градарства) в ведение Наркомпищепрома, а затем в июле того же года было принято постановление ЦК и СНК СССР об энергичном развитии винодельческой промышленности в стране, в частности о выпуске шампанских вин на ближайшее пятилетие (1937–1941 гг.) в размере 12 млн. бутылок, т. е. об увеличении выпуска шампанского в 60 раз!
Наркому А. И. Микояну пришлось в ударные сроки поднимать новую отрасль, в том числе — изучать и опыт виноделия в лучших хозяйствах царского времени, и современные технологии изготовления знакового для Сталина шампанского (проведение брожения не в бутылках, а в резервуарах большой емкости — акротофорах). Первый завод, работавший по этому способу, был организован в Ростове, разместившись в недостроенных цехах маргаринового завода.
Всего же в 1940 году государственная винодельческая промышленность СССР выпускала 115 наименований марочных вин, переработала 300 тысяч тонн винограда и выработала 135 млн. л виноградных вин и 8 млн. бутылок шампанского, без учета вина, изготовленного колхозами и колхозниками, которое оставалось во внутриколхозном обороте; таким образом, фактическая выработка вина была значительно выше приведенных цифр{548}.
Утверждавшийся официальной пропагандой тезис о превосходстве социализма снимал и вопрос о действительных причинах пьянства и других антисоциальных явлений. На много десятилетий вперед они были объявлены пережитками проклятого прошлого: «Корни алкоголизма — в старом быту. В дореволюционной России труд был тяжелым ярмом, вынужденной повинностью, фактором угнетения и потому способствовал алкогольным зарядкам. Труд в социалистическом Союзе, труд коллективный, принимает здоровые, радостные формы, становится делом доблести и чести, геройства и славы, исключающим потребность в алкогольном забытье или возбуждении»{549}. Один из призывов ЦК ВЛКСМ к Международному юношескому дню в 1936 г. утверждал: «Пьянки — главный метод вражеской работы среди молодежи».
В этой атмосфере становилось невозможным и сколько-нибудь научное исследование вопроса: при опросах граждане не давали столь откровенных ответов относительно выпивки, как в 20-е гг. Искажала действительность и статистика, сообщая заведомо заниженные цифры всяких «антисоциальных проявлений»{550}.
Пересмотрен был курс на трезвость и в армии. Зимой 1939–1940 гг. воевавшим против Финляндии бойцам и командирам Красной Армии приходилось несладко. Морозы часто «зашкаливали» за 40 градусов. Противник при отходе стремился разрушать любые строения, поэтому красноармейцам нередко приходилось ночевать в шалашах, наспех сооруженных из хвойных веток. Многие дивизии прибывали на фронт в шинелях и брезентовых сапогах. В госпитали Ленинграда и Вологды тысячами потекли обмороженные, а теплая одежда начала поступать на фронт с большим опозданием.
В поисках эффективных средств для борьбы с холодом и поднятия, боевого духа советское командование вновь обратилось к водке. Экономическое совещание при Совете Народных Комиссаров СССР в декабре 1939 г. постановило: «В связи с низкой температурой в Карелии и Заполярье в целях профилактики обморожений в частях и соединениях действующей Красной Армии установить дополнительный паек для бойцов и командиров, участвующих в боях, в размере 100 граммов водки в день и 100 граммов сала через день». Согласно тому же постановлению, армейской элите — летчикам — полагались те же 100 граммов, но не водки, а коньяка. К февралю 1940 г. количество солдат и офицеров, воевавших против Финляндии, перевалило за миллион человек, и в обеспечении такого огромного количества людей продовольствием и спиртным возникли трудности.
Согласно отчету отдела тыла Северо-Западного фронта о работе за период боевых действий, «с 1 января был введен новый вид снабжения-войск — водка и шпиг. В снабжении войск этим видом довольствия были трудности с оборачиваемостью посуды. Недостаток посуды держал вопрос снабжения водкой в напряженном положении, для ликвидации которого были приняты соответствующие меры. Через обком и горком ВКП(б) (Ленинградский — Авт.) был обеспечен сбор посуды через торговую сеть. Были организованы бригады для сбора и транспортировки посуды с фронта, что дало 250 вагонов посуды. В результате проведенных мероприятий с задачей обеспечения войск водкой продовольственный отдел справился и обеспечивал войска бесперебойно»{551}.
В деревне государственная водка, кажется, все же победила крестьянский самогон. При колхозной системе и больших планах государственных поставок зерна в 30-е гг. изготавливать спиртное в домашних условиях стало значительно труднее. Некоторые историки полагают, что, по всей видимости, самогоноварение сошло на нет, судя по редким упоминаниям о нем как в архивных, так и в опубликованных источниках (но кто бы позволил об этом сообщать, особенно в печати?). Кроме того, в деревне стало меньше мест, где можно было выпить вне собственной избы, так как большинство кабаков, являвшихся частными предприятиями, были закрыты{552}.
Поворот к установлению в стране тоталитарного режима вызывал в начале 30-х гг. оппозицию в самой партии. Программа «Союза марксистов-ленинцев» М. И. Рютина в числе прочих грехов сталинской диктатуры специально выделила интересующий нас момент и призвала товарищей по партии выступить «за уничтожение позорного сталинского пьяного бюджета и спаивания рабочих и трудящихся масс». Особую опасность диктатура оппоненты Сталина видели в деморализации самой партии, члены которой «превращаются просто в мещан и обывателей, другие погружаются в непробудное пьянство, третьи начинают развратничать и т. д.»{553} Но этот и подобные ему протесты уже не могли повернуть события вспять. Мужественные люди были осуждены как опасные оппозиционеры, а официальная пропаганда не менее уверенно утверждала новый курс питейной политики в духе вышеприведенных цитат.
Глава 7ВОДКА НА ПУТИК КОММУНИЗМУ (1945–1984 гг.)
В свободной продаже. — В годы «оттепели». — Час Волка
Безвременье вливало водку в нас.
В свободной продаже. Суровые годы войны неизбежно должны были повлиять на уровень алкогольного потребления в стране. Правда, необходимо учесть, что сокращение спиртного в продаже (по известным данным, на 30–40 %{554}) в некоторой степени компенсировалось за счет никем не учтенного самогона и регулярных выдач в действующей армии. Во время Великой отечественной войны в обстановке резкого сокращения предлагаемых товаров и услуг спирт (или специальные «ордера» на получение водки и иных товаров), как и за двадцать лет до этого, становился всеобщим эквивалентом, а в полевых условиях порой являлся единственным средством анестезии и дезинфекции.
Правда, с 1942 г. выдача «наркомовских» полагалась лишь бойцам на передовой. Остальным 100 грамм полагались только по праздникам: 7 ноября, 5 декабря (день Конституции), Новый год, 23 февраля, 1 мая, 19 июля (день физкультурника), 16 августа (международный день юношества), и в день полкового праздника. (См.: Комсомольская правда. 2003. 28 января.)
В 1944 г. ленинградский технолог В. Г. Свирида разработал по заказу для высшего командного состава Советской Армии знаменитую «Столичную». Новая водка так понравилась руководству страны, что была засекречена и в свободную продажу поступила только при Хрущеве зато стала на несколько десятилетий символом праздника во многих советских семьях{555}. В феврале 1945 года прибывшие на Ялтинскую мирную конференцию члены «большой тройки» — Сталин, Рузвельт и Черчилль — первыми попробовали один из самых прославленных коньяков Тбилисского коньячного завода, завоевавший 21 медаль на различных международных выставках. Когда знаток коньяков Черчилль спутал его с французским, Сталин был очень доволен этой маленькой дипломатической победой и распорядился наградить автора напитка; так главный технолог Тбилисского коньячного завода Вахтанг Цицишвили стал лауреатом Сталинской премии.
Что же касается обычных потребителей, то они могли приобрести водку по коммерческим ценам. В 1944 г. она продавалась по цене 160 руб. за поллитровую бутылку); далее цены быстро понижались: в 1946 г. — уже 80 руб., затем — 60 руб.; по этой цене водка продавалась после отмены карточек.
В повседневной жизни послевоенных лет ожидания перемен к лучшему в общественной жизни довольно быстро столкнулись с новым витком репрессий, «холодной войной», очередными идеологическими кампаниями и медленно преодолеваемыми трудностями восстановления. В этих условиях послевоенного быта маленькие кафе-«забегаловки», пивные, закусочные с неизменной продажей спиртного (старшее поколение еще помнит набор «100 грамм» с прицепом — кружкой пива) становились естественными местами встреч вчерашних, фронтовиков, их не воевавших сверстников и подраставшего поколения. «Шалманная демократия» этих заведений (их частым прозвищем стало «Голубой Дунай») на какое-то время возвращала людям чувство товарищества и равенства, противостоявшее официальному «идейному единству» и казенному патриотизму{556}.
После отмены карточек в 1947 г. в городах открылись наполненные товарами магазины. При зарплате в 500 — 1000 руб. килограмм ржаного хлеба стоил 3 руб., пшеничного — 4 руб. 40 коп.; килограмм гречки — 12 руб., сахара — 15 руб., сливочного масла — 64 руб., подсолнечного масла — 30 руб., мороженого судака — 12 руб.; кофе — 75 руб.; литр молока — 3–4 руб.; десяток яиц — 12–16 руб. (в зависимости от категории, которых было 3). Поллитровую бутылку Московской водки покупали за 60 руб., а жигулевское пиво за 7 руб. Из водок, помимо «Московской», были «Брусничная», «Клюквенная», «Звер