Государево дело — страница 29 из 71

Машка же лежала с открытыми глазами и с мстительной улыбкой размышляла о случившемся. Когда-то давно Ваня рассказывал ей с Глашей сказки, и это были одни из самых ярких воспоминаний ее детства. И сегодня она, устроившись у приоткрытой двери, как бы снова побывала в тех далеких временах, когда они с матушкой и одноруким дедом голодно и холодно жили в Устюжне, а потом невесть откуда взялся самый настоящий заморский королевич и навсегда изменил их жизнь. Когда дети уснули, она была готова броситься к нему и, как в детстве, канючить, чтобы он закончил рассказ, но тут появилась Анхелика и разом угробила все очарование.

– Ишь каков, – с досадой пробормотала девушка. – едва эта бесстыдница вздумала перед ним хвостом крутить, так он сразу и рад!

Потом она вспомнила Алену Вельяминову, и ей стало совсем грустно. С самого детства Машка была уверена, что Ваня женится на ее старшей подруге и они будут жить долго и счастливо, как в сказках или иноземных книжках с красивыми картинками. А оно вишь как сложилось!

К тому же царица Катарина оказалась совсем не злой и дети у них с государем были хорошие. Особенно Карл Густав, которого потом окрестили Дмитрием, и Петька. Вообще-то Петька – слуга царевича, но они с детства растут вместе как братья, да и похожи немного. Странно все это.

А еще Петер, кажется, влюбился в нее. Ну да, влюбился, а иначе отчего все время смотрит такими глазами? Хотя он ей совсем не нужен, потому что еще маленький и вообще у нее есть свой Петр – Пожарский, сын прославленного воеводы князя Дмитрия Михайловича. Он всем хорош и непременно посватается к Маше, после чего у них будет самая веселая и красивая свадьба, какую только видела Москва… Что будет дальше, юная мечтательница додумать не успела, поскольку дверь в их спаленку с грохотом отворилась и в открывшемся дверном проеме возникла взбешенная Анхелика.

– Ты! – завопила она, едва сдерживая рвущуюся наружу злость. – Маленькая пронырливая дрянь!

– Ты что, белены объелась? – опасливо косясь на разъяренную фрейлину, спросила Машка.

Увы, та уже была не в состоянии себя контролировать и, издав нечто похожее на рычание, бросилась на девушку и попыталась вцепиться ей в волосы. Пушкарева, однако, не стала дожидаться расправы, а сунула обезумевшей Анхелике в руки подушку, а затем откинула в сторону тяжелое одеяло и обеими ногами лягнула нападавшую. Такой подлости немка от нее не ожидала и, отлетев в угол, с грохотом упала на стоящий там сундук.

– Что, дьявол вас побери, тут происходит? – сонно поинтересовалась разбуженная шумом Кайса.

– Не знаю, – буркнула в ответ соседка, готовясь отразить очередное нападение.

Ее противница тем временем успела подняться и поправить сбившийся набок чепец, после чего немедля возобновила боевые действия. На сей раз ее атака была более удачной, и, если бы не вмешательство Кайсы, Машке наверняка пришлось бы худо, но рослая шведка рывком развернула Анхелику к себе и парой звучных оплеух мгновенно сбила ей боевой настрой.

– Ты защищаешь эту русскую мерзавку?! – изумленно всхлипнула немка.

– Может, ты сначала объяснишь, за что ты на нее так взъелась? – невозмутимо ответила на эту претензию девушка.

– Она сама знает, – буркнула в ответ фрейлина, судя по всему начавшая понимать, что именно она натворила.

– И ничего я не знаю, – возмущенно возразила прерывисто дышащая Машка. – Эта бешеная ни с того ни с сего на меня кинулась!

– Но какая-то причина должна же быть? – невозмутимо пожала плечами Кайса.

– Ничего я тебе не скажу, – зло ответила Анхелика и хотела было выйти, но тут же без сил опустилась на пол, поскольку в дверном проеме стояла Катарина Шведская, из-за спины которой выглядывала острая мордочка ее старой служанки Ингрид.

– Тогда, быть может, вы расскажете об этой причине мне? – тоном, не терпящим возражений, поинтересовалась царица. – Мне ужасно интересно, чем могло быть вызвано подобное безобразие.

– Ва-ва-ваше вели… – залепетала Анхелика и, закрыв от ужаса лицо руками, дала волю слезам.

– Может быть, вы мне что-нибудь расскажете? – обернулась Катарина к подружкам.

– Увы, государыня, – присела в книксене Кайса, – когда я проснулась, фрекен Рорбах уже напала на фрекен Пушкареву, и все, что я успела, это попытаться разнять их.

– Я вас услышала, – кивнула царица и пристально взглянула на Пушкареву: – Мария, вы ничего не хотите мне сказать?

– Нет! – испуганно отозвалась девушка.

– Вы уверены?

– Да, ваше величество.

– Хорошо, я завтра с вами говорю, а теперь немедленно отправляйтесь спать, и если я услышу не то что шум, а хотя бы писк, то вы об этом пожалеете!

Тати нагрянули в Щербатовку рано утром. Уже несколько недель молодожены тихо и спокойно жили вдали от всех в родовой вотчине жениха. Быт их постепенно наладился. Князь Дмитрий был ласков и даже немного робок со своей женой, да и Алена постепенно привыкала к своему новому положению. Поплакала, конечно, в подушку, не без этого, но такое уж у невест дело – плакать, провожая свое девичество.

Терем их был стар, но еще крепок, вот только тын вокруг него покосился. Через него-то и проникли во двор несколько злодеев с замотанными тряпьем лицами. Вооружены разбойники были дубьем да топорами, и лишь у одного из них были сабля и пара пистолей за поясом. Первой жертвой их нападения стал старый привратник дед Ероха, пошедший глянуть, на кого брешет собака, и тут же сраженный ударом дубины.

Почуяв запах крови, тати кинулись вперед и принялись крушить все на своем пути. Сразу же раздался шум ударов, яростная ругань, жалобные стоны раненых, заголосили бабы. Часть нападавших, впрочем, не стали связываться с дворней, а полезли сразу на господскую половину. К счастью, двери оказались закрыты, и, пока налетчики выбили их, князь Дмитрий и его ближние слуги успели взяться за оружие.

Едва тяжелая дверь слетела с петель, холоп Митрошка, прошедший с хозяином не одну сечу, подскочил к образовавшемуся проему и ловко ткнул острием сабли здоровенного мужика с топором. Тот, заревев в ответ, медведем попер вперед и, получив еще несколько ранений, грохнулся-таки на тесаный пол, обильно оросив его своей кровью. Однако с шедшим за ним главарем так просто сладить не получилось. Ловко увернувшись от клинка Митрофана, он с размаху полоснул его по горлу своей саблей и тут же вьюном отскочил в сторону и рубанул замешкавшегося старика, когда-то служившего дядькой юному княжичу.

– Бей! – весело заорал он, подбадривая своих спутников.

Приободрившись, те бросились вперед и наткнулись на самого Щербатова. Первого татя князь застрелил из пистолета, а вздумавшему махать своей дубиной второму без затей отсек руку и, пока тот катался по полу, крича от боли, схватился с главарем. Некоторое время они дрались почти на равных, обмениваясь яростными ударами, но скоро выяснилось, что у разбойника под крестьянским армяком надета кольчуга, помогавшая своему хозяину защищаться от порезов, а вот Дмитрию в одной рубашке пришлось тяжко. Сабля противника уже несколько раз чиркнула по сильному телу Щербатова, всякий раз оставляя кровавые следы. Чувствуя, что теряет силы, он бросился в отчаянную атаку и почти было достал своего врага, но тот в последний момент выхватил из-за пояса пистолет и разрядил его в Дмитрия.

Тяжелая свинцовая пуля разворотила князю грудь и отбросила на середину горницы, ставшей ареной схватки не на жизнь, а на смерть. Увидев, что его соперник умирает, Грицко стащил со своего лица маску и злобно прошипел, наклонившись к князю:

– Ну что, москаль, вот и посчитались!

– Будь ты проклят… – слабо прошептал тот и откинул голову.

Оставив свою жертву умирать, казак настороженно огляделся, а затем двинулся в сторону хозяйской спальни. Гибель сообщников нимало его не опечалила. Ему же больше добычи достанется, да и уходить проще. А подручные еще будут. Запорожцам не впервой сманивать с собой глупых селюков, разжигая в них честолюбие и алчность рассказами о славных битвах и богатой добыче. Выживут – станут казаками, а нет – так не обессудьте.

Сильным ударом распахнув дверь, ворвался он внутрь ложницы, держа перед собой клинок, и тут же встал как вкопанный. Рядом с кроватью, немного боком к нему стояла простоволосая Алена, не успевшая еще накинуть на себя даже шаль. Широко распахнутые глаза Грицко жадно заскользили по роскошному женскому телу, едва прикрытому тонкой тканью сорочки. Стройный стан, высокая грудь, молочно-белая шея, правильные черты лица, чувственные губы и густые волосы заставили запорожца на секунду замереть в восхищении, и лишь полный презрения взгляд молодой боярыни вернул его к реальности.

– Слыхал я, что князь Митька большую награду себе попросил за то, что меня одолел, – облизнув губы, прохрипел Грицко. – Но вот что такую…

– Жаль, что он тебя не убил, – спокойно ответила Алена, не выказав и капли страха.

– На все воля Божья, – осклабился казак. – И сегодня меня Господь вознаградил за страдания!

– Не богохульствуй! Такие, как ты, сатане служат.

– Может, и так, – не стал спорить запорожец. – Однако пусть и с помощью нечистого, но я сегодня славно помстился. А теперь еще и тобой потешусь, прекрасная панна!

Едва договорив, Грицко отбросил в сторону саблю и рванулся к княгине, но та неожиданно вскинула спрятанную до сих пор от него руку с пистолетом и решительно спустила курок. Колесцовый механизм исправно высек искру из кусочка пирита, и воспламенившийся порох с грохотом вытолкнул из ствола свинцовую пулю. Даже будь на казаке не простая кольчуга, а гусарские латы, с такого расстояния они не смогли спасти его. Смертельно раненный разбойник еще бессильно скреб по дощатому полу руками, когда Алена присела рядом с ним на корточки и почти ласково попросила:

– Не умирай. Тебе еще на колу сидеть!

Затем она оставила его и, аккуратно переступая босыми ногами, вышла из спальни. Взгляд Алены беспокойно скользнул по телам татей и холопов, пока не наткнулся на окровавленное тело супруга. Став перед ним на колени, она взяла его за руку и горестно вздохнула: