.
– Что там рынды мои, живы ещё?
– Что им сделается, жеребцам стоялым? Зеленые, правда, по большей части, но всё живы покуда.
– Ничто, пусть обвыкаются!
Увы, морская болезнь уложила моих спутников вернее картечи, загнав болезных в трюм, который они уже насквозь заблевали. Впрочем, некоторые вроде Петьки Пожарского стараются держаться, но большинство только стонут и держатся за головы.
– А чего это тебя, Клим Патрикеевич, государь боцманом кличет? – тишком поинтересовался у дьяка Кожин.
– Прежнее вспомнил, – усмехнулся глава Посольского приказа. – Ходили мы с ним по здешним водам.
– Эва как! Он, стало быть, морское дело ведает?
– Да где там, – повел плечом уроженец Колывани[97]. – Вот из пушек палить, тут наш царь – мастер! А под парусами без шкипера доброго не сладит.
– Где же их взять, пушки-то? – вздохнул Василий. – Да и куды ставить…
– Заведи ладью по более, вот и будет место.
– На что мне?
– Неужто не хочешь большими делами ворочать?
– Да где там! Свеи с немцами всё более норовят в Невском городке закупаться, а наши коли ходят в Стекольну, много не везут. Так что, мне мой карбас в самый раз!
– А что же в Росток не ходишь? – вмешался я, расслышав последние слова Кожина.
– Далековато, государь, – уклончиво ответил тот и поспешил отвернуться.
– Боишься не дойти? – продолжал расспрашивать я, дав понять новгородцу, что не отстану.
– На море всякое бывает, – философски заметил шкипер.
– Но ведь ходишь?
– Хожу, – не стал спорить тот.
– Тяжелый ты человек, Васька, – не то укоряя, не то хваля, заметил Рюмин.
– Уж какой есть. Вы так и не сказали, куда курс держать?
– Как повелишь, государь? – обернулся ко мне Клим.
– На Росток! – коротко велел я.
– А в Стокгольм, как же?
– Успеется. Наше дело на княжеском съезде побывать.
– Оно так, только лучше бы сначала узнать, что Густав-Адольф обо всем этом думает? – вздохнул Клим.
– Нет, сейчас в Швецию не надо, а то застрянем надолго.
– Это почему же?
– Так ведь король жениться собрался.
– И что с того?
– Ничего хорошего. Добро если прямо на венчание попадем, а если до него ещё пара недель? Неудобно уехать будет. Опять же, каждого одари, с каждым выпей. Ни соболей, ни печени ненапасешься…
– Может и так, – поразмыслив, согласился дьяк.
О предстоящей свадьбе Густава Адольфа мы узнали в Невском городке от подгулявших моряков шведских кораблей. Они несколько раз поднимали тосты за здоровье и красоту Марии Элеоноры Бранденбургской, а когда пьянствующие рядом ганзейцы замешкались, тут же устроили потасовку с ними.
– Ладно, принимай управление, – крикнул я шкиперу. – Побаловался и будет!
– И то верно, – буркнул Кожин, берясь за румпель.
Не слушая его, я отправился к себе в каюту. Собственно говоря, она была единственной на судне, и в обычное время там обитал сам шкипер, а вот теперь ютились мы с Рюминым. Остальные наши спутники расположились в трюме вместе с немногочисленной командой карбаса.
– Не изволишь ли вина, государь? – постучался к нам зеленый от морской болезни Пожарский.
– Изволю, – кивнул я. – И Клим Патрикеевич, я чаю, не откажется. Не так ли?
– Не откажусь, – хмыкнул дьяк. – Зябко что-то.
Пётр неожиданно ловко разлил по серебряным чаркам подогретую романею и с поклоном протянул нам.
– Эх, хорошо! – поежился я, чувствуя, как по телу разливается блаженное тепло.
– На здоровье, Ваше Величество, – поклонился рында.
– Сам-то, как? – участливо посмотрел я на парня.
– Обвыкаюсь, государь.
– Ну и молодец! Нравится море?
– Ничего так, – скупо улыбнулся он. – Но на суше – лучше!
– Остальные-то что?
– По-всякому.
– Ну, ступай. Только кликни ко мне Михальского с Паниным.
Корнилий с Фёдором появились так быстро, что я, грешным делом, подумал, не стояли ли они за дверью. Что интересно, ни на одном из них не было ни малейшего следа морской болезни. И тот и другой были свежи и невозмутимы, будто мы находились не на утлом суденышке посреди Финского залива, а где-нибудь в Кремле.
– Как ваши ратники? – спросил я у своего телохранителя.
– Всё хорошо, – отозвался тот. – Мои ко всякому привычные.
– Это славно. А то мало ли кто встретится, а половина свиты в лёжку!
– Рынды тоже не подведут, – вступился за молодых людей стольник. – Поплохело только с непривычки.
– А ты вроде молодцом держишься.
– Я, государь, последний год с коня, почитай что и не сходил. Так натрясся в седле, что никакой шторм нипочем.
– Небось, жалеешь, что с казаками за зипунами не увязался?
– Нет. Свою службу я справил как надо, а морское дело изменчивое. А ну как разобьется струг и в Туретчину угодишь? Того и гляди прознают, что не казак, а Вашего Величества воинский человек. Никак нельзя такой оплошки допускать!
– Верно говоришь, стольник. Оплошки допускать нельзя… Кстати, а как там духовник мой?
– Паству окормляет, – скупо усмехнулся Михальский. – Почитай все боляшие причаститься успели, в чаянии скончания живота.
– А как ты думаешь, он сам за мной увязался или надоумил кто?
– Если вы, государь, на Филарета грешите, то зря. Они с Мелентием друг друга на дух не переносят. Не будь иеромонах вашим духовником, давно бы в Соловках обретался.
– Или Патриарх опочил, – сделал постное лицо Рюмин.
– Тоже может быть, – не стал спорить литвин.
– Ладно, что Господь не делает, всё к лучшему. Какая компания собралась, такой и играть будем. Запомните, что я вам скажу. Люди вы, кроме Клима в Германии новые и многое вам будет в диковинку. Ну и немцам, понятное дело, тоже. А потому, особенно по первости, всякой собаке будет любопытно, кто вы таковы и чем дышите? Так вот, надо показать, будто мы все из самой лучшей страны и у нас на Руси, разве что молочные реки в кисельных берегах не текут. Чтобы в умах обывателей Москва и «кущи райские» где-то рядом были.
– Ради такого дела, надо было немцев из Вельяминовского полка взять, – заметил Михальский.
– Нет, – скривился я. – Среди них большинство за жалованье служит, а как чуть накопят, так сразу на сторону смотрят. Сразу им и Москва грязная, и русские все «швайне», даром, что сами пока на службу ко мне не поступили – последний хрен без соли доедали!
– Есть такое, – скупо улыбнулись ближники, навидавшиеся подобного отношения.
– Только говорить твои рынды по-немецки не могут, – заметил Рюмин. – Я вообще в ум не возьму, чтобы ты делал, кабы меня в Новгороде не нагнал.
– Не больно-то ты торопился, – усмехнулся я в ответ. – Но, и тут не беда. Взял бы кого из студентов, что в Ростоке науки изучают. Катарина сказывала, есть среди тех юношей толковые ребята. К тому же, тут не говорить, тут показывать надо, а за этим дело не станет. Ребятки как на подбор.
Каких только кораблей не встретишь в Ростокском порту, – с досадой подумал Рихард Генин, с опаской ступая по качающимся сходням. Низкорослому толстяку, страдающему одышкой, совсем не хотелось поскользнуться, и потому он осторожничал. Будучи таможенным асессором, он большую часть службы провел на складах и рынках, реализуя конфискованное у нечистых на руку негоциантов добро, и редко посещал корабли для досмотра. Но сегодня, как на грех, портовый чиновник заболел и его пришлось подменить.
Надо сказать, что судно «осчастливленное» посещением господина Генина выглядело не слишком привычно для здешних мест, и он был готов поклясться, что никогда прежде не видел подобного, но, как ни странно, над ним реял сине-желто-красный флаг Мекленбурга.
– И за что мне это! – горестно он, оказавшись на палубе.
– Что вы сказали, господин асессор? – переспросил следовавший за ним по пятам капрал портовой стражи Таубе.
– Я говорю, что нам с вами не слишком-то повезло, – буркнул таможенник.
– Как знать, – не согласился с ним стражник. – У русских случаются очень недурные товары.
– У русских?
– Конечно. Это же «ладья». Как-то на таком сюда прибыл посланник нашего доброго герцога.
– Уж не думаете ли вы, что это убожество может быть посольским кораблём?
– Нет, тогда бы на нём был поднят флаг с двуглавым орлом. Господин Рюмме всегда путешествует под таким.
– Ты что знаешь русского посла?
– Встречались, – неопределенно хмыкнул капрал.
– Позовите шкипера! – обратился к встречавшим их морякам Генин.
– Ась? – непонятно переспросил один из них.
– Господи, они ещё и язык наш не знают?! – изумился таможенник.
– Ну, они же русские, – пожал плечами стражник.
– Но зачем тогда эти варвары поднимают наш флаг?! – разозлился чиновник. – Как теперь, черт побери, прикажешь с ними разговаривать?
– Зачем вам с ними разговаривать? Осмотрите груз и объявите величину пошлины. Ручаюсь, если речь пойдет про талеры они всё поймут. Если же будет нужда, всегда можно обратиться к капитану фон Гершову или его людям. Среди них многие побывали в Московии и, верно, смогут объясниться.
– А что этот чёртов померанец, уже вернулся?
– Ещё вчера.
– И наверняка, опять привез целую свору чешских дармоедов, – пробурчал Генин. – Можно подумать, в Мекленбурге мало своих бездельников!
– Вот видишь, – ткнул я в бок Рюмина, – сколько всего интересного за пять минут узнали. А ты «невместно-невместно»!
– Эй, как вас там, – снова начал немец. – Покажите мне ваш дерьмовый трюм. И быстрее, черт вас дери!
– Сам ты «шнеллер, шайзе», – огрызнулся матрос.
– Не трудись, господин таможенник, – вмешался я в их перепалку на чистом немецком языке. – На этом корабле практически нет грузов. Только пассажиры.
– О, хвала Создателю, хоть кто-то здесь говорит на человеческом языке! – обрадовался толстяк. – Меня зовут Рихард Генин, я здешний таможенный асессор. Мне нужно осмотреть это судно и оценить груз для определения размеров пошлины. Но раз вы говорите, что груза нет… а сколько пассажиров?