— Ханум, это исключительный случай. Я могу вам показать многих мусульман, которые служат в русской армии и исповедуют ислам.
— Вы, конечно, хороший человек, — сказал ишан. — Но все ли такие, как вы, в России? Нам надо подумать.
— Подумайте. Но помните, какие выгоды сулит вам русское подданство. Как только вы примете наш образ жизни, сразу же придет на вашу землю железная дорога. Построим вместе города и новые аулы, гимназии, больницы… Да что мне уговаривать вас! Разве вы не знаете, что делается в Ахале? Словом, думайте и поступайте, как вам выгоднее. А сейчас у меня к вам лишь одна-единственная просьба, ради которой я и Тыкма ехали сюда.
— Доктор, вы хороший человек. Если ваша просьба выполнима — я сам ее выполню! — пообещал Махтумкули.
— Просьба моя такова. На днях прибывает в Мерв русский купеческий караван. Создайте ему безопасность движения и торговли, возьмите русских купцов под охрану. У меня к вам просьба главного генерала России есть.
Студитский достал из полевой сумки письмо Обручева к ханам Мерва и прочитал его сначала по-русски, а потом перевел на туркменский язык.
— Доктор, мои векили жизнь отдадут за русских! — пообещал Махтумкули, взяв письмо.
— На нас вы можете положиться, — рассудительно пообещал ишан. — В Персию нам дороги нет, а на родину — путь открыт. Напишите своему генералу: Махтумкули и его люди поддержат Россию…
Караван купца Коншина приближался к Мерву. Более пятисот верблюдов, растянувшись на целую версту, под охраной переодетых казаков и сотни джигитов Бабахана шествовали по разбитой дороге, минуя предместья. Жители толпами стояли вдоль дороги, с интересом приглядываясь, кто едет и что везут. Наиболее любопытные тут же садились на лошадей и следовали за караваном.
Тысячи горожан и приезжих аульчан толпились у главных ворот и на базарной площади города. Многие лезли на стены и смотрели на приближение русских оттуда. У ворот с преданными слугами разъезжал Каджар. Стюарт, боясь столпотворения, не поехал, остался в его доме. Но Аббас, переодетый в Сияхпуша, был в свите Каджара и первым поднялся на городскую стену. Его появление вновь взбудоражило толпы. Все ринулись к стене, на которой он стоял, воздев руки к небу.
— Мусульмане! — прокричал он громким, душераздирающим голосом. — Разве были в истории славного Мерва времена, когда он открывал свои ворота перед гяурами?! Никогда такого еще не было!
Внизу по толпе прокатился гул одобрения.
— Мусульмане! — вновь прокричал Сияхпуш. — Если вы пустите в город гяуров, то наступит светопреставление! Это я вам говорю: имя мое Сияхпуш!
Вновь по толпе прокатился глухой ропот. Страсти с каждой минутой накалялись.
— Остановите урусов и закройте ворота перед ними! — прокричал Сияхпуш. — Именем аллаха я приказываю вам повиноваться! Эй, стража, закройте ворота перед гяурами!
Несколько нукеров бросились к огромным кованым воротам и затворили их. Караван остановился в ста шагах от них. Не менее сотни городских мальчишек, подкупленных Каджаром, вдруг выскочили из-за глинобитных кибиток и принялись бросать камнями в караван.
— Смерть гяурам! — выкрикивали они.
— Смерть неверным!
Но вот все обратили взгляды на несколько сотен скачущих всадников. Никто не знал, кто они. И сам Каджар не ждал никого в гости. Недоумение тут же сменилось голосами:
— Векили едут! Махтумкули едет!
— Бабахан едет!
— Откройте ворота текинцам! — разнесся чей-то властный голос. — Пусть убираются прочь каджары! Мы пригласим их, когда понадобится обмывать мертвецов!
Те же стражники вновь распахнули городские ворота, и текинцы въехали в город. Вслед за ними потянулся караван. И пока вышагивали верблюды в живом коридоре толпы, со стены безумолчно неслись голоса. Сияхпуша сменил Каджар.
— Люди! — обратился он к безудержному людскому потоку, клокочущему у стен города. — Падают и умирают царства, разваливаются города и крепости — такова воля всемилостивого всевышнего! Волей аллаха начертаны судьбы всех людей! Но против его воли пошли текинские ханы! Они открыто потворствуют гяурам!
Каджара оттеснил поднявшийся на стену с телохранителями Бабахан. Сын прославленного Каушута[30], он не отличался мудростью, но пользовался уважением среди текинцев.
— Люди, зачем накликать беду на свою голову? — спросил он, обращаясь к народу. — Русские пришли к нам торговать от имени ак-падишаха. Если мы их тронем, то ак-падишах пришлет войска и захватит Мерв. Распоясывайте свои кушаки да доставайте серебро: в караване много всякого добра!
— Разве у каджаров мало своего добра?! — вновь заговорил Сияхпуш. — Не о товарах надо говорить, а о душе! Душу продашь — товар не купишь!
Внизу вновь заволновались, но уже не в пользу Сияхпуша. Кто-то выкрикнул:
— Прогоните черного злодея, это он мутит душу народа! Пусть уходит, откуда пришел!
— Эй ты, шайтан, убирайся!
— Идите, сбросьте его со стены, — невозмутимо сказал ишан джигитам и пояснил Махтумкули: — Вы не узнали его? Это же английский холуй Аббас!
Махтумкули удивился, заерзал в седле. Ему захотелось показать свою власть, но у него не хватало ни опыта, ни мужества.
— Ишан, я сам хочу сказать это народу, — сказал он, направляя коня к лестнице, куда устремились векили, чтобы спустить со стены Сияхпуша.
— Благословляю вас, — улыбнулся ишан. — Большие дела начинаются с малого. Идите!
Махтумкули поднялся на стену в тот самый момент, когда его джигиты схватили за рукава Сияхпуша и потянули вниз.
— Люди! — закричал Махтумкули. — Человек в черном бурнусе — это не Сияхпуш! Это английский слуга Аббас! Вот, посмотрите! — С этими словами Махтумкули сорвал с его лица черный платок и бросил со стены.
Толпа пришла в неистовство. Сияхпуша столкнули с лестницы, и он покатился по ступеням. Однако нукеры Каджара, стоявшие внизу, успели оттеснить векилей и спасти английского агента. Они торопливо усадили его на коня и, с трудом пробиваясь сквозь толпу, увезли ко двору Каджара.
Махтумкули, освоившись и обретя дух, продолжал:
— Русские пришли с миром — и с миром их примем, с миром отправим назад в Россию! Отдадим им все подвалы и все лавки для товаров — пусть торгуют!
Караван между тем занял всю базарную площадь. Часть народа давно уже отпрянула от главных ворот, с которых неслись речи. К тому же начинался дождь. И Бабахан мудро решил.
— Люди Мерва, — сказал он, — давайте поможем русским приказчикам разместиться в караван-сарае, а то пошел дождь и как бы не было снега!
Ораторы начали спускаться со стены, и все, кто слушал их, отправились на базарную площадь.
Каджар спускался со стены впереди Махтумкули. Повернувшись к нему, злобно спросил:
— Как же так? Недавно были у вас Стюарт и Аббас в гостях, а сегодня вы сделали их своими врагами?
— Уйди с дороги! — гневно произнес Махтумкули.
Торговля началась на другой день. Русские приказчики заняли все лавки, разложив на них отрезы сукна и драдедама, пестрый халатный бархат, ситцы с узорами в азиатском духе, полосатые нанки, миткали, покрывала и платки. Здесь же фарфор и хрусталь, деревянные чашки и ложки, ножницы, зеркала. В отдельном ряду — сундуки, кованные медью, и шкатулки, покрытые лаком. В продовольственном ряду — мука пшеничная, крупы, сахар. Тут же — котлы с таганами, сковородки, чугуны, кастрюли…
Еще до рассвета заполнилась людьми базарная площадь. Но когда вышли из караван-сарая приказчики, вывозя на арбах товары, началось столпотворение. Люди стремились к лавкам взглянуть на русские товары, которых никогда раньше не видели. Каждому хотелось купить и бархата и ситца. И сразу возникли недовольства: далеко не у всех нашлось, на что покупать. Медные деньги приказчики не брали, а золотые тилля [31] и серебряные таньга были только у богатых…
Прошумели базары живо и празднично день, другой, а на третий поубавилось народу. И ропот пошел: "Дорого берут русские приказчики!" Сначала люди торговались, затем открыто поругивать стали торгашей, и особенно бородатого Северьяна. Объяснял он как мог, что не вправе снижать цену, не он главный. Сам купец Коншин, дескать, в Москве. Но пререкания еще больше возбуждали толпу.
Стража, состоявшая из казаков и джигитов, надежно охраняла торговцев и поддерживала порядок, но число недовольных с каждым днем росло. Пользуясь шатким настроением народа, по-прежнему разжигали в нем ненависть к русским Каджар, Стюарт и его агенты. На седьмой день торговли вновь вспыхнула вражда к русским приказчикам. Теперь они были объявлены разведчиками. Царь-де послал их, чтобы запомнили все в Мерве, а потом придут войска и без труда захватят весь Мургабский оазис.
Студитский в эти дни вместе с Тыкмой, Махтумкули и Баба-ханом жил в караван-сарае, направляя торговлю в нужное русло. Глава каравана приказчик Северьян Косых находился тут же, в соседней комнате. Ложился он со страхом и просыпался со страхом. После того как люди Каджара вновь затеяли ссору, он пришел к Студитскому и упал на колени.
— Господин капитан, пора нам, пока не поздно, складывать товары да отправляться домой. Ничего не идет, ничего не покупают. Денег у народа мало, а товары дорогостоящие!
— Что же ты, Северьян, взял с собой дорогие товары? — упрекнул его Студитский. — Вероятно, ты думал, в Туркмении одни ханы да баи живут? Думал, у них мешки с золотом? Нет, брат, тут не лучше, чем в России. Бедняк лаптем шурпу хлебает, а когда чай пьет, на сахар издали поглядывает. Дешевых товаров надо было побольше брать.
— Да ведь если б знать, где соломку подстелить!
— Я-то думал, твой купец Коншин да и ты сам поопытнее меня в торговых вопросах.
— Откуда нам… — скривился Северьян, теребя пышную бороду. — Собрал, значит, купец мой своих товарищей в ресторан вечером. Ну, размахнулись там, как и бывает. А потом он им говорит: "А что, друзья мои, отправим-ка в далекий сказочный Мерв торговый караван? Там золото веником метут, а из райских птиц перины делают и подушки. Повезем самые дорогие товары…" Товарищи-то его как отрезвели, так и сказали — нет, а Коншину отступать некуда: накануне дал свое согласие господину начальнику Главного штаба, генералу Обручеву. Вот так и получилось.