Разгромив новгородское ополчение и уничтожив новгородское боярство, которое было главной военной силой республики, великий князь вдруг понял, что западные рубежи его нового государства оказались незащищенными. Нужно было что-то срочно создавать взамен. Тут-то и родилась идея отобрать земли у новгородских монастырей и поместить на них детей боярских из московских и низовых земель в обмен на их военную службу. Так зародилось помещичье служилое дворянство, которое на несколько веков станет не только основой русского войска, но и главной опорой российского трона. И теперь великий князь хотел бы продолжить удачный опыт, но уже в масштабах всей страны.
Были у великого князя и личные причины для недовольства. Его все больше раздражало независимое поведение церковных иерархов. Митрополит Филипп едва не сорвал церемонию бракосочетания великого князя и греческой принцессы Зои Палеолог. Принцесса была униаткой, и Ватикан рассчитывал заполучить в ее лице своего «агента влияния» в деле подчинения Русской православной церкви папе римскому. На всем пути принцессу сопровождал облаченный в красную мантию и красные перчатки папский легат Антоний Бонумбре, перед которым несли литой серебряный «крыж», то есть латинский четырехконечный крест. Но когда поезд невесты приблизился к Москве, митрополит Филипп предупредил великого князя, что если легат Антоний с «крыжом» войдет в одни ворота, то он тут же покинет столицу через другие. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не вмешалась сама невеста. Она приказала легату убрать католический крест, а затем по-тихому спровадила Антония назад в Рим. К великому разочарованию Ватикана, Зоя Палеолог сразу отказалась от униатства и перешла в православие. Она даже согласилась на перемену своего имени на Софию, поскольку имя Зоя была сочтено униатским. Скандальная ситуация разрешилась, однако между великим князем и митрополитом пробежала черная кошка.
Непросто складывались отношения Ивана III и с преемником Филиппа митрополитом Геронтием. Женившись на византийской принцессе, государь решил следовать традиции византийских василевсов, которые фактически возглавляли греческую православную церковь. На этом основании он все более бесцеремонно вмешивался в чисто церковные дела. Это явно не нравилось митрополиту, который хоть и поддерживал государя во всем, что касалось объединения русских земель, но при этом твердо соблюдал евангельский принцип: «Богу — богово, кесарю — кесарево».
Первая открытая ссора между Иваном Васильевичем и Геронтием разыгралась во время освящения Успенского собора, построенного Аристотелем Фиораванти. Когда крестный ход во главе с митрополитом стал обходить беломраморный красавец-собор, великий князь вдруг остановил процессию и приказал идти в обратную сторону — по солнцу. Возник богословский спор, причем на стороне великого князя выступил чудовский архимандрит Геннадий Гонзов. Оскорбленный Геронтий съехал со своего подворья, демонстративно оставив свой посох в Успенском соборе и пригрозив сложением сана. Великому князю пришлось униженно просить митрополита вернуться.
Все вместе это означало, что Русская православная церковь из главного союзника московского государя постепенно превратилась в его главного соперника. И теперь великий князь искал в своем окружении людей, на которых он мог опереться в этом нарастающем противостоянии. Благосклонно внимая «мудрованиям» еретиков, великий князь, надо полагать, мотал себе на ус, соображая, как приспособить их к своему государеву делу.
У Ивана Васильевича за многие годы выработалась своя тактика. Он никогда не лез на рожон, умел терпеливо ждать, когда в стане противника наметится трещина, будь это внутренняя распря или внешний конфликт. Узнав об этом через своих информаторов, он тотчас проникал в образовавшуюся брешь. Внешне это выглядело так, как будто все происходило само собой, и загранице оставалось только оторопело наблюдать за тем, как Московское государство растет как на дрожжах. Так было с Новгородом, с Тверью, с Казанским ханством, а впоследствии и с русско-литовскими землями.
Ту же тактику великий князь избрал и по отношению к Русской православной церкви, приступив к ее настойчивой и целенаправленной осаде. Любое свое предприятие Иван III начинал с того, что сейчас принято называть «пиар-акцией», то есть с пропагандистской атаки. Именно такую атаку и должны были начать «жидовствующие», используя все слабости и недостатки церковного организма. Но в этом продуманном плане возникло неожиданное препятствие.
Глава 7. Трудный выбор владыки Геннадия
И яко лев пущен бысть на злодейственные еретики.
Митрополит Геронтий не забыл измены Геннадия Гонзова во время освящения Успенского собора. Придравшись к тому, что тот разрешил братии Чудова монастыря принять пищу до вкушения Богоявленской воды, он велел заковать Гонзова и посадить в ледник, и выпустил его только по личной просьбе великого князя. Освободив сидельца, который уже готовился предстать ко Господу, великий князь стал ждать подходящего случая, чтобы в пику митрополиту Геронтию возвысить Геннадия Гонзова. Вскоре такая возможность ему представилась.
Новгородская кафедра вдовствовала уже несколько лет. После того как архиепископа Феофила упрятали в монастырь, Иван Васильевич мог сразу поставить на его место своего человека. Но великий князь славился своей медлительной постепенностью. Он не стал отменять сложившуюся столетиями традицию выборов новгородского владыки и предпочел разыграть выборный фарс, причем все три кандидата были москвичами, отобранными лично великим князем. Выиграл в этой «беспроигрышной лотерее» инок Троицкого монастыря Сергий, однако его жребий оказался несчастливым.
В Новгород Сергий приехал в сопровождении, а точнее сказать, под надзором приставленных к нему боярина, казначея и дьяка, зорко следивших за соблюдением Сергием «московского курса». Новоиспеченный владыка умудрился в короткое время настроить против себя всю новгородскую паству. Обозрев раки с мощами новгородских святых, он обозвал их «смердовичами» и всячески демонстрировал презрительное высокомерие в отношении новгородских церковных обычаев. Затем Сергий торжественно освободил великого князя от принесенной им клятвы не отбирать имущество у граждан и не выводить людей из Новгорода. Этим шагом владыка вызвал к себе всеобщую ненависть не только мирян, но и всего новгородского духовенства. Враждебная атмосфера, окружавшая Сергия, вскоре достигла такой концентрации, что это сказалась на его психическом состоянии. Разум его помутился. Полураздетый, в поношенном подряснике, архиепископ целыми днями сидел рядом с нищими на паперти у ворот Софийского собора, тупо уставившись в одну точку. Приходя в себя, Сергий слал в Москву слезные прошения об отставке, ссылаясь на то, что новгородцы чародейством отняли у него рассудок. Получив, наконец, разрешение вернуться, Сергий тотчас выздоровел и еще многие годы жил в своем монастыре, с безопасного расстояния посылая проклятия ненавистным новгородцам.
Снова встал вопрос о новгородском владыке, и теперь, отбросив игры в демократию, московский государь самолично поставил на новгородскую кафедру того самого Геннадия Гонзова, который поддержал его в достопамятном споре с митрополитом Геронтием. В формуле присяги, произнесенной Геннадием, впервые появилось выражение: «по велению господина нашего великого князя всея Руси».
Иван Васильевич надеялся, что Геннадий Гонзов станет противовесом строптивому Геронтию, а в перспективе — его преемником. Таким образом, новый архиепископ сразу попал в двусмысленное положение. Он ехал как ставленник Москвы во враждебный город, но при этом был неугоден московскому митрополиту, то есть своему непосредственному начальнику. К тому же Гонзов был первым архиепископом, назначенным светской властью, и как ходили слухи, назначенным «по мзде». Называлась даже уплаченная им великому князю сумма — 2 тысячи рублей.
12 декабря 1484 года Геннадий был хиротонисан во епископа Новгородского и Псковского с возведением в сан архиепископа. Приехав в Новгород, Гонзов обнаружил, что некогда богатейшая епархия находится в жутком состоянии. Многолетнее безвластие, огромные конфискации земель и казны, насильственные выселения самых состоятельных прихожан лишили Софийский дом львиной доли доходов. Среди духовенства царило уныние. Лишенная пастыря паства пребывала в состоянии разброда и шатания.
Однако плачевное состояние епархии не смутило нового владыку. Геннадий Гонзов обладал сильным характером и цепким практическим умом. Он происходил из боярской семьи, но светской жизни предпочел иноческую. Еще отроком он оказался на знаменитом острове Валаам, где его духовным наставником стал один из основателей Соловецкого монастыря старец Савватий. Суровая жизнь на Валааме под водительством строгого учителя закалила Геннадия, а затем, уже сделавшись игуменом почти придворного Чудова монастыря, он научился политичному общению с властями.
С первых же дней новый владыка начал твердой рукой наводить порядок в епархии, опираясь на поддержку великого князя в лице его новгородских наместников. Но в отличие от своего предшественника Геннадий действовал с осторожной твердостью, учитывая, по возможности, местные традиции и стараясь не оскорблять чувства новгородцев. Введя в богослужение молитвы за великого князя, он соблюдал древние новгородские обычаи и по примеру республиканских владык взял на себя постройку третьей части возобновляемой городской стены.
Помимо прочих неурядиц, Геннадий обнаружил в своей епархии различные толки. Верующие спорили, следует ли на всенощной петь: «Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава тебе Боже!» или «Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе Боже!» Принимавшие первый способ «трегубили» аллилуйю, а принимавшие второй — «сугубили». Сугубившие опирались на то, будто аллилуйя в переводе значит «Слава тебе Боже», хотя на самом деле аллилуйя означает: хвалите Господа! Они укоряли своих противников в том, что те, произнося аллилуйю вместо трех раз четыре раза, четверят Троицу и, таким образом, впадают в ересь. Ожесточение между партиями дошло до того, что трегубившие, составлявшие большинство, запрещали на рынке продавать