лургии олово поступало из бассейна р. Хильменд и района севернее оз. Хамун (юго-западный Афганистан), где обнаружены древнейшие рудные выработки. Впрочем, был и более близкий источник олова — Саразм.
Саразм — самое северное земледельческое поселение той эпохи, открытое в Средней Азии. Оно находится в долине Зеравшана, в 15 км к западу от Пенджикента. Время существования поселения — около полутора тысячелетий (между 3400–2000 гг. до н.э.). Его основателями стали, скорее всего, выходцы из Юго-Восточной Туркмении, о чём свидетельствуют особенности изготовления местной керамики, но не исключены и связи с энеолитическими поселениями Белуджистана и Сеистана. Спецификой этого крупного земледельческого поселения являлось развитое здесь металлургическое производство и металлообработка. С конца IV тыс. до н.э. Саразм был одним из крупнейших центров древней металлургии Центральной Азии. Здесь, вверх по Зеравшану, расположены месторождения важнейших компонентов бронзы-меди, мышьяка, олова, а также свинца, золота, серебра. На поселении найдены плавильные тигли, глиняные литейные формочки, различные заготовки и более 150 готовых металлических изделий. Близ поселения обнаружен могильник, относящийся к периоду возникновения первых построек. Центральным там явилось захоронение женщины в богато расшитых одеяниях — сохранились украшавшие одежду бусы из золота, лазурита, бирюзы и других минералов. Однако, самой примечательной была находка двух массивных браслетов, изготовленных из панцирей морских раковин. И тут проступает другой путь связей — путь к южным морям.
Особенно тесными были связи с древнеиндийской цивилизацией Хараппы. В 1975 г. французские археологи, работавшие в северо-восточном Афганистане, открыли у слияния рек Пяндж и Кокча, близ селения Шортугай, древнее поселение площадью 2.5 га. В остатках зданий из сырцового кирпича была найдена типичная хараппская керамика с росписью чёрной краской по красному фону, а также печать с изображением носорога и знаками хараппского письма. Открыты следы металлургического производства и обработки меди, свинца, золота, камнерезных работ. Сложная ирригационная система высоко поднимала воду на речную террасу и распределяла по полям. Вероятно, Шортугай был одной из хараппских колоний близ источников металлургического сырья и месторождений бадахшанского лазурита, столь ценимого в древнем мире. Поселение индских землепашцев и металлургов, поддерживавших связи со своей метрополией, просуществовало не менее пятисот лет (2300–1800 гг. до н.э.). Через посредство таких колоний или более прямыми путями, прикопетдагские города III тыс. до н.э. осуществляли торговый обмен с городами долины Инда. В богатых погребениях «квартала знати» на Алтындепе найдены изделия из слоновой кости и индийские печати с надписями хараппским письмом. Таким образом, городская (протогородская) цивилизация Южной Туркмении в эпоху ранней бронзы была составной частью связанных между собой оазисных и речных цивилизаций Верхнего Инда, Северного Афганистана и Северо-Восточного Ирана.
Во всём том обширном регионе вплоть до начала II тыс. до н.э. отмечается рост и развитие очень близких земледельческих культур, перераставших в протогородские и городские цивилизации. Для всех этих местных культур характерны общие существенные признаки и основания: а) развитое ирригационное земледельческое хозяйство; б) дальняя межрегиональная торговля или многоконтактный обмен внутри этого ареала и за его пределами; в) многоотраслевое ремесло, включая металлургию и массовое керамическое производство на ножном гончарном круге, сменившее ручную лепку посуды; г) крупные поселения и центры городского типа, включавшие административно-хозяйственные дворцовые и храмовые комплексы; д) в одном случае (Хараппа) появляется своя письменность, следы появления которой фиксируются на юге Средней Азии.
Была ли наблюдаемая близость культур столь далёких друг от друга территориально только типологической? Были ли связи между ними только технологическими? Не имели ли фиксируемые схождения какой-либо этноязыковой фон?
Многочисленные попытки приписать все достижения эпохи ранней бронзы в Иране, Афганистане и на юге Средней Азии племенам индоариев, представлявшим совершенно иной хозяйственно-культурный тип, ныне обоснованно отвергнуты[52]. Новую гипотезу и новый взгляд на проблемы этноязыкового родства на всём указанном пространстве, включая Северную Индию, стали возможны благодаря достижениям современной лингвистики.
В 1974 г. вышла в свет статья молодого американского лингвиста Д. Мак-Альпина[53], посвящённая сопоставлению эламского языка, засвидетельствованного иероглифическими клинописными текстами, с дравидскими языками, точнее с реконструированным протодравидским, общим предком дравидских языков. Исследователь установил близкое родство эламского и протодравидского и показал, что в глубокой древности территории распространения обоих языков были общими или тесно соприкасались.
Элам — область в юго-западном Иране, где в аллювиальных долинах рек Карун и Кархи не позднее V тыс. до н.э. появились поселения земледельческой культуры крашеной керамики. В середине III тыс. до н.э. здесь возникло могущественное государство, соперничавшее с Ассирией и сломленное ею только в VII в. до н.э. Знаковыми поселениями древнеземледельческой культуры в Западном Иране, наряду с архаическими Сузами, стали Тепе-Сиалк и Тепе-Яхья. Вблизи этих мест и сейчас живут самые западные племенные группы дравидов-брагуи. Основная же часть брагуи, около 1 млн., живёт в Пакистане (Белуджистан) и Афганистане, небольшие группы — в Туркмении.
Большинство народов, говорящих на дравидских языках, живёт в Центральной и Южной Индии. Их появление на Индостанском субконтиненте произошло после распада протодравидской общности в IV тыс. до н.э. Не позднее III тыс. до н.э. они создали в долине Инда хараппскую городскую цивилизацию. Другая ветвь дравидских племён, освоивших в непосредственном соседстве с Месопотамией навыки ведения земледельческого хозяйства, постепенно занимала пригодные для несложных форм ирригационного хозяйства оазисы и речные долины Иранского плато, продвинулось на юг Средней Азии, ассимилируя местное неолитическое население. На территориях от Персидского залива до Зеравшана и долины Инда возникла и просуществовала по крайней мере до второй четверти II тыс. до н.э. не только хозяйственно-культурная, но и, в определённой степени, этнолингвистическая общность. Слабым отголоском этой общности или её поздней репликой является сохранившийся в мифологии дравидских народов Индии культ Великой Богини-Матери, археологически засвидетельствованный уже в энеолите среднеазиатского юга.
Упадок раннеземельческих культур в очередной зоне их распространения никак не связан с волнами миграций на юг индоариев и индоиранцев. Упадок начался много ранее, на рубеже III–II тыс. до н.э. На среднеазиатском юге приходят в запустение прежние городские центры, площадь застройки там, где ещё тлеет хозяйственная жизнь, сокращается с 50–26 га до 2–1 га. По всей вероятности, наступление в Евразии засушливого ксеротермического периода совпало тогда с превышением естественного лимита водо– и землепользования. Исправить положение при том уровне агротехники и ирригационного благоустройства стало невозможным. Для природной реабилитации истощённых и засолонцованных почв потребовались века. Население уходило на неистощённые земли в долине Мургаба и средней Аму-Дарьи (будущие Маргиана и западные территории Бактрии), там возникают в первой половине II тыс. до н.э. новые поселения и города. В отличие от покинутых эти новые города укреплены двумя-тремя рядами высоких кирпичных стен с мощными башнями.
Строятся прямоугольные и круглые крепости с обводными коридорами (Дашлы 3), храмовые постройки, на алтарях которых почитали огонь, дворцы с парадными залами (Гонур). В долине Мургаба формируется одна из самых высокоразвитых цивилизаций эпохи бронзы Средней Азии[54].
Относительно спокойная эпоха освоения быстро заканчивалась — на юг наступали, волна за волной, племена степной бронзы. Йима Прекрасный завершал третий круг поселения ариев на Юге.
Саки
Эпоху господства в азиатском ареале степей саков и савроматов принято обозначать либо археологическими терминами, либо термином, в который вкладывают скорее этнографическое, нежели историческое, содержание, — «раннежелезный век», «эпоха ранних кочевников», «скифская эпоха». В последнем случае на весь кочевой мир Евразийских степей перенесено самоназвание одного из племён иранских кочевников Причерноморья (скуда или шкуда, более поздняя форма с показателем множественного числа — сколоты). «Все вместе они назывались сколоты… Скифами же их назвали греки», — писал Геродот[55]. Свойственный скифам тип вооружения и конского убора, характерная скифская одежда, «звериный стиль» в искусстве засвидетельствованы археологическими раскопками на пространстве от Хуанхэ до Дуная, что и стало основанием для общего названия той культурной общности, которая сложилась в степях не позднее IX–VIII вв. до н.э. и просуществовала по крайней мере до III в. до н.э.
Как же называли себя скифские племена, кочевавшие к востоку от Волги? Первый по времени ответ на этот вопрос содержится в знаменитой скальной надписи Дария I (правил в 522–486 гг. до н.э.), относящейся к начальным годам его царствования, Бехистунской надписи; там племена, жившие за Сыр-Дарьей, названы сака. Мы ещё вернёмся к рассказу Дария. Пока же отметим, что Геродот, чья «История» была завершена между 430–424 гг. до н.э., утверждает: «персы всех скифов называют саками»[56]. Действительно, не только среднеазиатских, но и причерноморских кочевников, тех самых, кого греки именуют скифами, царь Дарий в надписи из Накши Рустама называет