Государево дело — страница 68 из 71

– Не стану спорить, – ухмыльнулся мой собеседник, а я внезапно понял, что сморозил глупость. Ведь Никлотинги, к роду которых я имею честь принадлежать, несмотря на славянское происхождение, все-таки немцы, а храпящий на скамье князь – датчанин!

– Может быть, вернемся в танцевальный зал?

– Нет, – помотал я головой. – Там сейчас ужасный чад от светильников. Пожалуй, я лучше выйду на воздух.

– Вас проводить?

– Не стоит. Мы и так привлекли достаточно внимания. Возвращайтесь в зал и потанцуйте с какой-нибудь юной красоткой. Сделайте девушку счастливой.

– Пожалуй, я последую вашему совету, – засмеялся голштинец и, дружески кивнув мне на прощанье, ушел.

Я же прошел по узкому коридору к лестнице, поднявшись по которой оказался на большой открытой галерее. Вокруг не было ни души, и лишь доносившаяся снизу музыка указывала на то, что совсем рядом проходит многолюдный бал. Какое-то время я стоял неподвижно, подставив легкому ветерку разгоряченное лицо, и жадно вдыхал свежий ночной воздух.

Все-таки хорошо, что резиденция отчима находится именно здесь. В отличие от тесного и грязного Брауншвейга, в Вольфенбюттеле почти нет мастерских. Небольшой пригород, где они есть, находится с подветренной стороны, и смрад от них сейчас не досаждает. Разумеется, нечистоты, как и в прочих замках, сливаются прямо в ров, но вода в нем, слава богу, проточная от небольшой реки Окер, уносящей продукты человеческой жизнедеятельности подальше от носов и глаз изысканной публики. В общем, практически сельская идиллия… которую спешат нарушить чьи-то легкие шаги.

– Ваше величество, вы здесь? – слышу я голос фрау Мюнхгаузен.

– Как вы меня нашли?

– Сердце подсказало мне, – попыталась придать голосу томность Женевьева.

– Очень мило, что вы к нему прислушались и оставили бал, украшением которого являетесь!

– На самом деле мне нужно вам кое-что сообщить, – перешла на обычный тон моя собеседница.

– И что же?

– К вашему отчиму прибыл гонец от императора.

– Когда?

– Только что.

– Откуда вам это известно?

– Я подслушала, как герцог Август рассказывал об этом своему брату.

– Мне показалось, вы были заняты вашими поклонниками.

– Какая прелесть! – сложила она губки бантиком. – Вы ревнуете?

– Мадам!

Возглас подействовал, и фрау Мюнхгаузен, отставив на время попытки привлечь мое мужское внимание, принялась за рассказ:

– Герцог Юлий Эрнст отозвал меня в сторону, чтобы поинтересоваться, куда это вы подевались, и выразить свое неудовольствие. В этот момент и подошел ваш благородный отчим.

– И что же было в послании?

– Этого я не могу сказать. Они общались шепотом, и я почти ничего не слышала.

– Почти ничего?

– Ну да. Было ясно только, что император Фердинанд воспринял ваш приезд без восторга и опасается, что под лозунгами миролюбия вы пытаетесь сколотить союз протестантских князей против него.

– Это то, что вы «расслышали»?

– Не все, разумеется, – проигнорировала Женевьева мой скепсис. – Но, право же, нетрудно догадаться.

– О чем вы еще «догадались»?

– О том, что Август и Юлий Эрнст никогда вас не поддержат. Они заинтересованы в покровительстве Фердинанда.

– Вот как! И отчего же?

– Да потому что один из сыновей покойного Генриха Юлия еще жив и может претендовать на герцогский престол.

– Вы про принца Кристиана? Я слышал, что он сгинул где-то в Голландии.

– Вовсе нет. Он жив, здоров и пользуется все большей популярностью среди тамошних военных. К тому же он фанатичный лютеранин, в отличие от своих весьма умеренных в религиозных вопросах родственников.

– Странно. Матушка не говорила мне об этом обстоятельстве.

– Возможно, герцогиня Клара Мария не сочла это важным. К тому же она ведь тоже заинтересована, чтобы именно ее муж был полноправным герцогом.

Последний довод меня не то чтобы убедил, но какая-то доля истины в этом явно была. Все-таки майне либе муттер[120], дай ей бог здоровья, женщина весьма предприимчивая. И пока состояние здоровья позволяло ей это, активно занималась политикой… Кажется, последнее предложение я сказал вслух, и быстро соображавшая Женевьева тут же поинтересовалась:

– А как здоровье герцогини? В последнее время она выглядит неважно.

– Благодарю, ей уже лучше.

– Значит, мне показалось, – продолжила тараторить француженка, не обращая внимания на мою сухость. – Просто с тех пор, как у вашего отчима служит новый придворный врач, ваша благородная матушка стала чаще болеть.

– Простите, что вы сказали?..

– Я? Ничего! Просто поинтересовалась здоровьем ее светлости, ведь если с ней что-то случится, то это станет большим горем для всех подданных…

– Чуть помедленнее, мадам. Вы что-то знаете об этом эскулапе?

– Ничего конкретного, – посерьезнела фрау Мюнхгаузен. – Просто ходят разные слухи…

– Какие слухи? Мне что, из вас информацию клещами тянуть!

– Ну, однажды его пациентом был старый, но еще крепкий барон, который внезапно умер, осчастливив тем самым своих наследников. Конечно, все мы смертны, но благосостояние мэтра Штайнмаера значительно улучшилось после того случая. Кроме того, к нему иной раз обращаются девицы, если их поражает один внезапный недуг с пищеварением…

– С чем? – удивленно переспросил я.

– Ну, бывает такое, – приняла постный вид Женевьева. – Ест девушка как обычно, а живот растет…

– Понятно. Да, я слышал о подобном недомогании, но думал, что при нем обращаются за помощью к деревенским бабушкам, склонным собирать травы и готовить из них разного рода снадобья.

– Так и было, пока всех таких старушек в наших краях не отправили на костер.

– Вы полагаете, и тут есть связь?

– Видите ли, ваше величество… «охота на ведьм» так устроена, что судей интересуют лишь те слуги нечистого, у которых есть имущество, на которое можно наложить арест. Если же такового нет, то можно заниматься колдовством, ничего не опасаясь. Но раз несчастных сожгли, то…

– Судей вознаградил кто-то другой, – закончил я.

Дама в ответ красноречиво промолчала, дескать, вы сами догадались, а я тут вовсе ни при чем.

– Скажите, Женевьева, – пристально взглянул я на свою собеседницу. – Зачем вы мне все это рассказываете? Вам ведь было достаточно просто заявить, что доктор, как там его… в общем, не заслуживает доверия.

– Я и раньше много о вас слышала, сир, – тихо отвечала она. – Но теперь, познакомившись поближе, узнала совсем с другой стороны. Вы – государь справедливый и милосердный…

– Вот уж вряд ли. Особенно последнее!

– Нет, я не это имела в виду. Разумеется, на поле боя вам лучше не попадаться, да и виновных в преступлениях вы караете без всякой жалости, но я никогда не поверю, что вы сможете осудить человека на костер только для того, чтобы завладеть его имуществом.

– Боже мой, какой слог! Ладно, я вас понял. Но давайте вернемся в общий зал, пока нас не стали искать.

– Как вам будет угодно, – присела в реверансе фрау Мюнхгаузен, но не тронулась с места.

– Что-то еще?

– Ваше величество, – помялась она. – Для поддержания нашей легенды, просто необходимо, чтобы эту ночь я провела в вашей спальне. Иначе Юлий Эрнст не поверит в нашу связь.

– Так вот она какая, – улыбнулся я.

– Кто?!

– Старость, мадам. Раньше женщины желали попасть в мою постель для альковных удовольствий, а теперь – только чтобы поддержать легенду.

В какой-то момент мне показалось, что веер Женевьевы, который она нервно теребила все это время, вот-вот опустится мне на голову, но фрау Мюнхгаузен все же справилась с волнением и, одарив меня самой очаровательной улыбкой, проворковала:

– Не беспокойтесь, сир. Я никому не скажу, что слухи о вашей любвеобильности и неразборчивости в связях – всего лишь слухи!


Было далеко за полночь, когда бал подошел к концу. Уставшие музыканты играли уже без прежнего воодушевления. Напитки и угощения больше не подавались. Многие почтенные отцы семейств перепились, дорвавшись до бесплатной выпивки, и теперь мирно почивали по разным углам. Их дамы, утомившиеся от танцев и перемывания косточек знакомым, также отправились в отведенные для них покои. Юные девушки, возможно, еще повеселились бы в компании своих кавалеров, но их желаний никто не спрашивал.

Все прошло на редкость спокойно, и даже ссор почти не было. Некоторые молодые дворяне, правда, пробовали задирать русских приближенных Иоганна Альбрехта, но те хранили поистине каменное спокойствие. Разве что лица нескольких особо усердствовавших забияк на следующий день украшали совершенно дивные синяки, но, говорят, это они просто неловко поскользнулись на натертых воском полах. Воск, кстати, был из России.

Герцогиня Клара Мария проснулась рано. Ей вообще плохо спалось в последнее время. Пока служанки с заспанными глазами помогали своей госпоже, попутно вываливая на нее свежие сплетни, она слушала их с неподвижным лицом, думая о своем.

– Ваша светлость, – отвлек ее от размышлений чей-то голос.

– Что?

– Доктор прислал вам микстуру. Извольте принять.

– Хорошо. Поставьте ее на столик, я позже выпью.

– Мэтр настаивал, чтобы вы выпили ее сразу.

– Я сказала – позже!

– Как вам будет угодно.

Почувствовав неудовольствие хозяйки, служанки притихли и продолжили суетиться с утроенной энергией. Наконец утренний туалет закончился, и герцогиня была готова начать свой день.

– Его светлость еще спит? – поинтересовалась она.

– Да, сударыня.

– Что же. Прекрасно. Прикажите подать завтрак, я сейчас спущусь.

– Сию секунду. Только не забудьте о микстуре…

– Вы еще здесь?!


– Кто здесь говорил о завтраке? – жизнерадостно воскликнул я, входя в будуар.

– С вашего позволения, – присели в книксене служанки и поспешили ретироваться, не забыв стрельнуть в мою сторону глазами.

– Вы рано встали, сын мой, – констатировала факт матушка.