– Это я, – заверил он их.
Эйджер протянул руку и коснулся его лица.
– У тебя изменилась кожа. Она почти нормальная.
Линан не скрывал своего удивления.
– Я не видел себя в зеркале. Но смотри. – Он вытянул вперед правую руку, с ладонью, все еще в волдырях от хватания докрасна раскаленного в костре меча.
– Что случилось? – спросил Эйджер.
– Силона погибла, – просто ответил он.
Никакого другого объяснения у него не было. Коригана подъехала к нему вплотную. Взяв голову Линана в ладони, она заставила его встретиться с ней взглядом. Он не отклонился.
– У тебя карие глаза, – подивилась она. – Как у четта.
Раньше я никак не могла определить их цвет.
Гудон продолжал смотреть, углы его губ растянулись в знающей улыбке.
– Верно, маленький господин, я знал, что на самом деле ты никогда по-настоящему не покидал нас.
Линан почувствовал, как у него защипало в глазах.
– Верно, Гудон, я уезжал лишь на время.
– Но ты вернулся, – сказал Эйджер, и Линан увидел, что у того тоже слезы наворачиваются на глаза.
– Благодаря Дженрозе, – проговорил он, с трудом выдавливая из себя слова.
– Новость о ее смерти повергла твою армию в горе, – осторожно проговорила Коригана. Трое друзей знали, что эти женщины не дружили. – Особенно Подытоживающую и остальных магов. Им не верится, что они потеряли свою Правдоречицу так скоро и так вот…
– Думаю, Дженроза так и не согласилась с тем, что она Правдоречица, – сказал Линан. – Она хотела быть просто Дженрозой Алукар. – Он сморгнул собственные слезы. – Кем бы та ни была.
– Останься она в живых, – высказала мнение Коригана, – она, думаю, приняла бы свою судьбу. – Королева неожиданно улыбнулась. – Как ты знаешь, мы с ней не ладили; а именно так всегда и бывает между монархом и Правдоречицей.
– Верно, – согласился Гудон. Коригана мягко коснулась руки Линана.
– Я сожалею о той боли, которую вызывает в тебе ее смерть, к тому же столь скоро после смерти Камаля Аларна. По крайней мере, теперь они будут вместе в том покое, который приносит смерть.
Линан кивнул, благодаря ее за эти слова.
– Когда война наконец завершится, у нас будет время для надлежащей скорби по ним и по всем нашим друзьям и сторонникам, которые пожертвовали собой во имя моего дела. – Он взглянул на своих спутников и почувствовал прилив огромной любви к ним. – А до той поры пусть горе поддерживает наш гнев и ярость к врагу.
– Скажите, мой государь, – обратился Барис к Томару, – что вы думаете о пребывании нескольких тысяч четтов у самого вашего порога?
– Я думаю, мой друг, что предпочитаю его пребыванию у моего порога нескольких тысяч кендриицев, аманитов, сторийцев и луризийцев.
Они говорили тихо, так, чтоб их не услышал мэр. Мэр был товольно милым малым, симпатичным и старательно исполняющим свои должностные обязанности, но он принадлежал к числу людей, которые считают, что всем следует всегда ладить друг с другом, даже во время войны. Он сидел верхом на спокойной кляче с прогнутой спиной, и судя по его виду, чувствовал себя настолько неуютно, насколько это вообще возможно, будучи в парадном наряде мэра и не зная, что бы такого остроумного сказать в обществе короля и его поединщика.
– Боюсь, что они по-прежнему у вашего порога, – продолжал Барис. – Великая Армия теперь уже не уйдет, раз вы объявили войну ее королеве.
– Ничего подобного я не объявлял.
– Семантика, мой государь.
– Политика, мой поединщик. И никогда не забывай, что Линан, может, и одержал ряд побед, покорив две страны с помощью своей армии, но свою армию он покорил – как и весь народ четтов – с помощью навыка дипломатии, унаследованного им от своей матери. И когда завершатся все бои и убийства, облик грядущего будет определять именно политика – и Линан доказал мне, что понимает это.
– Думаете, он сможет выиграть эту войну?
– Я верю, что Линан сможет. Не буду притворяться, будто я понимаю те перемены, которые с ним произошли, но его кампании они ничем не повредили. Ты в последние дни провел с ним немало времени. Что ты-то думаешь?
– Выражается он помягче.
– У него та же крепкая голова, и это сулит нам всем удачу. Иногда глядя на него, я думаю, что он – перевоплотившийся Генерал, но затем он говорит или делает что-то, напоминающее мне, что Линан вполне самостоятельная личность. – Он быстро взглянул на Томара. – Однако единственное, насчет чего я не уверен, так это насчет его хваленой армии.
– Пока она действовала неплохо, – указал Томар.
– Они проиграли сражение первой же армии Гренды-Лир, с которой столкнулись.
– По сути, не такое уж это поражение. – Томар пожал плечами. – Четтская армия большей частью уцелела, в то время как от армии Гренды-Лир остался лишь огрызок; а затем армия четтов за два сезона достаточно восстанавливает силы, чтобы завоевать Хаксус – совершив, могу добавить, нечто такое, чего никогда не удавалось достичь армии Гренды-Лир, а затем – Хьюм.
– Некоторые сказали бы, что они завоевали и Чандру.
– Тогда эти некоторые ошиблись бы, хотя я не сомневаюсь, что Чандра пала бы под натиском Линана, не присоединись я к нему.
– Мне любопытно, государь. А когда вы решили-таки присоединиться к нему?
– Ну, какая-то часть меня, должно быть, решила, как только я получил от него письмо. Когда в Кендре убили Берейму, была совершена огромная несправедливость, и если она не будет отомщена, сердце королевства сгниет.
– Не думал, что вас так сильно волнует судьба Гренды-Лир.
– Я не настолько глуп, чтобы полагать, будто маленькая Чандра сможет выжить сама по себе в нынешний век великанов. Если – когда – Линан завоюет трон, возникновение на всем Тиире одного единого королевства будет лишь делом времени. Я предпочел бы скорей участвовать в этом созидании, чем противиться ему.
– Ну, в таком случае, – Барис показал на дорогу, где как раз появился Линан с тремя спутниками, – вот приближается наше будущее.
Король улыбнулся мэру и подозвал его.
– Как вы себя чувствуете, господин мэр?
– П-п-прекрасно, ваше величество, – нервно улыбнулся мэр.
Томар потрепал его по плечу.
– С вами все будет в порядке. Только постарайтесь не оскорбить ненароком четтов; они злопамятней любого другого народа на континенте.
Мэр уставился на Томара, широко раскрыв глаза.
– Это жестоко, – пробормотал Барис себе под нос.
– Просто хочу удерживать его в рамках.
– Да он теперь неделю спать не будет, боясь, что на него открыл охоту какой-нибудь варвар-убийца.
Томар откашлялся и сообщил мэру:
– Кстати, оскорбить четта очень нелегко.
– Чу-чу-чудесно, – клацнул зубами отнюдь не убежденный мэр.
Причалы Спарро почти пустовали. Когда Чандра перешла на другую сторону, все корабли, принадлежавшие к крупным торговым флотам из Луризии и Кендры, удрали в родные порты. Солдатам Томара удалось захватить восемь судов, прежде чем скрылись остальные, но это было лишь малой долей потока судов, которые посещали порт в это время года. У причалов еще стояли корабли, принадлежавшие чандрийским купцам, а также большая часть кораблей из Хаксуса – но они делали пустующие места у причалов еще более заметными.
– Ты когда-нибудь выходил в море, пока жил на востоке? – спросила Коригана у Гудона.
Они шли вдоль края порта, чуть позади Линана и Эйджера. Близился вечер, и солнце заставляло воду рябить языками пламени. Коригана никогда не видела ничего похожего на море и впервые в жизни почувствовала притяжение чего-тс столь же величественного и безграничного, как Океаны Травы.
Гудон покачал головой.
– Должен признаться, даже соблазна такого не возникало, – покачал головой Гудон. – Мне пришлось долго привыкать к работе лоцманом на Барде, со всей той водой подо мною. А плаванье на корабле, бороздящем океан, было бы бесконечно хуже.
– По-моему, Эйджер провел добрую часть своей жизни, работая на торговых кораблях.
– Да.
– Хотела бы я знать, тоскует ли он по той жизни.
– А я хотел бы знать, кузина, почему ты говоришь о море, а не о Линане.
– Потому что боюсь того, что могу обнаружить, – горько рассмеялась Коригана. Она почти с робостью взглянула на Гудона. – Ты знаешь, что прошлой ночью он не разделил со мной ложе? Томар предоставил нам роскошную опочивальню. Я ждала его. Хотела сказать, как я рада снова быть с ним. И в конце концов уснула.
– Насколько сильно ты его любишь?
Коригана опустила взгляд.
– Не знаю. С чем мне сравнивать?
– У тебя ведь уже были любовники.
– Да, и я никогда не любила их. Я не знаю, можно ли любить кого-то больше, чем я люблю Линана.
– И?
– Но думаю, Линан мог бы любить меня сильнее, чем он любит.
– А…
– По-своему я рада, что он не разделил со мной ложе прошлой ночью. Мне страшно снова быть наедине с ним.
– Но он же больше не под влиянием Силоны.
– Я знала его только с кровью вампирши в жилах. Узнаю ли я его теперь?
– Верно, кузина, но ты его уже знаешь. Линан, которого я знал до того, как Дженроза дала ему кровь Силоны, был потом тем же человеком. До своей последней сильной горячки он менялся только в бою. Если он тогда любил тебя, то любит и сейчас.
– Возможно.
Она остановилась, глядя на север через океан, и попыталась представить себе то, что скрывалось за горизонтом. Она слышала о Дальнем Королевстве – легендарном крае по другую сторону Разделяющего моря, стране, населенной странными и чудовищными существами. Возможно ли, отправившись в столь далекий путь, оставить позади все свои страхи и сомнения? И не стоит ли в этот самый миг кто-то на берегу в Дальнем Королевстве, глядя на юг и гадая о том же самом?
– Когда я получила от Линана сообщение, что Дженроза погибла, уничтожив Силону, и тем спасла ему жизнь, – сказала она, – то первым моим желанием было, чтобы это я погибла ради него. В тот миг я позабыла, что я королева, что моя жизнь никогда не принадлежит мне полностью. Линан, видишь ли, имеет надо мной такую вла