Важно, конечно, чтобы за границей учили русский язык, переводили русские книги и учебники. Но возникает вопрос: а зачем? Что нового — после великой литературы ХIХ века, великой победы над фашизмом ХХ века и после крупнейшей геополитической катастрофы — крушения СССР — может дать Россия миру? Нефть и газ? Но для этого русский язык не нужен. Дебоши в Куршавеле? Это вовсе не культурное событие. Писателей, помешанных на поедании кала? Но и это не тот продукт, что спасет хоть одну человеческую душу. Ясно, что от России ждут того, чем она всегда была сильна: идеи, которая даст миру иной, чем нынешнее направление, вектор развития.
Американская мечта понятна. Вполне ясна и идея арабского мира. Сосредоточивается древний, многокровный Китай. Пробуждается миллиардная Индия. А что же Россия?!
Борьба идей была и будет всегда. Как победить? Путь только один — надо быть вместе с истиной. Сражаться за нее и побеждать, а не размениваться на тридцать сребреников. Никогда идеей, вдохновляющей всю нацию, не будет заколачивание денег — просто потому, что их на всех не хватит…
Аналитики пишут: «Русский язык вызывал интерес в трех аспектах, которые можно условно обозначить так: русский язык как язык Ленина, язык Гагарина и язык Пушкина». То есть русский мир держался на трех китах: советском проекте, то есть построении нового общества, которое вызывало огромный интерес во всем мире, заметных достижениях в науке, технике, технологии и нашей великой классической литературе.
Надо ли объяснять, что язык Ленина и язык Гагарина нами почти утрачен? А язык Пушкина? Апелляции к великому прошлому смешны, если они ничем не подкрепляются в настоящем. (А кому наша «пятая власть» раздавала Госпремии по литературе? Вчерашним и нынешним диссидентам, разрушителям государства. Но никогда разрушитель не станет великим и национальным писателем — это закон жизни.)
Пушкин, конечно, написал бессмертные строки: «И долго буду тем любезен я народу, / Что чувства добрые я лирой пробуждал, / Что в наш жестокий век восславил я свободу, / И милость к падшим призывал». Универсальная формула русской культуры и русского мира, воплощенная в русском слове.
Но сегодня, перефразируя известное высказывание, можно сказать, что не «Пушкин наше все», а Путин наше все. Он сегодня — наш Ленин (мюнхенская речь, русский мир), наш Гагарин (нанотехнологии и возрождение авиапрома) и даже наш Пушкин (Год русского языка). Путин — единственный культурный и государственный объединительный символ для подавляющего большинства населения страны.
Хорошо ли это? Не много ли на одного? И почему именно Путин (а не Фрадков, Швыдкой, Соколов, Фурсенко, Кадыров, в конце концов) должен был возвышать голос в защиту русского языка? Что, разве высоким чиновникам было «не велено»? Странная у нас получается демократия — она абсолютна суверенна — никто ничего хорошего для страны делать не спешит. Ждут команды или воли первого лица. До этого: ни-ни! Только имитация бурной деятельности.
Русским много дано, с них много и спросится. Россия в яме — виноваты русские и немножко евреи: как же, «двести лет вместе»! Россия на подъеме — молодцы, все вместе потрудились, мы же многонациональное государство!..
Но Россия у нас, у русских и нерусских, одна, она нуждается в нашей защите, в нашем внимании и в нашей любви.
Когда-то русская культура объединяла нас всех — песни Алексея Фатьянова и «Василий Теркин» Александра Твардовского, «Вставай, страна огромная…» и послевоенная «лейтенантская проза», энергия Лидии Руслановой и голос «писателей-деревенщиков», «Судьба человека» Сергея Бондарчука и «Калина красная» Василия Шукшина. Величие русской культуры зиждется на трех основаниях: милосердии, любви и целомудрии…
За годы, прошедшие со времен распада СССР, трудно вспомнить песню, роман, кинофильм, который стал бы таким — в духе пушкинских заветов — объединительным событием. Для всех — богатых и бедных. Или хотя бы для бедных, потому что их подавляющее большинство и бедными они стали не по своей воле.
На фильм Евгения Матвеева «Любить по-русски» люди собирали средства по рублику, всем миром. Режиссер не обманул зрителей — картина состоялась, она будет жить. Это очевидно.
Слово «любовь» затаскали и замусолили юмористы, репортеры из подпольных публичных домов, сектанты и благотворители. И все же нормальные люди по-прежнему понимают глубокий смысл этого слова. Детям наша любовь дает крылья мечты, работе — большой смысл, государству — лад и согласие. Семья без любви, пусть даже и богатая, несчастна.
Настанет время, когда каждого из нас суд истории спросит: любили ли вы Россию, свою Родину? Что хорошего вы сделали для нее?
Что мы ответим?
«Воспитание чувств» на Сибирской земле
Вампиловский фестиваль в Иркутске собрал 14 театров из России, Польши, Казахстана и Украины. «Домом» для актерской братии стал Иркутский академический драматический театр им. Н. П. Охлопкова — здесь прошли основные показы, сюда стремились вечерами сибиряки, спрашивая «лишний билетик». Рядом с театром — памятник Вампилову, «домашний», вовсе не монументальный, кажется, вот-вот драматург шагнет с невысокого постамента и отправится «в народ». «Сибирский Чехов» ушел из жизни молодым, а сделать успел много — талант его раскрылся сильно и ярко. Символ фестиваля — красная рябина, и ее ветви горели в руках у гостей и участников праздника, в ладони у бронзового Вампилова как напоминание о внешне простых, но незыблемых основах русской жизни.
Об особенностях именно этого праздника говорила на открытии Капитолина Кокшенева, известный театральный и литературный критик: «Есть фестивали экспериментальные, есть гламурные, есть протестные. А здесь в центре стоит человек. Сюда можно смело привезти спектакли по советским классикам — Вампилову, Абрамову, Айтматову. Очень многие вопросы, которые мы задавали советской эпохе, получают в Иркутске, на мой взгляд, правильный ответ. Здесь не рвутся времена, а связываются. Мы не оскорбляем поколение отцов, а пытаемся его понять. На этом фестивале мы все действительно братья и сестры. Он предлагает не развлекаться, а разобраться в себе. Поразмышлять о современности строго и возвышенно».
На Вампиловском фестивале было представлено два спектакля по Федору Абрамову — «Братья и сестры» Льва Додина и «Бабилей» Александра Ерохина. Академический малый драматический театр — Театр Европы из Санкт-Петербурга считался главным гвоздем фестивальной программы, еще бы, «Братьям и сестрам» уже четверть века, с этой постановкой Л. Додин объехал полмира и собрал самые престижные премии и награды. Спектакль в рекламных афишах называли «легендарным», «великим», «прекрасным и страшным гимном», «эстетическим переживанием немыслимой высоты». Что и говорить, иркутянам, куда Театр Европы приехал впервые, конечно, было интересно увидеть своими глазами это «пронзительное послание».
Зрелище и впрямь оказалось весьма поучительным и… в какой-то мере смешным, несмотря на всю трагичность представленного материала (жизнь послевоенной северной деревни с ее бедами и горестями). Публика воскресила в памяти многие «находки» перестроечного театра. Тут и голые актеры (сцена в бане), и сцена свального греха, и непристойные частушки, и истеричная игра актеров, и ложный «символизм», и конечно же густой замес из антисоветчины и самых превратных представлений о том, что есть русская деревня и люди, ее населяющие. Временами возникало сильное сомнение в том, что происходящее на сцене есть реконструкция художественного мира Федора Абрамова — коммуниста и Героя Соцтруда. Конечно, произведения подлинного художника всегда многослойны и многоплановы, но у большого писателя, в отличие, допустим, от актера, одно лицо, и он не может «двоить», правду жизни он выражает во всей целостности и полноте. «Додинцы» же сосредоточились на социальном обличении советского строя и советского человека, это как раз и составляло «второй план» спектакля, но поскольку такая культурная задача давно уже потеряла свою актуальность для зрителей, постановка «забуксовала», и актеры вынуждены были от сцены к сцене нагнетать внешние, «истерические» средства воздействия на публику.
«Бабилею», который играют актеры из объединения «Провинция», тоже больше двадцати лет, но спектакль сей как золушка при мачехиных дочках. Постановка Александра Ерохина известна лишь «в узких кругах», у спектакля, кажется, есть только одна награда — «Золотой Витязь» за 2005 год. Зато иркутский зритель сумел по достоинству оценить увиденное: «Полный эффект присутствия на деревенских посиделках! Открыли занавес — и все пропало, кроме того, что есть на сцене, в деревенской избе. Игра бесподобная! Актрис вообще не видно — бабы и бабы, со своими рассуждениями, горестями, попытками уговорить себя, что так надо, что „Бог велел“. Все подлинное — и говор, и песни, и костюмы» — так отозвалась о спектакле одна из зрительниц. И, действительно, если «додинцы» задержались в перестроечной чернушности, то «бабилейцы» остались на недосягаемой высоте подлинного искусства. Но все это ясно только «по гамбургскому счету», что же касается счета житейского, то здесь все наоборот: снобистская критика отзывается о «Братьях и сестрах» как о вершинах театрального мастерства, а «Бабилей» просто-напросто замалчивает.
Любопытно, что эти же две тенденции прослеживаются и в литературе: давно уже нет СССР, а натуралистическая истерически-перестроечная беллетристика пишется килограммами и получает громкий «пиар». Зато живая, органическая проза, наполненная болью, красотой и гармонией времени, зачастую замалчивается или загоняется в условия самовыживания. И, естественно, ее становится все меньше. В результате страдает зритель и читатель, обворованный дважды — материально и духовно, потому что ядовитый и давно протухший «культурный продукт» ему рекламируют как лекарство, да еще и продают втридорога.