Пока Брусилов мне что-то говорил, я думал о его военном гении. План наступления, который был стратегическим новшеством для этого времени, заключался в том, чтобы произвести по одному прорыву на фронте в четырех частях своей армии. До этого, как говорится, «били клином» – вели наступление всеми силами по одной линии. Такого варианта операции придерживался Алексеев и сам Николай II. О «Луцком прорыве» (в прессе названом Брусиловским) Клембовский мне рассказывал, что вечером 21 мая, перед самым наступлением, Алексеев пригласил Брусилова к себе и передал, что несколько сомневается в успехе активных действий фронта. Это сомнение вызвано вследствие необычного способа, которым он его предпринимает. То есть атаки противника одновременно во многих местах, вместо одного удара всеми собранными силами и всей артиллерией, которая распределена по армиям. Алексеев сказал, что сам царь желает временно отложить атаку, дабы устроить лишь один ударный участок. На отказ Брусилова Алексеев ответил, что Николай II уже лег спать и будить его ему неудобно, и он просит командующего фронта подумать.
Из беседы с царем я понял, что он не очень хорошо относился к Брусилову. А если точнее сказать, Николай II его не любил и терпел только из-за государственных интересов. Слишком тот как военачальник был хорош. А вот мне Брусилов понравился, и именно своим профессионализмом. Не сюсюкал со мной, как с братом императора, а конкретно и ясно ставил задачу командиру корпуса. А когда служебный разговор закончился, он очень естественно переключился на газетные статьи о моих действиях в Петербурге. В отличие от многих должностных лиц, которым я рассказывал о финских егерях в столичном регионе, Брусилов отнесся к этому очень серьезно. Мы начали обсуждать вопрос – как бороться с такими подарками Германии. Тогда и возникла тема организации наших партизанских групп. По-видимому, Брусилов напряженно думал, как противодействовать контратакам противника, когда резервов практически нет, а стойкость войск при обороне неуклонно падала. Мой рассказ о финских егерях и о крайней опасности для напичканной войсками столицы направил его мысли на применение таких же методов для тылов противника. Я с Брусиловым согласился, что, введя в тыл начавшего наступление противника пускай и небольшое подразделение, можно сорвать даже тщательно подготовленную операцию. Целая дивизия в жесткой обороне не сделает то, что способен натворить в тылу противника всего лишь один эскадрон «Дикой» дивизии. Вся сложность заключалась в том, как забросить в тылы противника наши рейдовые группы. Вот это мы и начали обсуждать.
Я выдвинул идею, что при настойчивых атаках противника нашим передовым армейским частям не нужно вставать в жесткую оборону. Лучше отступить на заранее подготовленные позиции. Неприятель будет преследовать и наседать на отступающие русские подразделения, и, несомненно, в его боевых порядках появятся разрывы. Вот через эти щели в построении вражеских войск и должна проникнуть в тылы противника наша партизанская группа. Оказавшись в тылу у неприятеля, рейдовая группа, прежде всего, должна действовать на тыловых коммуникациях врага, нападать на штабы и склады противника, создавать хаос и распространять панику. При этом не нужно вступать в схватку с боеспособными подразделениями противника. Лучше применять тактику комариных укусов – укусил и отлетел, потом снова цапнул, но уже в другом месте.
Брусилов ненадолго задумался, а потом ответил:
– Идея интересная, но она требует хороших исполнителей. Где мы сейчас можем найти обученных солдат, чтобы сформировать такие подразделения? А рисковых и инициативных офицеров с железными нервами тоже практически нет.
На это замечание я ответил:
– Да любой эскадрон Туземной дивизии справится с этим делом. У моих джигитов в крови действовать самостоятельно, небольшими отрядами. Их предки всю историю так воевали – укусят, вырвут кусок добычи и в горы. Если они будут действовать так, как заложено у них с детства, то паника в тылах противника точно обеспечена. Помните, как действовал Ингушский полк, когда дивизия Деникина наступала на Луцк. Тогда произошло примерно то, что я сейчас предлагаю. Части 74-й пехотной дивизии штурмовали деревню Езераны и несли большие потери. Бой был страшный, ведь войскам генерала Деникина противостояла одна из лучших германских частей – 20-я Брауншвейгская дивизия, носившая имя «Стальная». Они своими контратаками оттеснили деникинцев и, по-видимому, в боевых порядках немцев образовалась брешь, и полковник Половцев (командовавший штурмом) решил, что теперь настало время действовать коннице, и скомандовал в атаку приданной кавалерии. Этот последний удар по неприятелю, оборонявшемуся в деревне Езераны, и предстояло нанести Ингушскому конному полку полковника Мерчуле. Всадники первой сотни штабс-ротмистра Баранова под убийственным ружейным и пулеметным огнем противника ворвались в Езераны, перескочив через вражеские окопы, которыми была окружена деревня. Бой за Езераны завершился блестящей победой всадников и офицеров Ингушского полка. В тот день было забрано ими в плен 134 немца при одном офицере, заколото свыше 230 и взято 5 тяжелых германских орудий. И тогда всадники действовали не в тылу противника, а на самой что ни на есть передовой, против вышколенных немецких солдат.
– Деникин, Луцк… да, да, вспомнил этот случай! Мне докладывали об этом эпизоде. За то дело я подписал много наградных листов. Дело было славное, и тогда я, помню, спустил на тормозах нарушение собственного приказа о соблюдении секретности. О недопущении передачи сведений о ходе операции в тыл. А такое нарушение ваш полковник Георгий Алексеевич Мерчуле допустил. Он отправил телеграмму о победе. Я даже запомнил текст этой телеграммы, копию которой показал мне полковник Меркулов, отвечающий за соблюдение секретности. Она была адресована начальнику Терской области генерал-лейтенанту Флейшеру. «Я и офицеры Ингушского конного полка, – сообщал Мерчуле, – горды и счастливы довести до сведения вашего превосходительства, и просят передать доблестному ингушскому народу о лихой конной атаке 15-го сего июля. Как горный обвал, обрушились ингуши на германцев и смяли их в грозной битве, усеяв поле сражения, телами убитых врагов, уводя с собой много пленных и взяв массу военной добычи. Славные всадники ингуши встретят ныне праздник Байрам, радостно вспоминая день своего геройского подвига, который навсегда останется в летописях народа, выславшего своих лучших сынов на защиту общей Родины».
Замолчав, Брусилов задумался, наверное, вспоминая прошлые бои частей своего фронта. Потом, посмотрев на меня, ответил на мое предложение:
– Хорошо, Михаил Александрович, я даю свое согласие на рейдовые действия подразделений ваших дивизий. Тем более выхода-то все равно нет, контрудары неизбежны, а локализовать их практически нечем. Ставка забрала у фронта резервы и направила их на усиление создающегося сейчас Румынского фронта. Боюсь, что и Туземную дивизию могут перебросить в Румынию, если дела там будут совсем плохи.
Из высказывания Брусилова мне стала понятна его спокойная реакция на приказ главнокомандующего о переброске сводного полка Туземной дивизии в Петроград. Наверное, командующий фронта уже знал, что у него заберут всю Туземную дивизию, так что возмущаться ее ослаблением он уже не посчитал нужным. Да и мое предложение на действия небольшими силами в тылу врага одобрил, исходя из мысли, что если у него забирают «Дикую» дивизию, так пускай она напоследок хоть как-то поможет фронту. Наверняка он как человек этого времени считал, что конную лаву остановит пулеметный огонь, а если к этому присоединится артиллерия, то потери станут чудовищными и прорыв в тыл врага захлебнется в крови. А пулеметов и артиллерии у австро-германцев было достаточно – гораздо больше, чем в Русской армии. И они были слишком хорошие вояки, чтобы оставить без огневого прикрытия разрывы в своем построении. Мне показалось, что пример атаки Ингушского полка его особо не убедил. А вот на меня, вернее на Михаила Александровича, эта атака ингушей произвела впечатление и заставила размышлять. Не зря факт атаки и кое-какие размышления о действиях кавалерии остались в долговременной памяти великого князя. Так как это были единственные знания по тактике кавалерии, которыми обладал, то их я и стал использовать в своих планах хоть как-то тормознуть немецкую военную машину.
Для меня было понятно, что после летнего отступления в ходе Брусиловского прорыва Австрия и Германия постараются вернуть утраченные территории и сбить наступательный порыв Русской армии. Об этом же говорил и тот небольшой багаж знаний о ходе Первой мировой войны, который я впитал на занятиях в школе XXI века. Нужно было не допустить отступления и больших потерь нашей армии. Если это произойдет, то внутренние деструктивные силы опять поднимут голову и начнут раскачивать основы империи. И в этом примут участие не только явные враги монархии, но даже и патриоты России. Такие, как тот же Гучков, князь Львов, Родзянко. Они искренне уверены, что все проблемы заключаются в Николае II. Будет другой монарх, а еще лучше Правительство народного доверия, и все наладится. Но как говорится – хотят как лучше, а получится как всегда. Я это знал, вот и выдумывал способы имеющимися силами не допустить ухудшения положения, хотя бы на Юго-Западном фронте. Мне, конечно, было понятно, что чтобы не допустить просадки фронта, нужны резервы и более-менее нормальное материально-техническое снабжение, да много чего нужно для успешного отражения атак неприятеля, но всего этого не было. Даже дисциплина в тылу и то хромала, особенно на железнодорожном транспорте. Что тут делать? Кидаться отлаживать гнилую систему? Бессмысленно, да и не успеть даже ее немного улучшить – через несколько месяцев, если положение на фронте не изменится, обязательно грянет череда революций, и история пойдет тем же путем. Конечно, можно ждать, когда появится новое оружие, которое мы с Кацем пытаемся внедрить в эту реальность. Но это не выход. Во-первых, даже опытный образец «Катюши» еще не изготовлен, а напалма произведено лишь несколько килограммов. Так что появление небольшого количества нового оружия можно ожидать как раз к началу февральской революции. А первый дивизион «Катюш» по закону подлости будет сформирован как раз к октябрьской революции 1917 года. И всё, можно готовиться к поездке в Пермь. Вот я судорожно и пытался найти доступные сейчас методы противодействия предстоящим в скором времени атакам переброшенных с запада свежих германских частей.