– Иными словами, там была чертова прорва этих сектантов, но вы уверены, что они ни при чем?
– Да. Потому что Сигизмунд Август в тот день напился, как последний сапожник, и вполне мог упасть без чужой помощи!
– Герцог Август не рассказывал мне об этом, – хмуро пробормотал я.
– Еще бы! Послушайте, Иоганн Альбрехт. Среди розенкрейцеров есть немало дельных людей, посвятивших себя идеалам просвещения и гуманизма, но также весьма много позеров, склонных к мистицизму и пустопорожней болтовне. Но вот убийц нет среди обеих этих категорий. И будьте уверены, я никогда бы не вышла замуж за Августа, будь он замешан в таком деле!
– То есть это все – совпадения?
– Да! Просто впоследствии кое-кто из этого ордена, чтобы придать себе значительности, стал распускать слухи, что смерть герцога Мекленбург-Стрелицкого не была случайной. Дескать, у ордена длинные руки!
– Допустим. И что же случилось потом?
– А потом вы выросли! И у вашего величества репутация настолько доброго и незлобивого человека, что…
Тут рассказ Клары Марии прервал кашель, с которым она долго не могла справиться. Растерянно оглянувшись, я схватил стоящий на столике кувшин и налил матери воды в чашу.
– Попейте, матушка!
– Спасибо… – с трудом прохрипела она. – Что-то мне нехорошо. Позовите врача…
– Эй, кто-нибудь!!! – зычно рыкнул я на весь замок. – Бегом сюда, проклятые бездельники или со всех шкуру спущу! И прихватите доктора, чтобы вас всех разорвало!
Вокруг поднялась суета, забегали какие-то женщины, очевидно, служанки. Потом появился важный господин, одетый во все черное, и попросил оставить его наедине с пациенткой.
– Ступайте, сын мой… – с трудом прошептала Клара Мария. – Мы позже договорим…
Кивнув, я вышел из покоев матери и направился к выходу. Обо всем услышанном следовало хорошенько подумать. Не скажу, что матушка сумела меня убедить, но, похоже, сама она верила в то, что сказала. Но были во всем этом какие-то нестыковки, а какие, я понять пока не мог.
– Государь, – встревоженно встретил меня Корнилий.
– Что еще? – рассеянно отозвался я.
– Тут эта, как ее, пани Мюнхгаузен!
– Что?!
– Только что въехала в ворота замка. Верхом. При ней двое вооруженных слуг.
– Нас выследили?
– Ручаюсь вам, нет!
– Но я до самого отъезда никому не говорил, что отправлюсь к матери… а, ладно – что гадать, пойдем поздороваемся.
Выглядела француженка, волей судьбы и бывшего мужа занесенная в Нижнюю Саксонию, прямо скажем, неважно. Платье, и без того пострадавшее во время охоты и ночевки, еще больше запылилось. Плечи безвольно опустились, и вся фигура выражала полную безысходность. Один из слуг спешился и помогал сделать то же самое даме, а второй тем временем оставался в седле и внимательно наблюдал за происходящим. И выглядело все это так, будто нашу веселую вдовушку доставили в замок под конвоем.
– Погоди-ка, – остановил я Михальского, – что-то не нравится мне эта сцена.
– Кажется, у нашей знакомой неприятности, – кивнул телохранитель в ответ. – Не прикажете ли разузнать, в чем дело?
– Действуй, – кивнул я и встал за колонной, чтобы меня не видели.
Получив дозволение, Корнилий скинул свою порядком потертую епанчу и, подбоченившись, подошел к Женевьеве и ее то ли слугам, то ли охранникам.
– День добрый, прекрасная пани, – начал он с таким ужасным польским акцентом, что его было не так просто понять. – Позвольте засвидетельствовать вашей милости свое глубочайшее почтение!
– Что он говорит? – удивился продолжавший сидеть конвоир.
– Черт разберет этих поляков или московитов с их варварским выговором, – буркнул второй и махнул рукой, дескать, проваливай!
– Я не с тобой разговариваю, быдло! – презрительно скривился в его сторону литвин, после чего изобразил изящный полон в сторону изумленной француженки.
Если немец и не знал значение слова «быдло», то явно догадался по выражению лица своего собеседника, и это ему совсем не понравилось.
– А ну-ка убирайся отсюда подобру-поздорову, проклятый ублюдок! – угрожающе прорычал он Михальскому, положив руку на висевший на поясе тесак.
– Чи пан дурный? – взревел Корнилий, и вскинул свой надзак[113], с которым не расставался.
Конфликт потихоньку накалялся. Осыпавший своих противников бранью Михальский все никак не брался за саблю, а слуги брауншвейгского герцога не решались начать первыми, поскольку тот выглядел как дворянин, пусть и чужеземец, и потому ограничивались ответной руганью.
– Какая неожиданная встреча, мадам… – шепнул я даме, подобравшись поближе к месту событий.
– Ваше величество! – изумилась она. – Но как вы здесь оказались?
– Странный вопрос. Этот замок принадлежит моей матери, а вот что вы тут делаете, да еще под охраной, мне решительно не понятно.
– Его светлость приказал мне отправляться сюда.
– Вы служите моему отчиму?
– Нет. Юлию Эрнсту.
– И он приказал вас арестовать?
– Нет, – с легкой заминкой ответила она.
– Сударыня, вы неважно выглядите. Давайте встретимся вечером и спокойно поговорим. Мне кажется, нам есть что обсудить.
– Как вам будет угодно, сир!
– Отлично, – кивнул я и постарался исчезнуть так же незаметно, как и появился.
Михальский, заметив мой маневр, тоже резко потерял интерес к общению и, развернувшись, с независимым видом пошел прочь, оставив брауншвейгцев в полном недоумении.
– Что этому чертову поляку было нужно? – растерянно спросил один.
– Хорошей взбучки, – буркнул второй и с ненавистью добавил: – Понаехали тут!
В замке Вольфенбюттель, как и во всяком ином жилище уважающего себя крупного феодала, было довольно много слуг, работников, а также изрядный гарнизон. Однако когда Август Младший и его брат отправились на съезд, большинство прислуги, а также лучшие из воинов отправились с ними. Именно поэтому внутренние покои, служившие пристанищем герцогской чете, изрядно опустели, и я со своими спутниками мог передвигаться, почти не привлекая к себе внимания.
Единственным исключением были дети здешних слуг, которым наш приезд показался чем-то вроде приключения. Особенно усердствовал один худенький вихрастый мальчишка, ходивший за нами по пятам с видом заговорщика. В один прекрасный момент моему телохранителю это наскучило, и он сделал вид, будто собирается поймать сорванца. Тот, разумеется, бросился бежать и тут же угодил в руки к улыбающемуся Равилю.
– Пустите! – крикнул извивающийся мальчишка, пытаясь вывернуться, но не тут-то было. Татарин держал крепко и не собирался выпускать свою добычу.
– Как тебя зовут, парень? – поинтересовался я у задержанного.
– Гюнтер, ваше величество, – с независимым видом отозвался тот.
– Ты сын кого-то из слуг?
– Мой отец – конюх, – подтвердил он.
– И ты наверняка знаешь тут все ходы-выходы?
– Конечно!
– Прекрасно. Тогда скажи мне вот что. Сегодня в замок привезли одну женщину. Видел ее?
– Такую светловолосую и красивую?
– В точку!
– Нет, ваше величество, не видел!
– Ты слышал, Корнилий? По-моему, этот маленький негодяй издевается над нами!
– Прикажете всыпать ему, государь?
– Ну зачем же. Просто скажем управляющему замком, как его?
– Кнорре.
– Вот-вот, скажем герру Кнорре, что этот сорванец пытался нас обокрасть. Как ты думаешь, что он сделает?
– Бьюсь об заклад, что спустит с него три шкуры!
– Я тоже так думаю, – кивнул я и снова обратился к пареньку: – Как тебе такая перспектива?
– Если бы я хоть немного испугался, – дерзко отвечал тот, – я бы сказал, что госпожу Мюнхгаузен поместили в восточном крыле!
– А ты, значит, не испугался?
– Мой отец не испугался, когда напали и похитили госпожу Рашке и вашу благородную дочь. Это он тогда привел им на помощь господина фон Гершова.
– Я что-то слышал про эту историю. Так, значит, ты сын того конюха…
– Моего отца зовут Клаус, ваше величество!
– И ты знаешь мою дочь?
– Конечно! Мы с ней д… я был слугой ее светлости.
– Понятно. Послушай, Гюнтер. Мне нужно поговорить с той женщиной. Только так, чтобы об этом никто не знал. Ты поможешь мне?
На лице мальчишки появилась понимающая ухмылка, которую он, впрочем, поспешил убрать.
– Туда не так сложно пройти. Я могу показать.
– Отлично! Тогда показывай.
На этот раз он не заставил себя просить дважды и повел меня и Михальского какими-то закоулками и пыльными коридорами, после чего мы оказались в небольшом зале со сводчатыми потолками, в который выходили две оббитые железными полосами двери.
– Обычно она останавливается здесь, – шепотом пояснил нам «проводник», показывая на крайнюю.
– Как ты сказал – обычно?..
– Конечно. Она часто приезжает в свите его светлости Юлия Эрнста.
– Все страньше и страньше, – пробормотал я и, оставив мальчишку с телохранителем, двинулся вперед и постучал в дверь.
– Войдите, – отозвались оттуда, после чего громыхнул засов.
За те несколько часов, что мы не виделись, фрау Мюнхгаузен разительно переменилась и встретила меня во всеоружии женской красоты и французского шарма. Открывшая мне служанка незаметно испарилась, оставив меня наедине с хозяйкой, томно возлежащей на софе, оббитой темным бархатом. Одета Женевьева в легкое светлое платье, из-под которого выглядывает белое полотно и кружева рубашки. Декольте хоть и не чрезмерное, но достаточно наглядно демонстрирует наличие пышной груди. Но особенно хороши волосы. Густые и блестящие, цвета спелой пшеницы, немного вьющиеся и очень просто при всем этом уложенные, они придавали чертовке вид одновременно невинный и обольстительный. Похоже, она ухитрилась за это время вымыть их и просушить, но вот как это возможно без шампуня и фена, я не представляю.
– Прошу простить, ваше величество, что встречаю вас в таком виде, – промурлыкала она, – но я так устала в дороге…