Беспомощной оказалась антиалкогольная пропаганда, не поднимавшаяся выше описания клинических последствий алкоголизма: «Инженер Ф, после двухнедельного беспробудного пьянства, будучи у себя дома, стал требовать от домашних, принимая их за рабочих завода, выполнения его приказаний. При попытке его успокоить он встал на четвереньки и, бегая по комнате, с криком, бранью, визгом судорожно ловил какие-то только ему одному видимые мелкие существа». Популярными были также рекомендации народной мудрости в духе следующих сентенций: «Пей, пей — увидишь чертей», «Вино любишь — сам себя губишь», «За чаркою заседать — трудодней не видать», «Бригадиру грош цена, коль любитель он вина», «Много вина пить — беде быть» и т. д…{585}
Одновременно доверчивых граждан пугали кошмарными картинами дичавшего и загнивавшего капитализма: «В столице США г. Вашингтоне в любое время дня и ночи можно встретить множество пьяных (например, в районе Диксон-Корт). В Филадельфии пьянство молодежи начинается с раннего утра — со времени открытия винных магазинов — и продолжается в течение всего дня. Уже к полудню толпы пьяных студентов и школьников заполняют улицы города, творят всевозможные бесчинства»{586}.
Мы не располагаем какими-либо сведениями о том, насколько серьезно эта проблема вообще рассматривалась партийно-государственным руководством в 50 — 60-е гг. (расчеты такого рода стали известны, вероятно, только в 80-е гг.). Но появившиеся в последнее время работы по материалам партийных архивов показывают, что на рубеже 50 —60-х гг. пьянство и моральное разложение были вполне характерны для партийной среды: 40 % исключенных из КПСС по Ленинграду понесли наказание именно по этой причине{587}.
К тому же в те времена пьянство вообще не рассматривалось как социальное явление, «присущее современному обществу, а лишь как пережиток проклятого прошлого, тяжелое наследие, доставшееся нам от царской России, и этот пережиток можно и нужно преодолеть». Первые массовые социологические опросы молодежи (анкета «Что вы думаете о своем поколении?», опубликованная в «Комсомольской правде» 6 января 1961 г. и собравшая свыше 19 тысяч отзывов) показали, на радость тогдашнему идеологическому истеблишменту, безусловное одобрение его курса.
На вопрос: «Какие отрицательные черты молодых людей наиболее распространены?» молодые современники дружно отвечали: «Преклонение перед заграничной модой, пустой музыкой и танцами»; «У нас еще бывают случаи хулиганства, пьянства, преступлений. А почему? Потому что люди равнодушно смотрят на это»; «Это те, кто не желает трудиться, кто живет трудом всего нашего народа, кто позорит священное звание «советский гражданин»; «Модные техасские штаны и крикливый галстук, низкопробные остроты, подражание заграничной моде, стиляги, хулиганы, пьяницы»{588}.
Спустя много лет авторы этого опроса, ставшие маститыми социологами, были вынуждены даже с некоторым удивлением признать наличие у масс живого, неподдельного, в том числе и чисто материального, интереса к строительству нового общества; причем интереса, до поры до времени этим строительством с лихвой удовлетворяемого, что и было основой возникновения «новой породы» или «разновидности людей». Сохранявшие анатомию и физиологию homo sapiens, новые «особи» существенным образом отличались от своих прародителей как раз своим менталитетом — общим образом своих мыслей и чувств, а также специфически «советскими» механизмами восприятия мира и специфически советской же логикой оценки вещей.
Вот в этой-то специфически советской картине мира сила мифа и поддерживающей его пропаганды в формировании общественного сознания была тогда, вне всякого сомнения, поистине огромной. Из этого, в числе прочего, следовало, что критика «стиляжничества» или преклонения молодежи перед Западом, как и осуждение «врага № 1» — пьянства, воспринималось тогда как некая привычная формула с нечетким содержанием и границами, за которой вовсе не стояли принципиальные и самостоятельно выработанные убеждения. Да и само увлечение спиртными напитками было оценено в качестве главного минуса молодежи лишь самыми юными участниками опроса — школьниками; среди молодых людей старше 18 лет только четверть видела в выпивке действительное зло{589}.
В итоге отставка «любимого Никиты Сергеевича» в числе прочих отзывов сопровождалась и таким:
«Товарищ, верь: придет она
На водку старая цена.
И на закуску будет скидка,
Ушел на пенсию Никитка»!
Час Волка. Большим любителем застолий был и сменивший Хрущева Л. И. Брежнев, который мог объявить на официальном приеме: «Обожаю компанию! Но дела, дела, никуда не денешься. А вы, товарищи, пейте, пейте! И смотрите за соседом, чтобы выпивал рюмку до дна»{590}. Порой пристрастия Генерального секретаря приводили к неожиданным осложнениям. Так, во время первого его визита в ФРГ помощники привезли с собой изрядное количество «Московской». Информация об этом просочилась в местные газеты, и практичные немецкие потребители стали требовать именно ту водку, которую пьет советский лидер, а не ту, что монопольно импортировала из СССР немецкая фирма «Симекс»; таким образом продвижению вполне конкурентоспособного товара на привередливый западный рынок был нанесен немалый ущерб{591}.
Правда, на внешнем рынке имелись и некоторые успехи. В 1954 г. на международной выставке в Лондоне наши «Столичная» и «Московская» были признаны лучшими и тем посрамили американскую «Смирновскую водку № 21». С 1965 г. советская водка начала экспортироваться в США, и отечественные производители выиграли битву за торговую марку. В 1982 г. решением международного арбитража за СССР были бесспорно закреплены приоритет создания водки как русского оригинального напитка, исключительное право на ее рекламу под этим именем на мировом рынке и рекламный лозунг: «Только водка из России — настоящая русская водка».
В самом же Советском Союзе эпохи развитого социализма, по официальным данный, душевое потребление алкоголя (в пересчете на спирт) быстро росло: в 1960 г. оно составляло 3,9л, а в 1970 г. — уже 6,8 л{592}. Поэтому неудивительно, что в 1972 г. тем же органам пришлось принимать новое постановление «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма» (и последовавшие за ним одноименные постановления Советов Министров союзных республик). На базе этих документов и изданных на их основе актов вновь была предпринята попытка навести порядок в торговле спиртным.
Более жестко регламентировались условия и время продажи: теперь уже с И часов (когда выскакивал волк на циферблате знаменитых в Москве часов на фронтоне кукольного театра С. Образцова). Усилилось наказание за нарушение правил торговли — вплоть до уголовной ответственности за их повторное нарушение. Строже стала административная и уголовная ответственность за вовлечение в пьянство несовершеннолетних, самогоноварение, нарушения общественного порядка и управление транспортом в нетрезвом состоянии. В очередной раз предусматривалось сокращение продажи спиртного в розничной сети и повышение цен на него: отныне водка стала стоить 3 руб. 62 коп.{593}
Однако (с учетом прошлого опыта?) антиалкогольная акция включала и ряд новых подходов.
Во-первых, с введением в 1974 г. нового «Положения о лечебно-трудовых профилакториях» была сделана попытка усовершенствования системы учета и лечения алкоголиков в этих наркологических учреждениях; правда, эта мера носила в основном репрессивный характер, с внесением соответствующей статьи в Уголовный кодекс РСФСР. Отныне органы внутренних дел могли за нарушение достаточно широко трактуемых правил «социалистического общежития» отправлять своих подопечных на принудительное лечение и трудотерапию сроком на 1–2 года. До недавнего времени и вытрезвители входили в систему МВД с соответствующим обслуживанием клиентов (в Англии, США, Финляндии подобные учреждения находились в компетенции органов здравоохранения).
Во-вторых, в качестве профилактического шага при исполкомах местных Советов и Советах Министров. союзных и автономных республик были образованы специальные комиссии по борьбе с пьянством, которые должны были координировать деятельность государственных и общественных организаций в области изучения проблемы, постановки организационной и идейно-воспитательной работы. Их постановления были обязательными для всех местных учреждений; но, как нередко было в советском законодательстве, никаких санкций за невыполнение распоряжений комиссий не предусматривалось.
Наконец, смысл постановления 1972 г. состоял не только в ограничении производства и продажи спиртного, но и в изменении структуры его потребления: сокращении производства водки и других крепких напитков (прежде всего — низкокачественных крепленых вин) с компенсацией бюджетных потерь за счет увеличения продажи натурального виноградного вина и пива. В 1978 г. появилось еще одно постановление Совета Министров СССР («О дополнительных мерах по усилению борьбы с пьянством и алкоголизмом»), предусматривавшее создание системы противоалкогольного воспитания в средней и высшей школе и в системе профессионально-технического образования — той самой, куда переводили школьников, чтобы обеспечить кадрами массовые профессии. Данными об эффективности этой акции мы не располагаем; зато социологи