Моему другу все-таки удалось организовать фейковую рабочую партию – с боевыми лозунгами и бешено растущей популярностью. Одним из ее лидеров был Семен, ребята которого помогли ликвидировать полковника Матюхинена. Парень оказался не только хорошим атаманом своей шайки, но, прекрасным организатором больших масс людей и при этом еще и очень неплохим оратором. Для него самое главное было, чтобы эта политическая деятельность оплачивалась и не преследовалась охранкой. Все это Кац ему обеспечил. А в жандармском управлении создали целую группу для связи с этой рабочей партией и даже осуществляли финансирование ее деятельности. Правда, скудное, и Кацу приходилось из нашей кассы давать деньги и на это направление. А куда деваться – издавать псевдоподпольную газету было нужно, оплачивать пропагандистов и хороших ораторов тоже необходимо. Конкуренты не спали – вовсю шло рекламирование марксистских постулатов. Рабочая партия, в общем-то, тоже была марксистской, и с призывами к народу у нее было все в порядке, она первая выдвинула лозунг «Заводы рабочим, землю крестьянам!». Семен (в уголовных кругах Сэмэн, в рабочих и партийных рядах Стойк) закатил перед рабочими Путиловского завода такую речь, что в только что образованную партию вступило почти сто человек, и он стал весьма популярным человеком среди пролетариев Петрограда. Удивительно, но за такое короткое время не только Семен стал популярен в среде рабочих, но и вся Рабочая партия заняла весьма заметное место, и туда даже стали поступать спонсорские деньги. Кац попытался отследить, кто же поддерживает Рабочую партию, но у него ничего не получилось, следы грамотно обрубались. Лицо, от которого поступили деньги, при возможностях Охранного отделения найти было можно, но он служил только промежуточным звеном. Кац своей изощренной логикой пришел к мысли, что это немецкие деньги. И это тоже говорило об успехе Рабочей партии. Даже германские аналитики заметили эту Рабочую партию и в своей комбинации по развалу Российской империи решили сделать ставку в том числе и на этого троянского коня. Так что чем дальше, тем интереснее. И получается, Кац влез по самые уши в политические игрища. А проанализировав тексты телеграмм, я пришел к выводу, что эта политическая суета Кацу даже нравилась. Скачок в численности членов Рабочей партии произошел после начала пропаганды в ее пользу Луначарского (рекомендованного и направленного для усиления Рабочей партии Бундом) и вызвал у Каца такую же радость, как выход лаборатории по синтезу пенициллина на проектную мощность. Теперь, применяя это лекарство, можно было спасти не одну сотню человеческих жизней. Так что мой друг разошелся в Петрограде не на шутку, и если дело пойдет так и дальше, то в 1917 году Рабочая партия сможет составить конкуренцию большевикам. Конечно, трудно представить, что политически Семен может стоять вровень с таким человеком, как Ленин. Калибры этих людей несоизмеримы. Но за Семеном стоял Кац, который знал историю, методы действия большевиков и их слабые стороны. Так что, возможно, мой друг занимался настоящим делом, которое может изменить историю, а я, пытаясь не допустить развала армии и нейтрализовать наступление австро-германцев, занимаюсь чушью и напрасно трачу время и ресурсы. История ведь показала, что слабое место – это Петроград, и требуется заниматься именно этой реперной точкой, а не пытаться изменить ход войны. Понятно же, что одному человеку, даже великому князю, знающему будущее, это сделать невозможно. А я затеваю изготовление каких-то блиндобронепоездов, партизанскую войну и прочую чушь, вместо того чтобы передислоцировать в столицу верные части, дождаться, когда внутренний нарыв империи вскроется, и постараться успокоить народные волнения. А если верные части в столице будут, то такой вакханалии, перешедшей в гражданскую войну, как в моей истории, в этой реальности уже не случится, а значит, Пермь мне, как и Кацу, уже грозить не будет. Цель будет выполнена, и можно будет вполне заслуженно наслаждаться положением великого князя.
Вот такие у меня были мысли, таким замысловатым путем я шел к их реализации. Мешающие этому обстоятельства пытался устранить доступными мне средствами. Я считал, что успешное наступление противника сможет помешать умиротворить народ. Для меня это было несомненно. Вот я и пытался не допустить ухудшения положения на фронте. Верные части нужны будут в столице? Конечно, будут нужны. А где их взять? Основываясь на долговременной памяти Михаила, надеяться, что «Дикая» дивизия, которой он длительное время командовал, ему предана и по первому зову прейдет на помощь. А что же не пришла тогда в моей истории? Значит, не все так просто, и Михаил запоминал только те моменты, которые были ему приятны, и не анализировал общего состояния дел. А я анализировал и пришел к выводу, что нельзя надеяться на доброе отношение к великому князю его подчиненных, нужно самому отобрать людей, которым ты доверяешь и уверен в их преданности как Михаилу, так и империи. К тому же эти люди должны быть реальными бойцами, а не балаболками, рассказывающими о своих геройствах ради продвижения по службе. А как найти таких людей? Только настоящим делом. А участие в рейде по тылам противника, кроме выявления настоящих бойцов, позволит найти инициативных и дисциплинированных воинов, которым можно будет доверить свою спину. Так что цели моих действий были, в общем-то, просты – подобрать надежных людей для действий в Петрограде и в ходе этого отбора нанести как можно больше вреда неприятелю. Цинично? Конечно, да, если представить, что в ходе операции погибнет много хороших ребят. Но с другой стороны, гражданская война унесет гораздо больше жизней. Тогда мои задумки и не настолько уж и циничны. Придя к такому выводу, я перестал считать свою деятельность никчемной по сравнению с достижениями Каца. По существу, эти получающие жалованье люди из фейковой партии ненадежны и в критический момент разбегутся. Это тебе не профессиональные революционеры, проверенные временем, для которых смысл жизни – свержение самодержавия. Они в своей борьбе получили такой опыт, что обведут вокруг пальца любого сидящего на жалованье чиновника. Успешно бороться с фанатиками могут только фанатики или люди, у которых в крови преданность своему сюзерену. Но сюзерены были в средние века, а сейчас присяга и чувство долга. Вот я и хотел найти таких подчиненных и считал, что рейд по тылам противника позволит отобрать таких людей.
Глава 14
Как всегда, беда приходит неожиданно. Вот и такой мощной атаки противника на позиции 8-й армии генерала Каледина штаб Юго-Западного фронта не ожидал. Командующий 8-й армии в разговоре со мной, конечно, предполагал, что в районе Ковеля австрийцы в ближайшее время попытаются начать контратаки, но что они будут такими мощными, он не ожидал. Говорил, что если его армии придадут два-три бронепоезда, то он не даст австрийцам даже носа высунуть из окопа, не то что атаковать русские позиции. И хотя 8-ю армию все-таки усилили бронепоездом, но он был один и не смог ликвидировать прорыв боевых порядков 8-й армии. Экипаж бронепоезда стоял до конца, но сдержать наступление тевтонов не смог. Именно на этом бронепоезде, командовал которым штабс-капитан Овчинников, я и приехал в Бердичев из Петрограда. Так что мне были известны возможности и боевые качества команды этого грозного поезда. И то, что бронепоезду, даже ценой своей гибели, не удалось остановить наступление противника, говорило о силе удара и боеспособности прорвавших оборону 8-й армии частей.
Как я выяснил, связавшись по телефонной линии с Клембовским в штабе фронта, уже были кое-какие данные о положении дел в районе Киселин, где и был нанесен удар, прорвавший оборону 8-й армии. Положение было невеселое – слишком большие силы участвовали в наступлении на наши позиции. И это были свежие части. Переброшенные из Франции германские армейские группы генералов Марвица, Фалькенхайна и Бернгарди. Положение было серьезным, и попахивало военной катастрофой.
Хотя мы и готовились к такому развитию ситуации, но как часто бывает, все структуры были в процессе подготовки. В частности, в моем корпусе подразделения только недавно начали учения по действиям в рейдовых группах. Даже не все штабные офицеры знали, как курируемые ими подразделения должны действовать в тылу у неприятеля. Мехгруппа провела всего лишь одно учение по отработке слаженности в боевых условиях. Но по сравнению с готовностью к боевым действиям блиндобронепоездов это было достижением. Это новое чудо-оружие находилось в процессе производства. Только день назад были привезены бронелисты, и сейчас на стапеле (так в шутку назвали железнодорожный тупик напротив отстойника трофейных автомобилей) происходил процесс бронирования срубов, установленных на железнодорожных платформах. Процесс шел ударными темпами, и, как доложил полковник Кутиков (отвечающий за изготовление мобильных дзотов), вскоре первый блиндобронепоезд будет готов. Практически все офицеры штаба корпуса называли блиндобронепоезда – мобильными дзотами или, иронично улыбаясь – срубами на колесах. Но это штабники, а вот офицеры, входящие в команды этих мобильных дзотов, гордо называли себя «блиндажниками». Так вот, сейчас те и те ходили понурые, в бессильной злобе матерились на германцев и с надеждой смотрели на меня. Всем офицерам было известно, что у великого князя есть какой-то секретный план, чтобы остановить наступление противника.
Действительно, в корпусе, кроме меня и, пожалуй, Юзефовича, никто не знал детали плана великого князя. Исполнители знали только свою задачу и считали ее маскировкой основного плана. Я, можно сказать, комплексовал разъяснять подчиненным в полном объеме свою задумку. Мне хватило иронии в словах Юзефовича, когда я ему объяснял все детали плана действий корпуса по отражению атак австро-германцев. От открытого смеха его удержало только то, что я ему сказал, что это предложение самого Брусилова. Командующий фронта посчитал, что развертыванием партизанской войны мы сможем сорвать наступление австро-германцев. Мой начальник штаба очень уважал Брусилова, и хотя считал непрофессиональным устраивать небольшими подразделениями рейды по тылам противника, но делал все, чтобы воплотить в жизнь идею великого стратега. А я, почувствовав реакцию военного специалиста из этого времени, больше никому не раскрывал свои представления о предстоящих действиях корпуса. Ссылался на секретность. Вот и думали офицеры, что план ест