– Да не бойся. Стучи! Да громче.
Лай собак заставил выйти на крыльцо мужика. Дорофей увидел его через щель в воротах. Его заспанное лицо говорило о том, что длительное отсутствие хозяев сильно избаловало слуг. Он был в длинной рубахе, из-под которой виднелись волосатые ноги.
– Что надо? Хозяев нет! – сказал, повернулся и захлопнул дверь.
Ольга не выдержала, выхватила из рук Дорофея колотушку и забила ею что было сил. Но никто больше не появлялся. На ее глазах показались слезы – слезы обиды и беспомощности. Дорофей, сбросив тулуп, подпрыгнув, схватился за кромку ограды, подтянулся и оказался на той стороне ограды. Распахнув дверь и пройдя в хоромы, он застал слуг, играющих в настольные бабки. Играли двое, остальные, плотно окружив стол, болели. «Бей правую! Нет, по центру, по центру бей!..» И шум стоял такой, что расслышать удар молотка на улице было невозможно. Дорофей, решительно растолкав болельщиков, добрался до стола и стряхнул бабки на пол. Это было оскорбление. И тот, чья очередь была щелкать, вдруг кинулся с кулаками на Дорофея. Но тот опередил, схватил его за грудь, поднял и швырнул в угол. В комнате воцарилась тишина.
– Молодая хозяйка приехала, – спокойно произнес Дорофей, – бегите встречайте!
Надо было видеть, как все внезапно пришло в движение. Толкая друг друга, люди спешили первыми выскочить в проход.
Наконец ворота заскрипели, и толпа слуг, низко склонив головы, как бы прося прощения, встретила Ольгу. Та в обиде, ни на кого не глядя, прошла в свою комнату. Из-за дверей комнаты старая служанка робким голосом спросила разрешения войти. Тихонько вошла и остановилась у порога.
– Княжна, ты так сильно изменилась, совсем невеста. А как похорошела!
– Евстратиевна! – назвала княжна вошедшую.
– Не забыла, вот умница! – проговорила она и спросила: – Что, госпожа, прикажешь?
– Пришли-ка ко мне дворского, – приказала Ольга.
– Слушаюсь, барышня! – И Евстратиевна, повернувшись, торопливо вышла за дверь.
Вскоре появился дворский. Ему было лет за сорок. Лицо полное, невыразительное. Голова полулысая. Одет небрежно. Рубаха без пояса, пуговицы оторваны, торчит пузырь-живот. Порты помяты, на одной ноге почему-то завернуты. Ольга посмотрела на него и с брезгливостью сказала:
– Увижу еще раз в таком виде, пошлю скотником. Кто выходил на зов? – спросила она.
– Да вроде Колян.
– Всыпать этому Коляну пять горячих. А сейчас приготовь комнату для гостя да истопи баньку. Ступай выполнять! Да прикажи готовить ужин и навести в доме порядок. Я проверю.
По приказу дворского два мужика повели Коляна на конюшню, чтобы выпороть. Он шел и ныл:
– За что, братцы, за что?
А на другой день, приодевшись, слуги пошли на рынок покупать одежку для гостя.
Ольга и Дорофей поехали в Кремль. Там все куда-то бежали, налетая друг на друга. Даже церковные служители волновались.
Подъехав к великокняжеским хоромам, Ольга оставила Дорофея в санях. Громко стуча каблучками по тщательно вычищенному крыльцу, направилась в хоромы. И тут все спешили куда-то, мешая друг другу.
Великого князя она видела раз и то мельком, когда он приезжал в Псков. Ольга помнила, что он был высок, сутуловат, приятен лицом. Она попробовала у людей узнать, где находится великий князь, но те непонимающе смотрели на нее. Тогда она решилась и, постучав в одну из дверей, услышала: «Входи!» И… вошла. Это была длинная, большая комната с креслами вдоль стен. А у дальней стены стоял стол. За ним сидел человек. Склонив голову, что-то писал. Закончив, он поднял голову.
– Тебе кого, красавица? – спросил он.
– Да… государя.
– Государя? – переспросил он, выпрямляясь. – А зачем?
– Да вот…
И она принялась путано рассказывать и о своем спасении при пожаре, и о спасителе, который из-за своей грамотности, большой любви к великому князю попал в лапы псковских посадников, а те хотят его казнить.
– А кто этот твой спаситель? Поди… чей-то боярский сын?
– Да нет, простой человек. Но… умный и за своего великого князя-батюшку как болеет!
– Простой человек, говоришь. А ты-то кто будешь? – вдруг спросил он.
– Я дочь наместника князя Ярослава.
Иван Васильевич поднялся. Был он высок ростом, пригож собой. Но Ольга так вошла в роль защитницы приговоренного Дорофея, что ей и в голову не пришло сообразить, кто перед ней.
– А где он, этот человек? – спросил хозяин, любуясь непосредственностью защитницы.
– Да он там, внизу, я сейчас сбегаю.
И она уже готова была ринуться вниз, но он остановил ее.
– Подожди!
Он взял колоколец, и раздался резкий звон. От неожиданности Ольга даже вздрогнула. Тотчас на пороге появился человек.
– Слушаю, государь!
– Там, внизу… как его звать? – повернулся он к Ольге.
– Дорофей.
И тут она обомлела: его назвали государем?
Вскоре дверь открылась, и вошел Дорофей. Низко поклонившись, он проговорил:
– Слушаю, государь.
– Это я тя слушаю. Расскажи-ка, что это за бумага, которую ты нашел?
И Дорофей начал рассказывать историю этой злосчастной бумаги, но все же утаил, что хотел ее спрятать и никому не показывать до скончания века. Сказал то же, что и на суде говорил: что сперва хотел разобраться. Князь перебил его:
– Она у тя?
– Да, государь. – И полез за пазуху.
Достав, развернул и положил перед великим князем. Прочитав ее, князь задумался, потом с интересом посмотрел на Дорофея и спросил:
– И из-за этой старой бумаги весь сыр-бор разгорелся? Так что в ней проку, если другая есть? Еще тогда же, когда первая до Пскова не дошла, мой дед, князь Василий Дмитриевич, им другую отправил. По ней там и стали жить. А тебя за этот пергамент решили судить?
– Да они… приговорили… голову отрубить, – ответил Дорофей.
– Так и приговорили? – уточнил князь. – А как же церковный суд? Ты же дьякон.
– А вот так!
Вновь зазвенел колоколец. И вновь на пороге появился тот же слуга.
– Дьяка ко мне! – приказал князь.
Дорофей взглянул на Ольгу. Та побледнела. Вошел дьяк.
– Государь, – начал он, – все идет…
– Подожди, – Иван Васильевич поднял руку. – Пиши грамоту вот для этого молодца, что я его прощаю, а кто решит ему старое припомнить, тот испытает на себе мой гнев. И позови мне боярина Захарьина. Пусть он с Дорофеем поедет и грамоту мою во Пскове зачтёт, чтоб никто в ее подлинности не сомневался.
Ольга, радуясь за Дорофея, вдруг подошла к Ивану Васильевичу, встала перед ним на колени.
– Прими, государь, мою благодарность за твою доброту.
– Встань, княжна, встань! – Он поднял ее.
Ольга, поцеловав его руку, почти выбежала из кабинета. Дорофей, поклонившись князю и боярину, поспешил за ней.
В ту же минуту вошел боярин Юрий Захарьин. Князь, обняв боярина за плечи, довел его до двери. Около нее они остановились. Заговорил князь:
– Хочу, боярин, тебя спросить, что это делается с Пожарскими? И всегда ли они такие, порой поперек всех идут?
– Думаю, – отвечает боярин, – все это у них от большой любви к Руси. Я тя понимаю. Иногда надо бы что-то смягчить, а у них вроде боязнь какая – если так не сделать, беда на Русь придет. Но поверь мне, государь, этот род за Русь готов жизнь отдать. И делом они это подтверждают. Сложил же свою голову на Куликовом поле старший сын Андрея Василий. Да и другие…
Князь перебил его:
– Я вижу это. Боюсь, другие не увидят. Да, чую, завистников у них много. Но ладно, думаю, все хорошо будет. А ты, Юрий, как поедешь с этим Дорофеем в Псковскую землю, возвращаться не торопись. Посмотри, что там и как. И в Новгороде тоже. После доложишь мне. Ладно, боярин, бывай.
– Извини, государь, а когда… – Боярин не договорил.
Князь его понял, усмехнулся и сказал:
– Сам заждался. Мы ведь на сторону не глядим. Так уж в роду повелось.
Боярин усмехнулся:
– А может, государь, и зря. Кто тя осудит?
– Э-э-э, боярин, а ты Бога не боишься?
– Боюсь, государь, боюсь! Сам-то я ни-ни.
И они оба рассмеялись.
Боярин вышел на улицу и увидел Дорофея и Ольгу внизу около лестницы.
– Дорофей, государь велел, чтобы ты ехал со мной. Так что попрощайтесь, и в дорогу.
Он махнул рукой. Тотчас подъехал большой возок – почти дом на полозьях. Как раз то, что нужно для дальнего путешествия в мороз. Когда Дорофей сел напротив боярина, Захарьин, усмехнувшись, сказал:
– Тебе, Дорофей, повезло! Сегодня государь очень добр был. Учти, такое бывает редко. Но Бог подарил тебе удачу… – Он не договорил и крикнул кучеру: – Едем!
– Боярин, могу я проститься? – спросил Дорофей.
– Простись.
Дорофей открыл дверцу и помахал Ольге рукой.
Глава 28
Утром, сопровождаемый собачьим лаем, в Кремль прискакал всадник. Оставив коня у великокняжеского крыльца, прыгая через две ступеньки, в хоромы вместе с клубами морозного воздуха ворвался воин с белыми от инея усами. Громко стуча сапожищами, он прошел по проходу и остановился у дверей опочивальни князя. Подняв руку, на мгновение задержался. Потом решительно и громко постучал.
– Что, едут? – послышался голос князя.
– Едут, государь!
И сразу ожили хоромы князья. И не только они. Вся Москва! На встречу невесты по обе стороны дороги волной накатывал народ. Проскакал княжеский полк, останавливаясь по два всадника через каждые тридцать конских шагов. Люди кричали: «Слава Москве!» Первое, что Софья увидела при подъезде в столицу, – это горящие от восходящего солнца купола московских церквей. И эти солнечные лучи грели ее душу.
Заволновался и Антонио Бономбра. Как же! Это был последний этап долгого пути. Два прошли. Нормально! И это вселяло уверенность. А вот третий…
Волновались и в Кремле: «Где Федор Хрома?» – который раз спрашивал Иван Васильевич. И каждый раз ему отвечали: «Он на месте».
Сопровождавший невесту кортеж остановился. Мороз заставил легата поверх его красной одежды набросить на плечи шубу, подаренную ему в Пскове. Антонио видел, как его монах достал из кибитки латинский крест и, подняв его, гордо встал во главе свиты. Толпа замерла, увидев, как к монаху вразвалочку подошел Федор Хромой, человек-богатырь. Расстегнутая шуба позволяла увидеть его мощное сложение. Сдвинув шапку на лоб, он, подойдя к монаху, протянул ручищу и, схватив древко, толкнул им монаха с такой силой, что рука того оторвалась от древка, а сам он сел на дорогу. Все замерли. Тут подъехали сани, крытые соломой, Федор бросил крест на сани и громовым голосом крикнул: