— Тыкма, не горячись, — вновь попросил Студитский. — Обстановка сложилась так, что твой народ может погибнуть. Генерал Скобелев не остановится ни перед чем, ибо за горами стоят англичане.
— Вот это и есть истина, — спокойно сказал Тыкма. — С этого и надо было начинать. Скобелев боится англичан. Но запомни: как только прогремит первый выстрел под Геок-Тепе, он будет услышан в Кабуле и Тегеране. Вместе с вашим первым выстрелом перейдут через Копетдаг английские и персидские войска. Второго выстрела сделать вы не успеете. Так было под Стамбулом, так будет и здесь. Твой Скобелев направил своего коня к Стамбулу и хотел захватить этот славный город, но потребовалось всего лишь одно крепкое слово Англии, и твой ак-паша трусливо повернул назад! Передай своему ак-паше: молодой текинский хан Махтумкули получил письмо и богатые подарки от англичан из Кабула. Они заверили его, что не дадут русским Геок-Тепе. Они не позволят русским обратить туркмен в христианскую веру.
Тыкма распалял себя все больше и больше, и Студитский понял: ни ласками, ни посулами, ни угрозами его не проймешь.
— Ну что ж, Тыкма, — сказал капитан. — Время покажет, как заблуждаешься ты. Скобелев еще и не высадился на ваш берег, а. ты уже вскинул ружье и целишься в него. Не Скобелеву дано решать мирные дела в Закаспии, а мне.
— Тебе? — Тыкма скептически усмехнулся. — Ты кто такой?
— Тыкма, не кривись. Улыбка твоя крива по неразумению. Я — доктор, табиб, представитель прогрессивной России. Запомни, сердар: Россия — не только царь и его генералы. Россия — это добрый и отзывчивый русский народ. От имени этого народа я веду с тобой переговоры. Тысячи русских людей, не желающих ни тебе, ни твоим соплеменникам зла, едут сейчас в Туркмению, чтобы построить железную дорогу, новые города, больницы и гимназии. От имени этих русских я прошу тебя: поезжай в Геок-Тене и скажи всем, чтобы бросили ружья и шли строить вместе с русскими! Если ты сумеешь это сделать, то Скобелев и его генералы никогда не ступят на эту землю. Там, где властвует мир, войне места нет!
— Я не сумею этого сделать, табиб, — снова угрюмо произнес Тыкма-сердар. — Скажи своему ак-паше: мира не будет. У меня все!
Тыкма-сердар круто развернул коня и поскакал в пески. Студитский посмотрел ему вслед с сожалением и тоже повернул скакуна.
Скобелев сдал 4-й армейский корпус в Минске и приехал в Тифлис. Генерал горел жаждой деятельности. Едва вышел на перрон и поздоровался с полковником Софиано, который встречал его, сразу спросил:
— Великий князь на месте?
— Так точно, господин генерал. Ждет вас какой уж день!
— Отлично. Везите меня к нему. Задержался, черт — побери, со сдачей, да и дороги от Малороссии до Тифлиса ужасные. Докладывайте новости, — сказал Скобелев, усаживаясь в карету.
— Что ж докладывать… Войска сосредоточены в Петровске и Баку, артиллерия тоже там. Командующий медлит с переброской, мешают какие-то чрезвычайные обстоятельства.
— Опять обстоятельства, — недовольно усмехнулся Скобелев. — Небось опять испугались Дизраэли. Давно пора идти с саблей наголо, а мы сидим да наблюдаем, как милютинские благотворители у туркмен ситчиком торгуют. Давай трогай, чего стоим?!
Карета закачалась на рытвинах. Конные казаки поскакали сбоку.
Над Тифлисом сгущались сумерки. В домах и глиняных саклях на взгорье загорались тусклые огоньки. Вскоре карета остановилась. Заскрипели ворота. Штаб командующего войсками Кавказского военного округа, белый дом с колоннами времен эпохи Александра I, повидавший на своем веку сотни генералов, принимал еще одного. Карета въехала в огромный двор с садом и виноградными беседками. Казаки тотчас взяли вещи из багажника и потащили внутрь дома по остекленной галерее. Софиано проводил Скобелева в отведенную ему комнату, убранную коврами, попробовал пригласить к себе домой, на чашку чая, но генерал наотрез отказался.
Утром Скобелева принял командующий, великий князь Михаил.
Встретил его в своем кабинете, стоя у окна. Не сделал и шага навстречу, не двинулся с места. Лишь сказал уныло:
— Проходите, проходите, генерал. Садитесь. — Он указал на кресло и сел сам напротив. — Хорошо ли доехали?
— Прекрасно, ваше высочество. Смею спросить, в добром здравии ли вы?
— Ах, генерал, о чем вы спрашиваете? — вяло отозвался командующий. — С матерью императрицей совсем плохо, придется ехать в Петербург. Но не менее печальна обстановка на границах Средней Азии. Англичане в Афганистане, персы в Хорасане только и ждут удобного случая перейти Копетдаг. Там сосредоточены весьма крупные силы. Причем английские генералы не скрывают вовсе: как только мы двинемся на Атрекскую линию, тотчас выступят тоже и займут Мерв и Ахал.
— Ваше высочество, но надо же действовать! — всплеснул руками Скобелев.
Непроизвольно он поднялся с кресла, прошелся по кабинету, совершенно забыв, где находится. Великий князь, снисходительно улыбнувшись, сказал:
— Сядьте, сядьте, генерал, не надо нервничать.
— Простите, ваше высочество.
Скобелев вновь сел, вынул из кармана платок и вытер вспотевшее лице. Князь скучно продолжал:
— На войну с англичанами мы решиться не можем, но и всякое промедление смерти подобно. Мы можем потерять Мере и Ахал… и всю Среднюю Азию… В нынешней обстановке конечно же мирная миссия, отправленная Милютиным в Закаспии, не решит существа вопроса. Пока будет строиться железная дорога, англичане успеют построить свою, скажем, от Герата до Мерва.
— Что же вы предлагаете, ваше высочество?
Князь неловко усмехнулся:
— Господин генерал, я пригласил вас сюда единственно затем, чтобы задать этот вопрос!
— Мое мнение на этот счет остается неизменным, ваше высочество. Еще в феврале в Петербурге, после заседаний у государя и Милютина, я говорил вам об этом. И вы со мной согласились тогда: мирным способом, на котором настаивали военный министр и председатель ученого комитета, вряд ли удастся уладить закаспийский вопрос. В создавшихся обстоятельствах важен эффект первого удара. И если мы не сделаем это первыми, то это сделают англичане — Робертс и Барроу.
— Но как, я вас спрашиваю? — повысил голос генерал-фельдцейхмейстер. — Еще раз повторяю: английские отряды и персидские войска в три раза ближе к Ахалу, чем мы с вами. За ними приоритет. Вы знакомы, генерал, с планом Роулинсона?
— В общих чертах — да, ваше высочество.
— Что значит — в общих чертах! — упрекнул князь, достав из стола кипу исписанных страниц. — Вот, ознакомьтесь. — И, не дожидаясь, пока Скобелев прочитает изложение секретного документа, присланного из Тегерана послом Зиновьевым, князь вышел из-за стола и подошел к карте. — Англичане, свергнув афганского эмира, решили отдать Герат персидскому шаху и взамен от него потребовали, чтобы он сконцентрировал свои батальоны — Хой, Багадеран, Хамсе и прочие — у границ Ахала. Восемь тысяч солдат пехоты и кавалерии шах перебросил из западных останов[12] в этот горячий Хорасан. Представляете, генерал?!
— Вы сказали «из западных»? — насторожился Скобелев.
— Да, генерал, именно из западных. Шах поставил на карту все, чтобы опередить нас. Он совершенно оголил свои западные границы.
— Ваше высочество! — воскликнул Скобелев. — Но ведь обстановка складывается для нас более чем благоприятно!
— Не паясничайте, генерал, — одернул его князь. — Лучше подумайте как следует, что нам делать. А то ведь слава ваша, кажется, опережает военные таланты.
— И думать тут нечего, — не обиделся, пропустив мимо ушей насмешку командующего, Скобелев. — Надо что-то придумать, чтобы шахские войска вновь вернулись назад, к западным границам. Надо натравить курдского ильхани[13] Абдурахмана, чтобы напал на западные пограничные села персиян. Ей-богу, ваше высочество, через две недели шахские вояки покинут Хорасан и понесутся спасать свои семьи.
Великий князь с интересом посмотрел на Скобелева, несколько раз хмыкнул, пока генерал ожидал ответа, и резко возразил:
— Нет, генерал-адъютант, нет! В таланте вам действительно не откажешь: вы сразу нащупали брешь в английском плане. Но вы не подумали, во что нам обойдется провокация на границе. В случае неудачи государь меня не помилует, а вас со свету сживет. Он до сих пор еще помнит вашу ферганскую историю, да и с характеристикой вашей, выданной Кауфманом, хорошо знаком. Недавно я тоже ознакомился с ней. «Честолюбие Скобелева преобладает над всеми прочими свойствами ума и сердца настолько, что для достижения своих честолюбивых целей он считает все средства и пути позволительными, в чем признается сам с некоторым цинизмом…»
— Спасибо, ваше высочество, за характеристику, — помрачнел Скобелев. — Но я не вижу ничего дурного в моем честолюбии. Стремление к цели ведет к победе, а победителей не судят!
— Ладно, генерал, не сердитесь, — мягче произнес командующий. — Да у вас и нет права на меня сердиться. Я ведь знал, когда выбирал вас в начальники экспедиции, каков вы есть, и, думаю, не ошибся. Давайте-ка еще подумаем над английским планом. Может, отыщем иную брешь?
Скобелев, польщенный извинениями великого князя, попросил:
— Ваше высочество, но неужели нельзя натравить курдов на персидские села? Все бы решилось одним махом!
— Пока нельзя, генерал. Этим правом мы воспользуемся, если англичане и персы ринутся в Ахал.
— Тогда у меня предложение несколько иного характера, — раздумчиво заговорил Скобелев. — Надо послать секретную депешу послу Зиновьеву, чтобы забросил в Хорасан, в персидский военный лагерь, лазутчиков-дезинформаторов.
— А что дальше?
— А далее все очень просто. Лазутчики распустят слух, что курдский ильхани Абдурахман напал на западные останы Персии, откуда ушли солдаты, и занимается грабежом. Можно придумать клич: «Персы, что же вы ждете?! Бегите скорей спасать свои семьи от головореза Абдурахмана!»