Мучительное ожидание продлилось минут сорок. Наконец я увидел, что к «Форду» бойцы спецгруппы конвоируют пленных. На удивление их было довольно много – человек семь. Все-таки человек удивительно живучее существо – казалось бы, огонь был такой плотности, что пулями срубило даже несколько кустов, росших на пустыре, а несколько человек все равно выжили. И шедшие под конвоем бандиты на первый взгляд были не особо тяжело ранены. Окровавленные повязки присутствовали, но пережив такой обстрел, они все же могли передвигаться своим ходом.
Во всей этой истории с нападением на наш автомобиль меня интересовала, прежде всего, конспирологическая версия. Не растут ли ноги опять из германского генштаба, Не является ли это нападение очередной попыткой устранить великого князя. Пока я дожидался окончания действий бойцов спецгруппы, то основательно продумал эту версию и пришел к выводу, что это полный бред. Что операция проведена безобразно, ну что же, так бывает даже у гениальных стратегов. Исполнители подкачали. Но вот то, что германский генштаб так оперативно мог среагировать на мое появление в Бердичеве, поездку в Житомир, это было невероятным и полным бредом. Скорее всего, это обычный бандитский налет с целью завладения ценным имуществом. В правоте этого вывода я убедился после того, как начал допрашивать пленных. И убедили меня в этом не слова задержанных бандитов, а личность одного из них.
Это был сам батька Махно! Да-да – Нестор Иванович Махно, родившийся в селе Гуляйполе и оказавшийся здесь под Житомиром в результате побега из московской Бутырки. Сначала я не поверил словам мужика, которого начал допрашивать. Скользкий был тип, можно сказать карикатурный «хохол». Сначала юлил, утверждая, что его просто подрядили перевезти валежник, а дорогу он перегородил совершенно случайно. Быки испугались змеи, выползшей на дорогу, шарахнулись в сторону, ну и получился такой казус. Я рассвирепел от такой наглой лжи, выругался матом и приказал охраняющему задержанных Угрюмову расстрелять негодяя. Как только боец начал подталкивать мужика к кювету, чтобы выполнить приказание, этот хитрозадый селянин повалился на колени и начал умолять меня простить его, что он расскажет все как на духу. Ну что же, меня это устраивало и совсем не хотелось крови пускай хитрого и скользкого человека, но все-таки своего. После этого мужик рассказал все о себе и о своих соратниках. Вот так я и узнал все о мужике и о его подельниках. И то, что главным у них является Нестор Иванович, как они его звали – батька Махно.
Перед тем как ко мне привели Нестора Ивановича, я допросил еще двух человек, которых подобрали на пустыре, по которому работали пулеметы, – остальные пленные были местные крестьяне и их захватили возле повозок, перегородивших дорогу. А вот двое, которых я допросил, были подобраны на пустыре и входили в основной состав банды. Оба были дезертирами и очень неуютно себя чувствовали перед генерал-лейтенантом с георгиевским крестом. Речь одного из дезертиров была корявой, но мне все-таки удалось выяснить, что их командир Нестор Махно был приговорен к двадцати годам каторги и имел большой авторитет среди бандитов. Его любили и боялись, поскольку здоровых мужиков приводил в трепет взгляд батьки, холодный, расчетливый, пронизывающий. Банда образовалась недавно, меньше месяца назад. И это было не просто сборище дезертиров и уголовников, а целое политическое движение, члены которого обосновывали свои действия борьбой за народное счастье, называли они себя анархистами. Был и идеолог этого движения. С анархистом Аршиновым Махно сбежал из Бутырки. Этот Аршинов стал в банде, можно сказать, политруком. Проводил душевные беседы и всячески обелял самого батьку. Который представлялся не атаманом бандитской шайки, а борцом за народное счастье. Этаким малоросским Робин Гудом. Как-то одному из дезертиров, кстати, недоучившемуся студенту, Аршинов рассказал, что в Бутырке Нестор не терял времени даром: он не только впитывал основы идеологии, почерпнутые у старшего коллеги по борьбе, но и занимался самообразованием, прочитал множество книг по политэкономии, истории, изучал математику, грамматику, русскую литературу.
Политрук в этой вылазке участия не принимал, он остался в месте дислокации банды с несколькими десятками бойцов. Это были новички, и Аршинов остался промывать им мозги. Проводить, так сказать, курс молодого анархиста. Основной костяк банды состоял из 87 человек. Много было привлекаемых для разовых акций крестьян. Банда была дислоцирована в большом хуторе в двенадцати верстах от Житомира. Но это было временное место дислокации. Вскоре махновцы собирались перебираться на родину своего батьки в село Гуляйполе. Сейчас велась подготовка к этой передислокации. Готовились подводы и такая вещь, как тачанки с пулеметами. Кстати, грузовик потребовался Махно для этой передислокации. До этого банда даже не помышляла о захвате военного имущества. Нападала только на гражданские обозы и на имения помещиков. Может быть, поэтому армию он не интересовал. У Махно было много информаторов в среде чиновников, телеграфистов и железнодорожников.
Одним словом, Махно был предусмотрительным и умным атаманом. Не зря он прославился во времена Гражданской войны. С ним не могли справиться ни красные, ни белые. И он реально создал в своем Гуляйполе республику анархистов. То он воевал за красных, то за белых, а чаще всего сам за себя. Меня атаман бандитов заинтересовал по двум причинам. Во-первых, как легендарная личность – про батьку Махно знали все в моем времени. Во-вторых, у меня возник интерес по использованию этого атамана в своем плане. Почему бы этому явно талантливому командиру не побуйствовать в тылах у австрийцев. Судя по историческим данным, Махно обладал не только военными талантами, но и был хорошим организатором, разбирался в людях, к тому же инициативен и деятелен. Несомненно, забравшись в тыл неприятеля, он спокойно сидеть там не будет, а начнет щипать эту разлагающуюся империю. И людей найдет нужных и не только среди местного населения. Наверняка у австрийцев тоже имеются анархисты, которые будут помогать своим идейным братьям.
Обуреваемый этими мыслями, я приказал Угрюмову привести последнего захваченного на пустыре пленного. В отличие от остальных, он вообще не имел пулевых ранений. Конечно, предводитель хотя и находился в тылу своего воинства, но все равно получил травму и, можно сказать, серьезную – сломал руку при падении с лошади, сраженной пулеметными огнем с «Форда». Ребята наложили на его руку шину, и теперь Махно был вполне адекватен. Как доложил мне Угрюмов – пленная сволочь уже не орет и готова к допросу. Вот я и вызвал эту сволочь на допрос, а если прямо сказать, у меня было именно такое отношение к этому человеку, несмотря на мысли использовать его на пользу России. Но, несмотря на эти мысли, я был сама вежливость и даже попытался вызвать у Махно симпатию к себе.
Так как допросы происходили рядом с «Фордом» на дороге, а мое преимущество перед допрашиваемыми заключалось только в том, что я сидел на спущенной из кузова боевой машины спецгруппы скамейке, моя вежливость перед Махно заключалась в том, что его Угрюмов усадил на эту скамейку, ну а я уселся на подножку «Форда». Когда боец привел Нестора Махно, я поразился несоответствию моего представления об этой легендарной личности реальному человеку. Он был какой-то неказистый, невысокого роста, имел довольно-таки щуплую фигуру. Явно не герой. А как я знал из истории, женщины его любили и боялись. Хотя что такого страшного в этом шибздике, я не понимал, но с историей не поспоришь. Я и стал с ним обращаться, исходя из своих знаний об этой самой истории.
Так как я знал, что Махно в нужное для него время ладил то с красными, то с белыми, я и решил перетянуть его на этом этапе на свою сторону. Пускай повоюет пока на нашей стороне. Я же не собирался убеждать его отказаться от анархизма. Конечно, мужик обижен на царский режим и мечтает его свергнуть, но пока он в его власти, а значит, пойдет на сотрудничество. Махно будет думать, что это временно, и как только он обретет свободу, получит оружие и возглавит подобранных им людей, то опять возьмется за старое – создание анархической республики. Да и флаг ему в руки, только пускай создает эту республику в австрийской зоне. Естественно, австрийцы этого не потерпят и начнут прессовать это недоразумение. Махно мужик верткий, и просто так его не раздавят – вот и получим бои в австрийских тылах.
Эти мысли я начал высказывать, как только Махно расположился на скамейке. И начал с наезда, заявив:
– Ты что же творишь, сучий потрох, напал на боевого генерала, мать твою. Мало мне мочить всяких там тевтонов, так еще своя шелупонь лезет под руку. Грабил бы там всякую жидовню, так нет, его на служивых потянуло. Отвечать, сучий потрох, как до жизни такой дошел, а то на ближайшей осине вздерну!
– Так, ваше высокоблагородие, мы же не знали, что это армейский автомобиль. Военные поодиночке не ездят. Думали, что это купчишка какой-нибудь товар везет. А оно вон как вышло! Теперь ваше право меня повесить или там расстрелять. Только знайте, что я сам готов австрийцев зубами рвать!
– Готов он! А сам наверняка ни одного дня на фронте не был.
– Так каторжник я, а таких в армию не берут!
– Каторжник? А где тогда командовать научился? Опять же, владеть оружием и скакать на лошади? Или этому всему на каторге обучают?
– Там многому чему обучают!
– Ладно, шутник. Так что же все-таки с тобой делать? Расстрелять? Но ты был под обстрелом, и пули обошли тебя, а второй раз расстреливать – Бог не велит. Повесить? Но я солдат, а не палач! К тому же если Господь тебя сберег, значит, ты ему для чего-то нужен. Да… задал ты мне задачку! Вот если б ты грабил австрийцев, то ей-богу, отпустил бы я тебя! Но такие, как ты, пользуются нашей безалаберностью и бардаком и грабят своих. Действовать же во вражеском тылу у них кишка тонка.
– Ничего не тонка! Но линию фронта просто так не перейдешь! Там пехота, артиллерия нужна. А у моего отряда всего этого нет. К тому же сначала нужно нашу линию обороны пройти, а просто так солдаты нас не пропустят. Прорываться с боем не по мне. Одно дело купца или помещика-мироеда ограбить, а другое