разместился на шкуре, брошенной около костра. Он был уже одет и выглядел собранным и сосредоточенным. Он попытался сыграть радостного, беззаботного человека, но это ему не удалось. Отведав ухи, он сказал, повернувшись к сыну, сидевшему рядом:

– Учись и здесь быть великим князем. А я должен удалиться.

Он поднялся, кивнул Ощере и Мамону. И они втроем заспешили наверх. Иван Васильевич шагал широко, и его любимцам, чтобы не отстать, приходилось бежать. Поднявшись и садясь на коня, он сказал:

– Татары подошли к Алексину.

– Это, великий князь, война! – сказал Ощера.

– Да, Иван, война! – подтвердил великий князь.

Глава 12

А Рим жил своей размеренной жизнью. До него не доносились скрежет и удары сабель и мечей, исступленный рев воинов. Все это было где-то далеко. А праздник, вот он, – на мощеных улицах Вечного города. И только в старом Бельведерском дворце несколько человек, собравшихся в потайной комнате папы, слушали папского посланника, только что прибывшего с востока Европы.

Там были перемены. Великий венгерский король Матвей Корвин, много лет кормивший папскую курию обещаниями начать крестовый поход против турок, теперь склонялся к тому, чтобы заключить с султаном если не мирный договор, то перемирие. Война, несмотря на присылаемые из Италии деньги, обходилась королю слишком дорого! Король сетовал, что у султана доходов вдвое больше, хотя формально от своих обещаний на счет похода не отказывался.

И все же дипломатические уловки Матвея Корвина не могли скрыть его истинных намерений, поэтому сообщение о скорой потере могущественного союзника стало страшной вестью для папского Рима.

Выслушав усталого посланца, все завертелись в креслах, понимая, что этот пример покорности туркам может быть заразительным. Папа обвел взглядом присутствующих и прочитал по их глазам: «Эта тайна должна умереть в этих стенах». Веки папы тяжело опустились. Все поняли, что они нашли в нем согласие на их решение.

Один из кардиналов поднялся, подошел к столику с разными напитками, внимательно перебрал бутылочки и, взяв в руки одну из них, скосил глаза на папу. Веки того вновь опустились. Тогда кардинал налил в небольшой хрустальный бокал этой жидкости и подал посланцу.

– Выпей, дорогой брат, это поможет восстановить твои силы, – проговорил он, молитвенно сложив руки.

Приняв из рук кардинала бокал, посланец поклонился папе, всем присутствующим кардиналам и выпил жидкость до дна.

– Благодарю тебя, брат мой. Ты принес нам хотя и тяжкие, но весьма важные вести. Ступай отдохни с дороги. Вечером мы встретимся.

Посланец всем поклонился и, тяжело волоча ноги, пошел к дверям. На пороге он еще раз оглянулся и склонил голову. Отойдя пару шагов, посланец вдруг почувствовал жар в груди, ноги его подкосились, и он без чувств повалился на пол. Два крепких монаха спокойно встали из кресел, стоявших в углу, подошли к нему и куда-то потащили.

А в потайной комнате разговор продолжался. Виссарион рассказывал, что ему удалось сделать и что он думает делать дальше.

– Как я понимаю, – сказал папа, – Софья Палеолог у нас пока единственная надежда. Ее будущий супруг обязан будет начать войну с турками. Но Софья до сих пор не нашла себе жениха. Нельзя ли ускорить это дело?

Тот заговорил медленно, придавая вес каждому сказанному им слову.

– Мы многим обязаны этому семейству. Нельзя забывать, что Фома не только сберег такую святыню, как голова апостола Андрея, но сумел привезти ее в Рим и передать папе Павлу.

– Мы достойно оцениваем поступок Фомы Палеолога, – заметил папа.

Виссарион едва заметно усмехнулся, как бы говоря: «В чем измеряется ваша оценка? Его семья ведет почти нищенский образ жизни. А его родную дочь толкаем в пасть северного дьявола». Не понял Виссарион, заметил ли папа его усмешку, но тот почему-то отвернулся. Это не смутило кардинала. И он продолжил:

– Нам не удалось выдать ее замуж за французского короля. – Кардинал издевательски усмехнулся. – Сейчас я думаю предложить ей руку Миланского герцога.

Папа оживленно, не без удивления, посмотрел на Виссариона. Тот его понял:

– Дело в том, что герцог только что овдовел. И, как верующий человек, он не может сразу дать согласие.

– А-а-а, – понятливо произнес папа, хотя многие кардиналы переглядывались, ничего не поняв.

– Я думаю, – и Сикст улыбнулся Виссариону, – ваш выбор хорошо подходит. Получив второй отказ, она… – Он не стал договаривать.

Виссарион понял, что папа одобрил его предложение.

Выждав еще какое-то время, Виссарион отправился к Палеологам. Признаться, раньше он так не переживал, как в этот раз: «Ведь я опять вынужден предлагать ей жениха, который даже не думает пока жениться, и если дело дойдет до него… Надо, чтобы папа сам пригласил герцога к себе. Но пока… куда деваться?» За размышлениями он не заметил, как оказался около дома Палеологов.

Внешне здесь почти ничего не изменилось. Правда, местами покосилась ограда… Он вздохнул и, делая приветливое лицо, решительно открыл дверь.

Радостной встречи не получилось. Братья и сестра встретили его довольно холодно, не пригласив сесть. Кардинал был уже немолодым человеком, а их дом находился далеко от папской резиденции. Ехать на городском извозчике он не решился. Они могли догадаться, что он весьма состоятельный человек, не желающий оказать им помощь.

– Я… присяду, – сказал он.

– Садись, – бросила Софья, присаживаясь на подоконник.

Он не стал расхваливать жениха, а сразу заговорил о том, что герцог Миланский обратился за помощью к папе, чтобы тот помог ему подобрать невесту. Видать, Виссарион таким началом хотел дать понять, что у Софьи появляется определенная возможность выйти замуж. Но все испортил Мануил:

– А что, герцог сам не может подобрать себе жену? – спросил он, поглядывая на брата и сестру.

– Мальчик мой, – начал Виссарион, – герцоги не женятся на первых понравившихся красотках. Многим, как французскому королю, нужны деньги. Миланский герцог нуждается в высоком имени своей будущей жены.

– Как я понял, вы, Виссарион, вновь пришли, чтобы сообщить нашей сестре о возможном замужестве? – резким голосом спросил Андрей.

– И да и нет, – невозмутимо произнес Виссарион. – Да, я буду очень рад, если Софьюшка найдет себе… скорее, Софьюшку найдет достойный муж. Да, в наш век приходится считаться со многими вещами, чтобы занять в обществе достойное место. Быть герцогиней – и где? В Милане! В том городе, который мало в чем уступает Риму. – Эти слова папского кардинала звучали с пафосом. – Разве это не достойно такого знатного рода, как ваш?

– Это, конечно, так, – согласился Андрей, – но… – Он посмотрел на Софью.

Та соскочила с подоконника и бросилась к двери. Когда стук ее каблучков затих, брат продолжил:

– Но, – повторил он, – если случится, как с фран…

Виссарион поднял руку, не дав договорить Андрею, поняв его сомнения:

– Может. Но разве мы не должны это использовать? Или для племянницы великого императора кругом валяются женихи? Да, такой девушке, как Софья, очень трудно найти подобающую пару. Неужели это неясно? Повезло Елене, пока не везет Софье. Но… мы не опускаем руки. Я обещаю, что ее не брошу, пока не будет решен этот вопрос. Но даже папа… – Он повторил: – Папа не в силах навязать таким знатным особам свою волю в отношении выбора жены. Дай-ка, Андрей, воды! – От такой длинной речи Виссариону стало плохо.

Андрей, взглянув на побледневшее лицо гостя, мигом выскочил из комнаты, чтобы вернуться с бокалом воды. Тот отпил несколько глотков, отставил бокал, достал из кармана тряпицу, вытер высокий морщинистый лоб и лицо. Он поднялся:

– Я пойду… потихоньку…

– Подождите! – чуть не в голос воскликнули братья. – Мы вас таким не отпустим. Полежите, наберитесь сил, тогда и пойдете. Или мы для вас наймем извозчика.

– Ничего, пройдет. Ваша забота придает мне силы. Вы… вы поговорите с Софьей. Я буду очень рад, если у нас все получится.

Они проводили его до главной дороги. Здесь он остановился и сказал им:

– Ступайте назад и все расскажите ей. А я лично встречусь с герцогом по прошествии сорока дней.

Они поцеловали ему руку, и он пошел прочь. Братья долго смотрели ему вслед, готовые броситься на помощь, пока он не скрылся за высоким серым особняком.

Вскоре Виссарион вышел на площадь, где возвышалась знаменитая колонна Траяна. Остановившись у ее подножия, он оперся об нее рукой. Отдышавшись, кардинал посмотрел вверх. Не раз он проходил или проезжал мимо колонны, но ему было недосуг вглядеться в нее. А там были изображены сцены победоносных походов императора, когда он воевал с даками, потомками древнего фракийского племени.

«Боже, – подумал он, – сколько воды убежало с тех пор и что осталось от былого римского могущества? А сейчас мы трепещем перед очередным варваром, чтобы он не вошел победоносно в наш город! Надо все сделать, чтобы этого не случилось». И кардинал решил не откладывать дело в долгий ящик, а поехать в Милан, не зная, чем окончится его поездка. Но она должна состояться, и немедленно! Семью Палеолог окружает много греков. Они тоже в какой-то мере заинтересованы в том, как сложится судьба детей Палеологов. И вдруг найдется среди них тот, кто съездит, не поленится, в Милан и привезет радостную для нее весть? Вот будет скандал! Рухнет весь план! А этого нельзя допустить. Эта мысль придала ему силы, и он решительно зашагал в сторону Тибра.