ого командования.
Высказав все это, полковник Масленников еще раз предложил мне вызвать в штаб хотя бы его начальника. Но я снова отказался, заявив:
– Полковник, не гони лошадей! Сам же говоришь, что никакой катастрофы нет. Так что не нужно будить Каледина или начальника штаба армии. Завтра с ними переговорю. К тому же со мной только пулеметная рота на автомобилях, кавалеристы прибудут завтра к вечеру. А значит, корпус сможет контратаковать противника только послезавтра. Ну, а если произойдет обострение ситуации, то завтра ночью. Ты лучше на постой определи меня и моих людей. И с бензином для автомобилей реши вопрос. Конечно, у нас есть небольшой запас, но чувствую, бои предстоят серьезные и потребуется часто перебрасывать пулеметы, установленные на грузовиках.
Я специально не произносил перед полковником слово «мехгруппа» – все равно не поймет, для этого времени это незнакомое название боевого подразделения. Оперировал знакомыми ему понятиями – пулеметная рота, автомобили. Наверное, я это делал правильно, по крайней мере, полковник меня понял и обещал озадачить армейских интендантов заданием найти бензин. А по поводу определения на постой прибывшего подразделения 2-го кавалерийского корпуса он даже не обещал, а вызвал в кабинет какого-то штабс-капитана (по-видимому, квартирмейстера) и поручил ему проводить прибывшую роту в казармы, освободившиеся после убытия учебного батальона. Мне Масленников предложил переночевать в гостевом домике и тоже выделил человека для сопровождения туда. Так что вопрос с отдыхом решился быстро. И так же быстро Первухин обжил этот гостевой домик. Как только нас туда проводили, денщик быстро сориентировался в этом домике – нашел кухню, затопил печку для приготовления горячего ужина великому князю и поставил самовар. А я в это время просматривал карты и сводки, которые дал мне с собой полковник Масленников.
Глава 15
Утро было хмурым. Под стать настроению. А с чего ему быть хорошим? Спал всего часа четыре, не больше. Хотя документы, переданные мне полковником Масленниковым, просматривал недолго. Они мне и испортили настроение. Судя по ним, оборона 8-й армии была прорвана в двух местах, и если бы не пришедший на помощь XXXI армейский корпус Особой армии, случилось бы непоправимое – северный фланг нашего фронта рассыпался бы как елочная игрушка, брошенная на бетонный пол. Я даже не представлял, как бы мой корпус смог остановить такое массированное вторжение. Вон даже пехотинцы из XXXI армейского корпуса, засев в окопах опорных пунктов, еле-еле сдерживают атаки свежих германских частей, а тут кавалеристы, не приученные стоять в обороне. Да-а… все-таки я правильно думал, что остановить наступление противника можно только нестандартными действиями. А что такое в это время для австрийцев и немцев нестандартные действия? Конечно, мобильные силы в их тылу. Партизанские действия были болезненны для вермахта даже во Вторую мировую войну, когда гитлеровцами широко применялась бронетехника, а в это время, когда нет танков и бронетранспортеров, кавалерия может многое. По крайней мере, повторить рейды Ковпака. Так что изучение материалов, переданных полковником Масленниковым, только укрепило мое убеждение действовать согласно своему плану. Тем более я даже и не представлял, как можно действовать по-другому, когда основная масса солдат воевать не желала. Не все же являются добровольцами, как джигиты Туземной дивизии или казаки, для которых война это часть жизни.
Невеселые мысли развеялись только после чашки кофе, сваренного Первухиным. Процесс приготовления этого напитка денщиком и прогнал тяжелые думы и хандру. Я специально пошел в кухню завтракать, чтобы не перемешать разложенные ночью на столе карты и сводки, переданные мне полковником Масленниковым. А понаблюдав за неловкими действиями денщика, развеселился. А когда выпил приготовленный с большим трудом и матюгами (четыре раза убегал из турки) кофе, то настроение повысилось. Я уже был готов действовать. Но как обычно бывает, действовать желание есть, а вот возможностей нет. Кроме мехгруппы, подразделений у меня не было, значит, для того, чтобы что-нибудь предпринять, нужно было ждать подхода перегнанных мною частей дивизии князя Бегильдеева. В любом случае, есть у меня силовая составляющая или нет, нужно было встретиться с Калединым и его начальником штаба.
Через час я встретился с командармом-8, и, что удивительно, наш разговор пошел не по тому сценарию, который я нарисовал в своем воображении. Я думал, Каледин назначит мне участок, где прибывшие подразделения корпуса должны будут контратаковать прорвавшиеся германские части, но разговор пошел совсем по другому поводу. Конечно, про отражение германского наступления, но не методом контратак, а такими же действиями, которые продемонстрировала 2-я бригада 9-й кавалерийской дивизии. Оказывается, ночью эта бригада проникла в тыл наступающих германских войск, завязала там бой, и как итог – немцы прекратили наступление и начали отводить свои войска на этом участке. Эффективность действий бригады была колоссальная. В результате ее действий одна германская дивизия была разбита, а другая, наступающая на этом же направлении, бросив тяжелое вооружение, буквально бежала на свои старые позиции. Каледин был восхищен действиями кавалеристов и просил меня ходатайствовать о награждении командира 2-й бригады – генерал-майора Мошнина – самой высокой наградой. Можно сказать, одним ударом бригада восстановила статус-кво 8-й армии.
Информация, полученная от Каледина, удивила, но не поразила меня. Удивила она целеустремленностью командира 2-й бригады Мошнина. Все-таки он сумел проскочить с людьми и лошадьми почти 150 верст, которые отделяли его бригаду от места прорыва в обороне 8-й армии. И инициатива воспользоваться для этого железной дорогой исходила от генерал-майора Мошнина. Я, наученный опытом передвижений по нынешней железной дороге, когда человек на лошади зачастую опережал железнодорожный состав, сомневался, что бригада окажется быстрее в расположении 8-й армии, чем если она будет двигаться своим ходом. Но генерал-майор Мошнин убедил меня, что сейчас по прифронтовой железной дороге движения практически нет, все семафоры открыты, и двигаться железнодорожным маршрутом получится гораздо быстрее, чем на лошадях. Тогда я подумал, что если и не быстрее, то лошади и люди вымотаются гораздо меньше, чем если бы к месту прорыва бригада добиралась своим ходом. А во время рейда, когда нужна быстрота, свежие, не уставшие лошади очень важны. Вот я и согласился с предложением генерал-майора Мошнина воспользоваться железной дорогой. И дал разрешение использовать приготовленные для перевозки зерна в Петроград вагоны и паровозы, предназначенные для блиндобронепоездов.
Да, я уже начал подготовку к отправке в Петроград зерна и других продуктов. По крайней мере, большие крытые вагоны, из которых можно было сформировать три эшелона, были подготовлены и стояли на запасных путях станции Житомир в ожидании, когда крестьяне повезут продавать свой урожай. С несколькими приказчиками, которые будут скупать зерно, я уже переговорил, даже выдал им аванс. В один выгон начали загружать продукты длительного хранения – семь бочек, заполненных соленым салом, несколько десятков бочек с квашеной капустой и немереное количество связок с вяленой азовской рыбой. Но ради того, чтобы остановить германские части. я решил наступить на горло своей песне. Если сейчас отобьемся без большого отступления, то я вполне успею набить несколько эшелонов первосортными малоросскими продуктами и отправить их в Петроград. Денег для этого я захватил достаточно, а если не будет хватать, возьму из кассы корпуса. Взять государственные деньги я считал допустимым – если сейчас не возьму, это государство погибнет. Родившемуся в этой реальности трудно предположить, глядя на заваленные продуктами малоросские базары, даже несмотря на войну, что уже в феврале в Петрограде начнутся голодные бунты. А я из истории это знал, поэтому готов был брать деньги из любых источников, чтобы не допустить этого, а соответственно и гражданской войны. Но безмерно денег я тратить не мог – слишком много было затратных задач, поэтому приходилось экономить. Вот даже срыв наступления германцев я рассматривал как экономию денег, предназначенных на продукты. А что? Если у противника наступление получится, то хитрые крестьяне припрячут продукты в ожидании плохих времен. Цены взлетят, и придется покупать продукты даже по этой стоимости. Делать нечего – революция выйдет еще дороже. Если же нам удастся нанести такие удары по германцам, что у неприятеля пропадет всякая охота атаковать русских, то крестьяне не будут задирать цен и постараются даже со скидками продать свои излишки такому оптовому покупателю, как великий князь. Так что проблемы закупки продовольствия и успешные действия против германских войск, по моему мнению, были взаимосвязаны. Вот я и пошел на то, что разрешил генерал-майору Мошнину использовать подготовленные для загрузки продуктов вагоны для переброски бригады к месту прорыва германских войск. И судя по результатам действий бригады, очень даже не зря.
По информации, озвученной генералом Калединым, бригада Мошнина, прибыла на станцию Цуканово на трех эшелонах, разгрузилась там и уже под вечер атаковала германцев, осаждающих один из опорных пунктов XXXI армейского корпуса Особой армии. Удар был нанесен по флангу германцев. Окопов и средств обороны там практически не было, поэтому конная лава быстро оказалась в тылу у немцев. Отсечной огонь артиллерией немцы начали слишком поздно. Лишь тогда, когда в прорыв, пробитый кавалерией, пошел обоз бригады. Результатом этого огня было попадание в две телеги бригады. Но за это германские артиллеристы были очень сильно наказаны. Кавалеристы добрались до двух батарей противника, вырезали артиллеристов и взорвали пушки. После чего пошли дальше в тыл германцев. Следующим объектом их атаки стал штаб германской дивизии.
Рассказ Каледина изобиловал деталями, а их мог знать только информированный офицер, участник этого боя, к которому стекается информация о действиях подразделений. Неужели сам Мошнин рассказывал генералу о той атаке? Но этого не может быть! По отданному мной приказу бригада должна углубиться в тыл неприятеля и начать там партизанские действия. Мошнин не тот человек, чтобы проигнорировать полученный приказ. Этот вопрос так меня взволновал, что я, нарушая субординацию, непроизвольно спросил: