– Я думаю, как в свое время Россия перемолола большевизм, приспособила под свою историческую традиционную модель развития, так сейчас мы свидетели интереснейшего эксперимента, как Россия перемалывает навязанный ей индивидуализм и дикий капитализм. Я слышу треск этих костей, процесс пошел… Это проявляется в разных формах. Путин появился в качестве президента именно в ситуации начавшегося перемалывания дикого капитализма. Вспомним, кто назывался преемником Ельцина, это был и Немцов, и Чубайс, и Черномырдин… Почему История остановила свой выбор на Путине? На человеке с имперским прошлым и, судя по многим деталям, с имперским самосознанием в самом хорошем смысле этого слова. Что это – воля полусошедшего с ума от алкоголя и нагрузок, которые его мозг был не способен выдержать, Ельцина? Конечно нет. Это сложнейший выбор коллективной государственной воли. Стрелка политической рулетки долго крутилась, замедлилась у Немцова – да неужели этот? – нет, пошла дальше и уперлась в Путина. Почему? Это признак мистического решения. А улавливает эту мистику прежде всего литература. Писатель непонятно каким образом определяет прорывы в будущее. И Проханов. И Юрий Кузнецов… Скажу даже о себе. В 1993 году я опубликовал повесть «Демгородок», где у меня к власти приходит адмирал Рык. Его называют И. О. Отечества. А у нас был и.о. президента. Он вводит символику: двуглавый орел, держащий в лапах серп и молот. И так далее. Ведь этим путем страна и пошла. Синтез советского и дореволюционного.
– Тому пример – стремление утвердить гимновую музыку Александрова. Я бы даже и слова Сергея Михалкова оставил, лишь вторично модернизировав их. Там всего-то надо поменять десять слов, не более. Ввести Российский Союз. Это и есть твое соединение двуглавого орла с серпом и молотом.
– Я тоже так думаю. Ведь по телевизионному опросу более 60 процентов людей за музыку Александрова. Это и внушает оптимизм. После десяти лет целенаправленного разрушения государственности народ заскучал без этой самой державности и государственности. Лет пять назад приверженцев музыки Александрова было процентов двадцать, не больше, а сейчас – шестьдесят. Это идет процесс перемалывания костей чуждого нам уклада. На выходе из этого процесса создастся уникальная модель, которая совместит в себе взлеты и вершины советской, дореволюционной и постсоветской цивилизации. Не исключено, что это будет та модель, которой потом воспользуется весь мир. Мы оказались в уникальной ситуации. Лет десять назад я с группой писателей был в Америке. На одной из встреч такая агрессивная русистка, услышав от меня слова об уникальности России, занервничала, закричала: «Хватит вам талдычить о вашей уникальности!..» Я говорю: «Дослушайте, в чем уникальность нынешней России: мы – единственная страна, которая, побывав в начальном капитализме в начале века, пережив социализм, теперь опять возвращается в капитализм на новом его этапе. Такой социальный опыт есть только у нас».
– Боюсь, что китайский вариант конвергенции, синтеза социализма и капитализма окажется более удачным. Новый Китай – страна супергородов, новейших технологий и тоже уникального опыта. У нас – один опыт и никаких технологий и супергородов… Тяжело будет выползать из этой ямы. Да и дадут ли нам соседи?
– Наша социалистическая модель была более жизнеспособна, чем китайская. И уровень жизни выше был намного. Оглядываясь на советский период, мы понимаем, что не было роскоши, но вся страна жила в достатке. Если нынешней моделью довольны десять процентов населения, тогдашней моделью были довольны 70–80 процентов. И если бы не мятеж партноменклатуры против партмаксимума, который назвали перестройкой, еще неизвестно, что бы у нас было. Это была революция сверху. Революция партийной верхушки.
– Вот в этом я с тобой абсолютно согласен. Сам уже спорю много лет с Бушиным, Кара-Мурзой, Глушковой и другими «красными» публицистами, что в разрушении Советского Союза не участвовали ни Александр Солженицын и Владимир Максимов, ни НТС, ни диссиденты. Относитесь к эмигрантам и диссидентам как хотите, но Советский Союз разрушила исключительно партноменклатура, никогда Солженицына не читавшая, но мечтавшая о постоянстве и прочности своего положения. Это был бунт временщиков. Сегодня ты – секретарь обкома, завтра тебя сбросили – и ты никто, у тебя нет ничего, ни машин, ни дач, ни денег. Вот это тотальное обуржуазивание советской номенклатуры и привело к краху всей системы. А Солженицын в этой ситуации скорее похож на Ленина, два дня не верившего в Февральскую революцию и свержение монархии, которое тоже произошло без всякой поддержки диссидентов того времени, тоже произошло от обуржуазивания монархической верхушки, тотально предавшей идеалы монархии. Вот две загадки XX века. Наши романтики, как советские, так и монархические, не хотят признавать истину буржуазного гниения своих былых кумиров. Ведь и Белая гвардия была антицаристской, антимонархической, управлялась все той же февральской верхушкой. Вспомним знаменитый Корниловский марш, гимн Добровольческой армии: «Мы былого не жалеем, // Царь нам не кумир, // Лишь одну мечту лелеем: // Дать России мир. // За Россию, за свободу, // Если позовут, // То корниловцы и в воду, // И в огонь пойдут». Типичный либеральный буржуазный гимн. Вот и наша партноменклатура образца 1991 года возжелала буржуазной жизни. Возжелала поместий и долларовых счетов. Им захотелось мгновенно стать хозяевами чужого всенародного добра. Почему бы все Министерство газовой промышленности не разделить на десяток Черномырдиных и эксплуатировать месторождения, не тобой открытые, не тобой разработанные. Форд и Ротшильд – ангелы по сравнению с нашими партократами, они расширяли свои владения, а не присваивали себе общеамериканскую собственность… Но вернемся к твоей мысли, что сегодня наступает время синтеза. Время двуглавого орла с серпом и молотом. Поздновато, но, может быть, и получится. Тоска по значимости и композиционной законченности. Не случайно Михаил Шемякин спокойно одобряет возвращение памятника Дзержинскому на прежнее место. Уходит в прошлое острое противостояние, уходит в прошлое время зла. Все начинает восприниматься конструктивно. Если памятник Дзержинскому на Лубянке организовывает окружающее пространство, то пусть и стоит. Хаос еще хуже. Что хорошего еще можно взять, то и возьмем из любого своего прошлого. Дай бог, чтобы такая уникальная модель утвердилась не только в Китае, но и у нас. Какова будет роль писателя в такой модели общества? Вернемся ли мы к литературоцентричности России? Или писателю и далее суждено положение маргинала?
Быть ли писателю пророком, духовидцем, нравственным учителем, наставником, публицистом или слово будет загнано в уголок для развлечений и отдохновений?
– Думаю, роль духовного арбитра в обществе за русским писателем всегда останется. Мне кажется, сейчас она даже будет возрастать. Это связано с тем, что вся информационная сфера все еще занята разрушительными силами. Не случайно же по телевидению без конца показывают американские фильмы с изображением русских солдат, русских спортсменов, русских разведчиков как полных дебилов. Кто отбирает такие фильмы? Даже среди боевиков есть же и другие американские фильмы, зачем показывать откровенную антирусскую «клюкву» периода холодной войны? Все это делается сознательно, для стирания нашего менталитета, для изменения национального характера. Как противовес стал возрастать голод по писательскому слову. Писатель, будь он либеральный, будь он патриотический, если он талантлив, неизбежно будет противостоять оболваниванию человека.
Он более объективен в силу своего дара. Журналист служит той или иной фирме. Писатель более свободен. Именно поэтому перестали пускать на телевидение Солженицына. Может не то сказать. Крупный известный писатель никому на телевидении не обязан. Он может говорить то, что считает нужным. А если он умный и честный человек, то думает он, как правило, в пользу своего народа. Он часто идет вразрез с манипуляторами общественным сознанием. Я долго вел колонку в нескольких массовых газетах. Приходило много писем. Основной мотив такой: «Знаете, я уже стал считать себя сумасшедшим. По телевизору мне говорят то-то и то-то, а я считаю иначе. Может, я нездоровый человек? Очень умно Познер говорит, очень умно Киселев, а я не согласен. От дурости своей, что ли? И вдруг читаю Вашу колонку и вижу, есть писатель, который думает так же, как я. Значит, моя мысль имеет право на существование? Спасибо Вам за то, что я вновь поверил в себя, в свою разумность…» Когда есть писатели, которые говорят: «Здесь вас обманывают», человеку становится легче жить. То же и в отношении памятника Дзержинскому. Пора нам исторически мыслить. Была определенная историческая эпоха со своими кумирами и идеалами, один из них – Феликс Дзержинский. Вот пусть и стоит как символ своей эпохи. И Николай Второй пусть стоит – как символ другой эпохи. Не надо всю историю подделывать под нового правителя. Не надо срывать следы истории и вновь строить все с нуля. Иначе следующие за нами снесут с неизбежностью памятник Сахарову и сроют могилу Старовойтовой. Мы этого хотим? Те, кто сейчас выступает против памятника Дзержинскому, заведомо обрекают на забвение своих нынешних кумиров. Я – за преемственность истории. Давайте уважать даже заблуждения былых поколений. Когда я об этом написал в своей колонке, тоже пришло много писем и тоже многие согласны со мной. Народ ведь у нас сегодня лишен слова. И писателя удалили с информационного поля как объективно более близкого народному мнению человека. Я знаю, как сегодня боятся писателя на телевидении. Ему ничего нельзя сделать. С работы не уволишь. Когда я в 1993 году в «Комсомолке» первым в массовой прессе, если не считать газету «Завтра», высказался по поводу расстрелов и ельцинского переворота, на меня набросились все либералы. А сегодня те же слова повторяет Гавриил Попов, повторяет даже Григорий Явлинский. Это говорит о том, что писатель в силу своей специфики обязан говорить правду людям. Писатель в этом чем-то близок священнику, но более открыт и откровенен. Не случайно в наше время немало писателей ушли в священники. Они были предрасположены к этому поступку…