Темно было, потому что наступил вечер. А светло - потому что горел костер. У этого костра рядом со мной сидели люди - те два давешних мужика, что меня окликнули. Я сфокусировал взгляд на себе и увидел, что мои чресла препоясаны, то бишь облачены в потертые спортивные штаны, а на плечах у меня покоится какая-то куртка, создавая непередаваемое ощущение радостного единения со всем миром.
– Опаньки,- сказал один мужик.- Похоже, он очнулся.
– Есть маленько,- невозмутимо согласился с ним другой.
Мне сразу понравились их голоса. Такие голоса бывают у людей, склонных к свободе, благородным поступкам и увлечению рыболовством.
– Мужики,- сумел я подать голос. Поданный мною голос отличался крайне паршивым и не внушающим доверия регистром.- Мужики, где я?
– Точно очнулся,- сказал первый мужик.
– Тогда ему надо налить,- сказал второй мужик.- Иначе у него пробки вышибет.
– Это да,- согласился первый мужик.- Он и так уже был наполовину сиреневенький. Если бы не мы…
– Мужики,- простонал я в жажде ясности, но они с мягкой настойчивостью глянули на меня поверх костра и сказали:
– Сначала надо выпить. А весь разговор потом.
Первый мужик достал из своего объемистого рюкзака флягу, бережно открутил колпачок; второй мужик искусно подставил ему сразу три стакана. Это меня порадовало. Раз со мной будут пить - значит, точно не отравят, и к тому же сообразить на троих было исконным знаком дружелюбия на Руси.
Из фляги забулькала в стаканы кристально-прозрачная жидкость. Мужик протянул мне стакан:
– Трижды очищенная, не паленая… Пей!
– Погодите! - сказал я.- Давайте тост. Как бы за встречу.
Мужики переглянулись и усмехнулись:
– Давай за встречу.
Мы чокнулись стаканами, мужики осушили свои залпом, а я, предвкушая забытый вкус российской водки, сделал полглотка и…
– Мужики,- проглотив эти чертовы полглотка, сказал я.- Это же вода!
– А то,- сказал первый мужик.- Конечно, вода.
– Настоящая, питьевая,- горделиво добавил второй.- Профильтрованная. Не в ларьке, чай, брали. Ты допивай, допивай. Ты знаешь, каких она трудов стоит?
– Не знаю,- содрогнулся я от мрачности этой фразы и немедленно допил содержимое стакана. Ну, вода натуральная. Правда, освежает хорошо, в голове ясность какая-никакая появилась. Но не до конца.
А потом я понял. Все проще простого! Мужики, что мне попались,- самые натуральные трезвенники! Может, они закодировались там, препарат специальный какой в печень вшили или просто состоят в обществе анонимных алкоголиков. Всего-то и делов!
– Мужики, а давно вы того… не употребляете? - поинтересовался я, так как меня всегда волновали примеры высоты и твердости человеческого духа.
– Чего не употребляем? - удивились мужики.
Тут уж и я удивился. Не верю я, что можно до такой степени закодироваться, чтоб даже названия ее, родимой заразы, не помнить!
– Водки,- говорю,- давно не пьете? Ну, и пива там всякого, бормотухи, бренди-тренди…
Они смотрели на меня так, будто я спросил их, давно ли они перестали заниматься инцестом вкупе с каннибализмом и подпольным изготовлением фальшивого аспирина. Я всерьез испугался.
– Мужики,- сказал я,- вы без обид, ладно? Я ж просто так спросил! Че сразу звереть-то на глазах?!
– Понимал бы ты… - пробормотал один мужик.
– Да я б и рад понять! - воскликнул я, истово прижимая руку к груди.- Да только не местный я! Вот ей-богу!
– Не местный? А по-русски так лихо трындеть тебя где учили? - с подозрением спросил другой мужик.
– Да искони-то я русский,- продолжая прижимать руку к груди, заговорил я.- Только по стечению жизненных обстоятельств пришлось мне несколько лет провести в глухой загранице. А потом эти же самые обстоятельства меня снова на родину историческую выкинули - прямо в чем мать родила!
– Ясно,- сказал мужик.- А мы поначалу смекнули было, что ты из перебежчиков.
– Из кого?
– Вопросы потом,- веско бросил мужик.- Давай знакомиться.
Он привстал и протянул мне руку над костром:
– Боря.
Я тоже привстал и пожал его руку:
– Степан.
Затем подключился третий персонаж нашей сценки:
– Леня.
– Степан.
За знакомство мы выпили еще по стакану трижды очищенной воды. Тут на меня накатил голод.
– Ребята,- жалобно спросил я,- а похавать у вас ничего не найдется?
Леня вздохнул, порылся в своем рюкзаке. Достал шуршащий пакет, протянул мне:
– Держи.
– Что это? - Я открыл пакет и увидел его содержимое, напоминающее цветной стиральный порошок.
– Сухой паек. Это - картофельное пюре. Но его разводить водой надо, а воду мы экономим. Поэтому ешь всухую. Ешь, ешь, она хоть и на вкус дерьмо, но по калориям - будь здоров!
Себе Леня и Боря достали по такому же пакету, по пластиковой ложке (ложка досталась и мне) и стали споро, но без видимого удовольствия наворачивать этот комбикорм. Я с минуту покривился, а потом голод победил.
– Ничего,- сказал я, жуя пыль с привкусом картошки,- жрать можно.
После того как мы таким образом заправились, само собой, пришло время для разговоров.
– Мужики,- сказал я, покончив с картофельной пылью.- Вы только не думайте, что я дебил там какой или шпион… Вы только скажите мне честно: это Россия?
Леня и Боря хмыкнули:
– А то. Конечно, Россия. Не узнаешь, что ли?
– Не узнаю,- честно ответил я.- Я когда уезжал в Африку, здесь еще были и леса приличные, и речки… И водку пили…
Ребята как-то бледно поглядели на меня.
– Куда ты уезжал? В Африку?
– Да.
– А теперь вернулся?
– Ну да. Так получилось… Мужики, да растолкуйте мне, что вообще в стране творится, я ж отвык!
– Он из Африки… - многозначительно протянул Леня.
– Ну и хрен с ним! - огрызнулся Боря.- Мы, что ли, с Африкой воюем?
Я икнул:
– Россия воюет с Африкой?!
Боря отмахнулся:
– Нет, не вся Россия. И не со всей целиком Африкой, говорю ж тебе. Там же стран - как чешуи на минтае! Россия воюет с НРРВ. Точнее будет сказать, часть России воюет с НРРВ, а оставшаяся часть России протестует против войны и вообще старается укрепить с НРРВ прочные товарищеские взаимовыгодные отношения…
– А что это такое - НРРВ? - спросил я, цепенея.
– Независимая Религиозная Республика Вибути,- пояснил мне Леня и метко плюнул в костер. Его плевок красиво засверкал в пламени костра.
У меня начало шкалить давление. Когда я вслед за Государственной Девственницей перемещаться навострился, я Вибути монархическим государством оставлял! При чем здесь тогда республика?!
– Мужики,- спросил я, боясь услышать ответ,- а какой сейчас год?
Ну прямо осенило меня, да? Проблеск ума во мгле абстинентного синдрома!
– А ты что, не знаешь? - удивились они.
– Не знаю,- ответил я, глядя на них убойно честными глазами.
– Ну, ты вправду странный какой-то… Две тысячи тридцать пятый год на дворе, Степан.
Я молчал до тех пор, пока Леня и Боря не выказали первых признаков беспокойства, то есть примерно полчаса. После чего Леня налил мне стакан воды, и я выпил его залпом, не закусывая.
Они выжидательно посмотрели на меня.
– Ну? - спросил Леня.
– Ну? - подзадорил Борис.
– Мужики,- сказал я,- я гость из прошлого. Из Африки я переместился…
– Как это переместился? - вскинулся Боря.
– Потом,- предостерег его Леня.- Дай человеку сказать.
– В общем, тогда в Африке было тридцать лет назад. То есть две тысячи пятый год. Когда я из нее перемещался. Я думал, что только в пространстве перемещусь. А я еще и во времени… Во у меня пробки-то вышибло… - не очень-то связно забормотал я.
– А что ты делал в Африке? - задал верный вопрос Леня.
Как вы думаете, на что тянет человека после трех выпитых стаканов чистейшей, трижды фильтрованной воды? Правильно, на откровенность.
– Мужики, я вам все как на духу изложу,- пообещал я.- Только вы мне верьте, ладно?
…Свой долгий рассказ я закончил почти перед рассветом. Что интересно, Леня и Боря слушали меня, практически не перебивая. И были внимательны, как операторы пульта управления космическими полетами. Ей-богу! Хотя я, конечно, сроду не видал этих самых операторов. С особенным вниманием мои новые друзья выслушали рассказ о том, как я был воспитателем Государственной Девственницы, а также о том, как эта капризная сущность вдруг ни с того ни с сего решила осчастливить своей Великой Милостью не государство Вибути, а нашу многогрешную Россию-матушку. Я с истинным артистизмом изобразил, как Государственная Девственница стояла, вся осиянная светом своего Перемещения, и как следом за нею бросился я… И как потом оказался почему-то на поляне с неласковой травой и надоедливыми божьими коровками… Как пошел сквозь лес, полагая, что где-то поблизости должна находиться и моя подопечная, то есть Государственная Девственница. Как набрел на стену, потом на лодочную станцию, а потом шел вдоль по берегу странной свинцовой реки…
– Скажи нам спасибо,- прервал тут мой рассказ Борис,- что мы тебя заметили. И вовремя оттащили.
– А что такое? - поежился я.
– В этой реке не вода, а какая-то хренотень химическая. То ли двуокись ртути, то ли никель-кадмиевые сплавы…
– Это ты загнул… - протянул Леня.- Насчет никель-кадмия. Где его сейчас найдешь, кадмий-никель…
– В общем, без разницы нам эта химия, важно другое. Эта химия на человека действует уж очень вредно. Испарениями подышишь - ориентировку на местности теряешь и сознание расплывается, как плевок на сковородке… Минут через пять съезжаешь с катушек и брякаешься в эту реку. И разлагаешься прямо на атомы.
– Да ты что! - вздрогнул я.
– Сам я,- сказал основательно Борис,- на себе такого не испытывал. Но от знающих людей узнал. Так что вовремя мы тебя спасли. Мы же на то здесь с Леней и приставлены - случайно заблудившихся людей спасать. Потому как места эти очень для людей вредные.
– А сами вы не люди, что ли? - хмыкнул я.