– Хватай лошадей! – закричал он, вырывая топор и подбирая еще горящий кол.
Но… Ольга опоздала. Лошади понеслись по дороге. Волки бросились вдогонку. Дорофей засунул топор за пояс и выхватил из торбы лук и колчан. Первая же стрела догнала зверя. Он, как волчок, закрутился на месте. За ним последовал и второй. Но оставшиеся звери уносились все дальше. Какое-то время Дорофей бежал за ними. Ему удалось уложить еще одного зверя. Но силы оставили и его. Он устало опустился на дорогу, но вскоре почувствовал чье-то присутствие. Инстинктивно схватившись за нож, он открыл глаза. Рядом сидела Ольга. Он впервые обнял ее, и Ольга, забыв обо всем, поцеловала его в щеку, не обращая внимания на его щетину. Глаза их встретились. Они были счастливы, что живы и вместе.
Глава 26
Обоз Софьи передвигался с черепашьей скоростью. В каждом селении ее встречали песнями, плясками, подарками. Она уже не чаяла, когда доберется до Новгорода. Но уже издали она увидела, что этот город больше по размеру и более красив. И бояре тут отличались от псковских некоторой спесью. Она поняла: быстро до Москвы ей не добраться. Еще одна мысль тревожила ее: как поведут себя новгородцы при виде легата и его литого креста. И здесь бояре хмурились, но молчали. А такой их подход только ободрял легата. По сути, он устроил крестный ход по городу в сопровождении огромной молчаливой толпы. Для себя легат решил, что внутренне русские не против новой религии. Только пока побаиваются своих священников. «Ничего, – сказал он себе, – и вы скоро начнете креститься слева направо!» Он даже ухмыльнулся от такой мысли.
А вокруг веселье било ключом. Казалось, что и природа радовалась прибытию царевны на Русскую землю. Тучи ушли, небо засияло синевой. А солнце улыбчиво смотрело сверху. Правда, тепла оно еще не дарило. Но кто заметит холод, когда вино лилось рекой. Доходило до того, что бояре сбрасывали одежду и купались в снегу. Смех, награда смельчакам и опять вино, подарки. «Видели бы это мои братья!» Это воспоминание рождало в ней терпение и даже радость, что завтра ей не надо будет идти на рынок и продавать свои вышивки.
Несколько дней в Новгороде пролетели незаметно. Но… настало время прощания. И пополнившийся обоз, раздутый, как бычий пузырь, медленно пополз по Московской дороге.
А в Москве свои тревоги. Гонцы, один за другим, прибывали из Новгорода. Великий князь, его мать, братья, приближенные бояре решали, что делать с легатом и его латинским крестом. Присутствовавшие на совете по-разному отнеслись к приезду легата: кто был за, а кто против. Некоторые успокаивали князя, говоря: «Государь, что случится, если папский легат пройдет со своим крестом? Ему же здесь не век вековать. Уедет – и все встанет на место». От таких слов Иван Васильевич морщился, говоря:
– Мой батюшка, великий князь Василий Васильевич, был слеп глазами, но не умом, бросив продавшего православие Исидора в Чудов монастырь. Может быть, и нам этого легата послать следом за Исидором?
Мать замотала головой:
– Что Василий сделал праведно, то все на Руси видели и за это его до сих пор почитают. Но легат – посланец папы, везет те жену. Как она посмотрит? Все ж великая честь будет Руси, коль племянница императора будет великой московской княгиней.
– Дозволь, государь! – поднялся Иван Пожарский…
Когда-то его прадед Василий Пожарский насмерть бился на Куликовом поле. Его батюшка, говорят, тоже много сделал для Руси. Однако не всегда этот род был в почете. Род гордился бывалыми заслугами и никогда не говорил того, что считал неправедным. А это не всем великим князьям нравилось, и они то призывали, то отталкивали Пожарских. И вот один из потомков, вновь призванный в княжеский дом, заговорил:
– Великий князь Василий Васильевич бился за свою землю, а за веру готов был и жизнь отдать. Мое слово: пускать легата с его крестом в Москву нельзя. Подумаешь, невеста. Были когда-то императорами, а сейчас, сказывают, служаки турецкому султану. Не пускать! – сказал и сел на место.
Видно было, как зло на него посмотрела матушка. Поднялся Юрий Захарьин. Старый боярин искоса посмотрел на великого князя Ивана Васильевича.
– Что мы судим, а митрополита не спросим? Что скажет Филипп? Думаю, тогда и рассудим, – сказав, посмотрел на свое кресло и сел.
С этим согласились все.
– Быть по сему! – заявил Иван Васильевич.
Выходя, какой-то боярин шепнул Пожарскому:
– Учись, сынок!
На что тот ответил:
– Ни трусости, ни лести учиться не собираюсь!
– Ну, гляди, – сказал боярин.
Дороги их разошлись.
А Иван Васильевич тотчас призвал боярина Федора Давыдова Хромого и продиктовал ему, что спросить у митрополита насчет креста. Федор, широкоплечий, высокий боярин, в ком чувствовалась недюжинная сила, немедля отправился на митрополичье подворье.
Монах, встретивший боярина, велел подождать, пока он сходит к митрополиту. Не откладывая встречу, Филипп внимательно выслушал Федора. Когда боярин закончил, митрополит на некоторое время задумался. Поднявшись с кресла, немного покряхтел и пошел к печи, подбросил пару поленцев. Там же стояло другое кресло, и он сел в него, протянув руки к огню. Потом, не глядя на боярина, заговорил тихим голосом, что заставило боярина подойти к митрополиту поближе.
– Передай великому князю, что если он впустит этого посла в одни ворота, то я выйду другими воротами из города. И пускай князь знает, что кто возлюбит и похвалит веру чужую, тот над своей надругается. Ступай и скажи это, – промолвил митрополит.
– Благодарствую, владыка! – И боярин, приложившись губами к его руке, на цыпочках вышел.
Иван Васильевич выслушал вернувшегося боярина. Князь, глядя на широкие плечи боярина, сказал:
– Вижу, боярин, ты не хил человек и с легатом легко справишься. Встретишь их за пять верст до Москвы. Отберешь у легата его латинский крест, и тогда пусть он шествует се на здоровье. Справишься? – спросил Иван Васильевич.
Федор подошел к печи, взял стоявшую у стены железную клюку и на глазах великого князя завязал ее узлом.
– Однако! – не без удивления произнес князь, взяв из рук боярина и осматривая теперь не нужную клюку.
– Государь, – заговорил боярин, – а если кто полезет в драку? Что делать? Морду свою я не привык подставлять.
– И не надо. Дашь сдачи. Пускай знают русскую силушку!
– Не думай ни о чем, государь. Русскую землицу не посрамлю и свою веру в обиду не дам!
Князь улыбнулся и толкнул его в плечо:
– Молодец, боярин!
– Молодцом буду, когда все сделаю, мой государь.
– Сделаешь! – уверенно промолвил Иван Васильевич.
Боярин вышел на крыльцо и, остановившись на краю, поднялся несколько раз на носки. Потом, сбегая по ступенькам, сказал:
– Морозец-то силу набирает!
По дороге, занесенной снегом, едва передвигая ноги, брели два путника. Они прятали лица от мороза, который принес северный ветер.
– Стой-ка! – раздался мужской голос.
Рослый молодой парень сбросил с плеч тяжелую котомку и, почерпнув ладонью снег, стал натирать щеки своей спутнице.
– Ты что? – удивилась она.
– Оленька, – ласково произнес он, – они у тя стали белеть. Можешь отморозить и испортить личико.
– Мне все равно, – усталым голосом проговорила она, – я больше не могу, у мня нет сил.
Ноги ее подломились, и она готова была опуститься на снег. Он подхватил ее.
– Ты уж сколь раз говорил, – возмутилась она, – что жилье скоро будет, а его нет и нет.
– Раз есть дорога, значит, есть и жилье. Мы идем очень медленно, поэтому кажется, что много прошли.
– У мня нет сил… я хочу… умереть.
– На это ты не рассчитывай! Счас я те обвяжу лицо.
– Чем ты обвяжешь? – хныкая, спросила Ольга.
– Найду чем.
Он быстро сбросил изодранный волками тулуп, затем поношенный чей-то кафтан и снял с себя нижнюю рубаху.
– Я тя так закутаю, что ни один мороз не возьмет.
Он обмотал ей лицо, оставив только щелку для глаз.
Затем, растерев свое тело снегом, быстро оделся.
– Слушай, а давай-ка подлатаем шубу, – предложил он.
– Это как? – удивилась Ольга.
– Да… так.
Он отыскал в котомке клубок ниток с иглой. Не снимая шубу с Ольги, прямо на ней пришил большие болтающиеся куски. Зашил дыры и поменьше.
– Ты знаешь, – призналась она, – я как будто вошла в теплую светлицу. Давай-ка я и твою шубу заштопаю.
– Давай, – подавая клубок, сказал Дорофей и добавил: – Золото твоя нянька, обо всем позаботилась.
– Да, – не без гордости произнесла Ольга, перекусывая нить, – она такая!
– Что мы сразу-то не додумались заштопать шубы? – ругнул себя Дорофей.
– Мне надо было догадаться об этом, – заявила Ольга, помогая Дорофею увязывать поклажу.
Взвалив ее на плечи, он присел на корточки:
– Садись-ка мне на шею, я тя понесу, чтоб ты отдохнула. Я все ж немного промерз, а ты сядешь, я и согреюсь.
– Если так… – И она взобралась ему на плечи.
Она иногда наклонялась к его лицу и спрашивала:
– Ты согрелся?
– Нет! – отвечал он, поправляя драгоценную ношу, которая незаметно сползала книзу.
Один раз он спросил:
– Что те видно сверху? Деревушки не видать?
– Остановись. Я замерзла! – схитрила она.
Он присел и помог ей слезть.
– Умирать расхотелось? – рассмеялся он.
– Если… только вместе! – серьезным голосом заявила она.
Теперь Дорофей мог оглядеться. Место было открытое. Березовый лес виднелся далеко от дороги, в таком ночевать сложнее. Нет еловых лапок. Но до вечера оставалось мало времени. Деревню они, скорее всего, сегодня уже не встретят. Что же делать? Но не оставаться же среди дороги! Придется опять ночевать в лесу. До него было не близко, но он клином выходил к дороге.
– Вон там и переночуем, – показав на лес, сказал Дорофей.
Когда они свернули с дороги, Дорофей придержал Ольгу:
– Стой!
– Ты что?.. Опять волки? – испуганно спросила она.